В преддверии столетнего юбилея русской революции взоры многих людей обращаются к тем сложным и драматическим событиям нашей истории. Однако в целом мы вынуждены признать, что большинство исследователей, публицистов, общественных и политических деятелей вслед за советской традицией в первую очередь склонны к обсуждению событий Октября. В то же время теме Февральской революции, которая положила начало коренного изменения государственного строя России, и в прессе, и в научных работах уделяется гораздо меньше внимания. Что уж говорить об освещении вопроса влияния Февральской революции на судьбу русского православия и роли Церкви в скоротечную эпоху Временного правительства. Конечно, здесь нельзя не отметить работы М. А. Бабкина, С. С. Бычкова, С. А. Голубцова, П. Г. Рогозного, С. Л. Фирсова. Однако их количество не идет ни в какое сравнение с числом исследований, посвящённых истории Церкви в период установления советской власти. Сегодня мы с вами постараемся разобраться в той непростой ситуации, которая сложилась в Российской Православной Церкви накануне Февральской революции и в первые дни марта 1917 года.
Предыстория: Синодальный период
По словам А. И. Деникина, к 1917 году "в государстве не было ни одной политической партии, ни одного сословия, ни одного класса, на которое бы могло бы опереться царское правительство". Но как же так получилось, что царь в какой-то момент потерял поддержку самой главной своей опоры - российского православия?
Причины этих событий надо искать в сложившейся в Российской империи системе церковно-государственных отношений. Как известно, реформы Петра I затронули все сферы русского общества начала XVIII века. Изменения не обошли стороной и церковную жизнь. И хотя в вопросы догматики царь старался не вмешиваться, в то же время им была санкционирована череда крупных преобразований в сфере церковного управления. Боясь появления второго Никона, Пётр вначале препятствует избранию нового патриарха (с 1700 года православной церковью в России руководит местоблюститель патриаршего престола - митрополит Стефан (Яворский)), а затем и вовсе заменяет институт патриаршей власти коллегиальным органом - синодом. В Духовном регламенте, составленном идеологом этих преобразований архиепископом Феофаном (Прокоповичем), причины этих преобразований будут открыто указаны: «От соборного правления нельзя опасаться отечеству мятежей и смущения, какие могут произойти, когда в челе церковного управления находится один человек: простой народ не знает, как различается власть духовная от самодержавной, и, удивленный славою и честию верховного пастыря церкви, помышляет, что этот правитель есть второй государь, самодержцу равносильный, или еще и больше его, и что духовный чин есть другое лучшее государство, и если случится между патриархом и царем какое-нибудь разногласие, то скорее пристанут к стороне первого, мечтая, что поборают по самом Боге». Но как покажет история, даже будучи коллегиальным по своему характеру, синод всё-таки однажды «взбунтуется».
В качестве контролера за деятельностью синода был поставлен светский чиновник - обер-прокурор. На первоначальном этапе данные изменения не могли сильно повлиять на положение православной церкви, однако заложили основание новой формы государственно-церковных отношений.
На первоначальном этапе синодальная реформа не могла сильно повлиять на положение православной церкви.
Кардинальные изменения стали заметны только во второй половине XVIII века. Первоначальный характер петровских преобразований, нашедший свое отражение в церковно-государственных отношениях "обоюдной службы" Церкви - христианскому государству, и христианского государства - Церкви, с увеличением дворянских сословных привилегий был постепенно нивелирован. В 1764 году Екатерина II начинает кампанию секуляризации церковных земель. Вслед за этим тут же последовало закрытие и выведение за штат почти двух третей всех русских монастырей. Постепенно расширялись полномочия и светского чиновника Св. Синода. Начиная с графа Н. А. Протасова (1836-1855) обер-прокурор приобретает право решающего голоса, а сама Церковь превращается в "ведомство православного исповедания". Желание управлять Церковью доходило иногда до абсурда. Так, в акте о престолонаследии от 1797 году российские императоры именовались "Главою Церкви", в то время как согласно христианским представлениям Главой Церкви является только Иисус Христос.
"Последней каплей" переполнившей чашу терпения церковных иерархов
накануне революций 1917 года, стала череда рукоположений епископов,
считавшихся
с подачи СМИ и протвиников монархии ставленниками Григория Распутина
(далеко не всегда обоснованно). Так, якобы с подачи "царского друга"
были поставлены митрополиты Петроградский Питирим (Окнов) и Московский
Макарий (Невский), епископы Тобольский Варнава (Накропин) и Саратовский
Палладий (Добронравов), а также некоторые другие. Такое вмешательство
(мнимое - ред.) в церковные дела человека не просто светского, но ещё и
безродного, подозреваемого в хлыстовстве, не могло не вызывать
раздражение среди остальных архиереев.
