«Уже скоро крушение сгнившей клептократии в ходе системного кризиса приоткроет нам «окно возможностей», даст шанс на мучительное, но возрождение российской цивилизации», - говорится в статье директора Института проблем глобализации Михаила Делягина «Формула России», опубликованной «Независимой газетой». А для этого возрождения, указывает аналитик, мы должны «познать самое себя»: определить хотя бы основные черты русской культуры, программирующие наше поведение. «Ведь культура - это генотип общества: ее базовые черты не меняются. Все русское время, начиная с Киевской Руси до дней сегодняшних, скреплено единой русской культурой», - пишет Делягин.
Среди специфических черт русской культуры автор выделяет ее всечеловечность. «Русская культура - едва ли не единственная, носитель которой a priori воспринимает как человека в социальном смысле слова любого, являющегося человеком биологически. Именно в этом наиболее полно выражается ее всеохватывающий, космический характер. Этот подход настолько органичен для нас, что мы не сознаем его уникальность. (...) Это наш образ жизни, наш метод экспансии. Россия еще во времена Московского царства складывалась как «политическая нация»: как сообщество людей, объединенных ценностями (и даже не образом жизни), и потому открытое для всех, готовых разделять эти ценности. Поэтому мы и считаем равным себе не просто «своего», но всякого, кто может стать «своим»", - отмечает М.Делягин.
И именно эта всечеловечность русской культуры «делает недопустимыми активизировавшиеся попытки оскопить Россию по границам исторически населенных этническими русскими регионов». «Порочность этой идеи, продвигаемой именно либеральными фундаменталистами, - уверен эксперт, - заключается даже не в попытке отдать наши нефть и газ Китаю, а в отрицании русской культуры, ее всечеловеческой сущности, требующей считать «своим» любого, кто осознанной подлостью не доказал обратное».
Другой основополагающей чертой русского национального характера М.Делягин видит стремление к справедливости, к «правде», которая является самостоятельной ценностью, отделенной от практических интересов: «Носитель русской культуры подчиняется осознаваемой им справедливости беспрекословно, что открывает простор для манипуляций и мобилизации. Если мы сознаем то или иное невыгодное для себя явление справедливым, мы принимаем его как должное, а естественная для Запада защита своих интересов в этой ситуации воспринимается как нечто недостойное».
«Вся наша история, - рассуждает далее М.Делягин, - борьба стихийного индивидуализма и неосознаваемой потребности в насильственном внешнем объединении. Победа любого из двух начал разрушает общество, оказываясь временной. Эта внутренняя борьба - одна из движущих сил нашего развития. (...) Принудительное внешнее объединение (в том числе под воздействием объективных причин) свободных внутренне элементов - вот формула российского общества. (...) Гремучая, но гармоничная смесь конкуренции и солидарности, делая общество внутреннее разнообразным и тем самым гибким и жизнеспособным, создает предпосылки для невиданной эффективности. Однако это же свойство предъявляет и весьма суровые требования к качеству управления, значимость которого повышается из-за пассивности общества в «нормальных» обстоятельствах. Внешнее объединение внутренне самостоятельных единиц, вошедшее в плоть и кровь русской культуры, проявляется и как симбиоз ее носителя с государством, самоидентификация отдельной личности как части государства. При этом права личности изначально воспринимаются ею самой как подчиненные интересам страны, воплощаемым в себе (до полного их поглощения) государством».
Поэтому, уверен аналитик, государство - это сверхценность русской культуры. «Не наемный управляющий, не источник социальных гарантий, не служба безопасности. И уж, конечно, не пресловутый «ночной сторож» с министерской зарплатой и замком в Швейцарии, трепетно любимый либеральными фундаменталистами. Государство - единственная форма существования русского народа, доступная нам на протяжении как минимум нескольких столетий. Социальная среда, в которой живет и развивается каждая «ячейка общества». Скрепа, обеспечивающая его существование и развитие. (...) Это не рабство - это неотделенность, слитность, симбиоз с государством отдельного человека и общества в целом. Ощущение государства, даже явно враждебного личности, как «своего» - одна из самых поразительных особенностей русской культуры», - пишет М.Делягин.
Слитность с государством, по его мнению, дает российскому обществу «колоссальную силу, привычно для нашей истории позволяющую совершать невероятное». Именно в ней секрет эффективности и жизнестойкости носителя русской культуры, действующего «заодно» со своим государством, уверен эксперт.
«Но она же, - полагает Делягин, - делает нас не способными даже к простейшей самообороне в ситуациях «оставленности» государством. Когда же государство по тем или иным причинам становится врагом своего народа, носители русской культуры и вовсе оказываются беспомощными до «последнего предела». В этом, кстати, одна из причин высокой роли инокультурных элементов в массовых (и особенно массовых успешных) выступлениях против государства».
«Симбиоз личности с государством неразрушим без разрушения самой русской культуры оэтому попытки внедрения в нашу жизнь без адаптации к этой ее особенности норм, основанных на отделении личности от государства (включая, увы, западные демократические институты), обречены на провал, а при временном успехе они ведут не к гуманизации, но к разрушению общества и уничтожению народа», - уверен аналитик.
Что же касается легендарного русского терпения, выпестованного веками, то, считает Делягин, оно с одной стороны очень удобно любой власти, а с другой - опасно для нее непредсказуемым взрывом, когда оно иссякает. «Оно (недовольство - РЛ) не проявляется, пока не разряжается - внезапно для правящей элиты и с крайней разрушительностью. В результате оно (общество) обрушивается не на конкретный стесняющий его порядок, но на саму идею порядка: «Все дозволено!» Отказ подчиняться охватывает и те сферы жизни, в которых власть действовала разумно. Именно в этом причина «бессмысленности» и «беспощадности» «русского бунта», - считает Делягин.
Другая наша особенность - неспособность жить без «сверхзадачи», возвышающейся над повседневным существованием и придающей ему философский смысл. «Удобное для управленца материальное стимулирование эффективно лишь при наличии «сверхзадачи». Поэтому пропагандисты и священники выполняют непосредственно производственную функцию. Но главное - вторичность материального стимулирования по сравнению с одобрением окружающих, являющимся доказательством «справедливости» действий», - уверен аналитик.
«Важная особенность русской культуры - склонность к штучной уникальной, но не массовой монотонной работе, что связано с потребностью в «сверхзадаче» и с индивидуальным ремесленничеством крестьян. При правильной организации экономики именно это выведет Россию из пагубной конкуренции с Китаем в положение его гармонического дополнения. Ведь культура Юго-Восточной Азии идеально соответствует потребностям конвейерного производства, а русская культура позволяет развивать производство более сложных, «штучных» изделий», - уверен Делягин.
Другая наша черта - «боязнь счастья как греха, нежелание любить себя и принимать себя такими, какими мы есть». «Это прекрасный стимул для самосовершенствования и (при грамотном управлении) модернизации. Однако он же обрекает значительную часть народа на психологическое неблагополучие, подрывающее конкурентоспособность». В целом же, уверен Делягин, учет особенностей русской культуры позволяет, как многократно показывала практика, добиваться непредставимых для иных культур результатов. «Добьемся их и мы - в уже обозримом будущем», - оптимистично заключает эксперт.
Среди специфических черт русской культуры автор выделяет ее всечеловечность. «Русская культура - едва ли не единственная, носитель которой a priori воспринимает как человека в социальном смысле слова любого, являющегося человеком биологически. Именно в этом наиболее полно выражается ее всеохватывающий, космический характер. Этот подход настолько органичен для нас, что мы не сознаем его уникальность. (...) Это наш образ жизни, наш метод экспансии. Россия еще во времена Московского царства складывалась как «политическая нация»: как сообщество людей, объединенных ценностями (и даже не образом жизни), и потому открытое для всех, готовых разделять эти ценности. Поэтому мы и считаем равным себе не просто «своего», но всякого, кто может стать «своим»", - отмечает М.Делягин.
И именно эта всечеловечность русской культуры «делает недопустимыми активизировавшиеся попытки оскопить Россию по границам исторически населенных этническими русскими регионов». «Порочность этой идеи, продвигаемой именно либеральными фундаменталистами, - уверен эксперт, - заключается даже не в попытке отдать наши нефть и газ Китаю, а в отрицании русской культуры, ее всечеловеческой сущности, требующей считать «своим» любого, кто осознанной подлостью не доказал обратное».
Другой основополагающей чертой русского национального характера М.Делягин видит стремление к справедливости, к «правде», которая является самостоятельной ценностью, отделенной от практических интересов: «Носитель русской культуры подчиняется осознаваемой им справедливости беспрекословно, что открывает простор для манипуляций и мобилизации. Если мы сознаем то или иное невыгодное для себя явление справедливым, мы принимаем его как должное, а естественная для Запада защита своих интересов в этой ситуации воспринимается как нечто недостойное».