Весь этот комплекс причин, как считается, привёл к тому, что к моменту революции большинство церковных иерархов отказалось поддержать пошатнувшуюся царскую власть.
Церковь и революция
Конечно, говорить о том, что накануне революции вся Церковь была настроена враждебно к монархии, безосновательно. Если бы это было так, то в первые же дни февральского бунта не были бы арестованы и смещены некоторые видные епископы. Новые власти старались выставить чистки как естественный процесс борьбы с засильем "распутинцев", однако среди арестованных оказались и архиереи, никак не связанные с "царским другом", но в то же время отличавшиеся монархическими взглядами. Так 18 марта 1917 года был уволен на покой последовательный защитник монархии епископ Сарапульский и Елабужский Амвросий (Гудко).
В первые же дни февральского бунта были арестованы и смещены с занимаемых кафедр некоторые видные епископы.
Прояснить отношение русского духовенства к событиям февральской революции можно на основании анализа различных позиций его представителей: членов официальных церковных органов и отдельных священнослужителей как в столицах, так и на местах. С одной стороны мы можем с уверенностью говорить об определенном противопоставлении Св. Синода царскому правительству. Почти за неделю до свержения Царя Мученика Николая Александровича II (26 февраля) к Св. Синоду обратился товарищ обер-прокурора князь Н.Д. Жевахов с просьбой выпустить воззвание в защиту монарха. Однако ни эта просьба, ни последовавшее на следующий день аналогичное прошение уже самого обер-прокурора Н.П. Раева не были удовлетворены. Никакого воззвания ни за монарха, ни в целом за монархию не последовало. Современники связывают это событие с личной обидой первенствующего члена Св. Синода митрополита Владимира (Богоявленского), который по решению Императора в 1915 был переведен с Петроградской кафедры на Киевскую.
Почти за неделю до свержения Царя Мученика Николая Александровича II (26 февраля) к Св. Синоду обратился товарищ обер-прокурора князь Н.Д. Жевахов с просьбой выпустить воззвание в защиту монарха. Однако ни эта просьба, ни последовавшее на следующий день аналогичное прошение уже самого обер-прокурора Н.П. Раева не были удовлетворены.
В то же время 2 марта, то есть в день отстранения от власти Государя Императора Николая II, но еще за несколько часов до него, было проведено частное собрание элиты русского духовенства, среди которой присутствовали и шестеро действующих членов Св. Синода. Заслушивали прошение об увольнение на покой, арестованного накануне, петроградского митрополита Питирима (Окнова). Помимо этого, на собрании было принято решение наладить контакт с Временным правительством, только-только сформированном Исполнительным комитетом Государственной Думы. А уже через два дня состоялось первое официальное заседание Св. Синода после свержения монархии, на котором новый обер-прокурор В.Н. Львов объявил присутствующим об освобождении Церкви от опеки государства. «Двести лет Православная Церковь пребывала в рабстве. Теперь даруется ей свобода. Боже, какой простор!» - радостно констатировал новгородский епископ Арсений (Стадницкий). Из зала заседаний было вынесено царское кресло, при этом несли его сам В.Н. Львов и первенствующий член синода - митрополит Владимир. Вслед за креслом, отправленным в музей, иерархи намеревались оправить в кладовку истории и старый синодальный порядок, заложенный еще Петром.
Вскоре политические изменения нашли свое отражение и в литургической практике. 7 марта было издано определение, предписывающие "во всех случаях за богослужениями вместо поминовения царствовавшего дома возносить моление "о Богохранимой Державе Российской и Благоверном Временном Правительстве"". Современный российский исследователь М.А. Бабкин подмечает в этом коротком определении дополнительный скрытый смысл. Как мы можем заметить, Императорский Дом Романовых этим документом определялся как "царствующий", хотя решение о полном отказе от правления Романовых могло принять только Учредительного собрания. Таким образом, по мнению М.А. Бабкина, получается, что Св.Синод приступил к десакрализации старой власти еще задолго до ее официального демонтажа. И хотя рассуждения исследователями кажутся справедливыми, хочется задать вопрос: «Действительно ли, обнаруженный нами, смысл подразумевался самими авторами этих строк?»