«Вся наша история, - рассуждает далее М.Делягин, - борьба стихийного индивидуализма и неосознаваемой потребности в насильственном внешнем объединении. Победа любого из двух начал разрушает общество, оказываясь временной. Эта внутренняя борьба - одна из движущих сил нашего развития. (...) Принудительное внешнее объединение (в том числе под воздействием объективных причин) свободных внутренне элементов - вот формула российского общества. (...) Гремучая, но гармоничная смесь конкуренции и солидарности, делая общество внутреннее разнообразным и тем самым гибким и жизнеспособным, создает предпосылки для невиданной эффективности. Однако это же свойство предъявляет и весьма суровые требования к качеству управления, значимость которого повышается из-за пассивности общества в «нормальных» обстоятельствах. Внешнее объединение внутренне самостоятельных единиц, вошедшее в плоть и кровь русской культуры, проявляется и как симбиоз ее носителя с государством, самоидентификация отдельной личности как части государства. При этом права личности изначально воспринимаются ею самой как подчиненные интересам страны, воплощаемым в себе (до полного их поглощения) государством».
Поэтому, уверен аналитик, государство - это сверхценность русской культуры. «Не наемный управляющий, не источник социальных гарантий, не служба безопасности. И уж, конечно, не пресловутый «ночной сторож» с министерской зарплатой и замком в Швейцарии, трепетно любимый либеральными фундаменталистами. Государство - единственная форма существования русского народа, доступная нам на протяжении как минимум нескольких столетий. Социальная среда, в которой живет и развивается каждая «ячейка общества». Скрепа, обеспечивающая его существование и развитие. (...) Это не рабство - это неотделенность, слитность, симбиоз с государством отдельного человека и общества в целом. Ощущение государства, даже явно враждебного личности, как «своего» - одна из самых поразительных особенностей русской культуры», - пишет М.Делягин.
Слитность с государством, по его мнению, дает российскому обществу «колоссальную силу, привычно для нашей истории позволяющую совершать невероятное». Именно в ней секрет эффективности и жизнестойкости носителя русской культуры, действующего «заодно» со своим государством, уверен эксперт.
«Но она же, - полагает Делягин, - делает нас не способными даже к простейшей самообороне в ситуациях «оставленности» государством. Когда же государство по тем или иным причинам становится врагом своего народа, носители русской культуры и вовсе оказываются беспомощными до «последнего предела». В этом, кстати, одна из причин высокой роли инокультурных элементов в массовых (и особенно массовых успешных) выступлениях против государства».
«Симбиоз личности с государством неразрушим без разрушения самой русской культуры оэтому попытки внедрения в нашу жизнь без адаптации к этой ее особенности норм, основанных на отделении личности от государства (включая, увы, западные демократические институты), обречены на провал, а при временном успехе они ведут не к гуманизации, но к разрушению общества и уничтожению народа», - уверен аналитик.
Что же касается легендарного русского терпения, выпестованного веками, то, считает Делягин, оно с одной стороны очень удобно любой власти, а с другой - опасно для нее непредсказуемым взрывом, когда оно иссякает. «Оно (недовольство - РЛ) не проявляется, пока не разряжается - внезапно для правящей элиты и с крайней разрушительностью. В результате оно (общество) обрушивается не на конкретный стесняющий его порядок, но на саму идею порядка: «Все дозволено!» Отказ подчиняться охватывает и те сферы жизни, в которых власть действовала разумно. Именно в этом причина «бессмысленности» и «беспощадности» «русского бунта», - считает Делягин.
Другая наша особенность - неспособность жить без «сверхзадачи», возвышающейся над повседневным существованием и придающей ему философский смысл. «Удобное для управленца материальное стимулирование эффективно лишь при наличии «сверхзадачи». Поэтому пропагандисты и священники выполняют непосредственно производственную функцию. Но главное - вторичность материального стимулирования по сравнению с одобрением окружающих, являющимся доказательством «справедливости» действий», - уверен аналитик.
«Важная особенность русской культуры - склонность к штучной уникальной, но не массовой монотонной работе, что связано с потребностью в «сверхзадаче» и с индивидуальным ремесленничеством крестьян. При правильной организации экономики именно это выведет Россию из пагубной конкуренции с Китаем в положение его гармонического дополнения. Ведь культура Юго-Восточной Азии идеально соответствует потребностям конвейерного производства, а русская культура позволяет развивать производство более сложных, «штучных» изделий», - уверен Делягин.
Другая наша черта - «боязнь счастья как греха, нежелание любить себя и принимать себя такими, какими мы есть». «Это прекрасный стимул для самосовершенствования и (при грамотном управлении) модернизации. Однако он же обрекает значительную часть народа на психологическое неблагополучие, подрывающее конкурентоспособность». В целом же, уверен Делягин, учет особенностей русской культуры позволяет, как многократно показывала практика, добиваться непредставимых для иных культур результатов. «Добьемся их и мы - в уже обозримом будущем», - оптимистично заключает эксперт.