С уверенность можно утверждать, что другие синодальные определения (например, от 6 и от 9 февраля) были более обтекаемы в своих формулировках. В них особо подчеркивалась неопределенность наступающего этапа российской истории, временный характер нового правительства, которое должно было существовать только до "установления в Учредительном Собрании образа правления". Нетрудно догадаться, что подобная чехарда высказываний свидетельствует скорее о замешательстве большинства (но, конечно, не всех) высших церковных иерархов, их непонимании сложившейся ситуации. Красочным примером подобной неразберихи может являться поведение томского епископа Анатолия (Каменского). Сперва 11 марта он благословляет знамя Союза русского народа, но затем 14 марта объявляет смену власти актом «свершившейся воли Божией» и призывает свою паству принять новое правительство. Быть может, это было сделано из желания не допустить братоубийственной войны?
Отстранение от власти Царя Мученика Николая Александровича, личные обиды на Царя части авторитетных епископов и общие антимонархические настроения в обществе - всё это формировало в церкви ощущение предрешенности судьбы русской монархии. И даже в том случае, когда отдельные архиереи лично поддерживали старый строй, они редко переходили к активным действиям.
Тех, кто открыто не принял новую власть, можно было буквально пересчитать по пальцам. С уверенностью мы можем отнести к их числу епископов Астраханского Митрофана (Краснопольского), Елисаветградского Прокопия (Титова), Екатеринославского Агапита (Вишневского), Петропавловского Мефодия (Красноперова), Тобольского Гермогена (Долганова), а также ректор Московской духовной академии викарного епископа Волоколамского Феодора (Поздеевского) и архиепископа воронежского Тихона (Никанорова).
Самым активным противником Временного правительства оказался Астраханский архиерей. Так, епископ Митрофан запретил астраханскому духовенству совершать торжественные молебны по случаю происходящих революционных событий. Подобным образом поступил и Воронежский владыка, который не позволил организовать целодневный звон в честь установления народовластия.
Не все было однозначно и на местах. Современный исследователь А.Н. Корнеев приводит сведения, что "Епископ Олонецкий и Петрозаводский получил от новых властей одного из уездных городов Олонецкой губернии телеграмму: «Вытегорский исполком, осведомившись, что некоторые священники Вытегорского уезда восстанавливают население против Временного правительства, просит принять в этом отношении срочные меры»". Подобные обвинения сыпались и на священника с. Калинниково Юрьевецкого уезда Костромской области, который с 2 по 8 апреля в своих проповедях на пасхальной неделе говорил, что все беды для России кончаться, если "снова будет старое правительство во главе с Царём-батюшкой". В первые месяцы революции были обвинены в монархической агитации священник Полтавской губернии Полтавского уезда А. Ильяшевич, священник села Троицкого Ново-Оскольского уезда Воронежской губернии Апошанский, а также многие священники Тамбовской, Екатеринбургской, Таврической, Оренбургской, Тверской, Херсонской и Казанской губерний. Таким образом, мы можем увидеть, что в среде духовенства единства по политическим вопросам не наблюдалось.
Заключение
Несмотря на то, что в современной публицистике принято говорить о февральской революции, как о "неожиданном событии", "стихии", это все-таки не совсем соответствует действительности. Многие современники впоследствии признавали, что ощущения скорых перемен витали в воздухе, правда, тогда еще никто не мог даже и помыслить, насколько кардинальными они будут. Многие полагали, что возможен скорый дворцовый переворот, восшествие на престол великого князя Михаила и провозглашение конституционной монархии. В числе сторонников таких преобразований были лидер «кадетов» П.Н. Милюков и лидер «октябристов» А.И. Гучков. Последний, получив акт об отречение Николая II, тут же отправился в воинские казармы, где обнародовал его перед солдатами, завершив свое чтение словами "Да здравствует Император Михаил!" Разумеется, определенные политические группы были склонны к более радикальным переменам, ожидая установление республики. Не было политического единства и в самой Церкви. Среди ее членов были и те, кто был предан монархии, и те, кто искренне верил в идеалы республики. Вызывает сожаление, что
https://stbasil.center/2017/03/06/tserkov-i-revolutsia/на важнейшем для нашего Отечества этапе исторического пути для многих подданных империи, включая представителей духовенства, политические, личные или корпоративные интересы оказались выше заповедей православной веры.
