Завершившиеся Юбилейные XXV Международные Рождественские чтения были посвящены юбилею русской революции 1917 г. Впервые, на мой взгляд, после «белого» Февраля и «красного» Октября 17-го и предательского декабря 1991 г. о революции в России заговорили серьезно, вдумчиво и попытались обойтись без идеологических штампов. Торжественное празднование «Великого Октября» осталось в советском прошлом; антисоветская истерия медийных либералов, модная в 90-е гг., становится все менее популярна; самое время отметить спорную историческую дату «по-умному» - целомудренно, целостно, православно, по-русски. Размышляя над выступлениями Святейшего Патриарха Кирилла, слушая речи государственных мужей и известных пастырей, участвуя в работе некоторых секций, я понял, что в 2017 г. Церковь и государство «симфонически» задали друг другу и поставили перед обществом главный вопрос столетия - кто мы? Столетний юбилей русской революции открылся вопросом о русской идентичности.
XX век показал нам целую панораму разных русских - теряющих и вновь обретающих веру, утрачивающих территории и снова их возвращающих, созидающих великую русскую культуру и после снова разрушающих ее, мыслящих себя единым народом и опять забывающим это на какое-то время. Русская идентичность проявляла себя за истекшее столетие в трех формах - трех ипостасях: в православно-имперском подданном, в советском человеке и в несуразном виде «россиянина». Идеологии менялись, а что-то центровое, смыслообразующее, присущее только русскому цивилизационному типу (вспомним Н.Я. Данилевского) сохранялось. И именно на этот цивилизационный код русского народа и ополчались все бесы революции - и 1917 и 1991 гг. Диавольским революционным делом в расчленении русской истории XX века являются как раз любые попытки отождествить «настоящую» Россию лишь с одной какой-то исторической ипостасью, а другие модели выкинуть, осмеять, осудить, отречься от них. Проблема осмысления русской идентичности начинается с «собирания русской истории», как некогда Московская Русь начиналась с собирания русских земель.
Русская идентичность проявляла себя за истекшее столетие в трех формах - трех ипостасях: в православно-имперском подданном, в советском человеке и в несуразном виде «россиянина».
Об этом «контрреволюционном» историософском деле, кстати, напомнил Святейший Патриарх Кирилл, выступая в Государственной Думе на V Рождественских Парламентских встречах: «Еще в 2014 году Всемирный русский народный собор предложил концепцию примирения истории, призвав наше общество признать, что, какими бы ни были в нашем прошлом трудности или достижения, это нáш опыт, это болезненные уроки или примеры для подражания». Важно отметить, что речь идет именно о примирении истории - о соединении по живому разорванных ее кусков, а не о пресловутом примирении «красных» и «белых». Ни тех, ни других уже давно нет, и нелицеприятный суд над ними вынесет Господь Бог. А нам неплохо было понять, наконец, какие идеалы, которые и те, и другие исповедовали и за которые, кстати, умирали и убивали, являются исконно русскими (пусть даже и трансформированными до неузнаваемости), а какие надуло лишь ветром революционного времени.
Вполне справедливо Патриарх, открывая Чтения в Кремле, выразился и о консолидирующей роли Церкви за минувшее столетие: «Русская Православная Церковь является единственным социальным институтом, не терявшим преемственности на всем протяжении истории стран ее канонической ответственности: дореволюционной истории во всем многообразии ее эпох, советской и постсоветской истории».
Однако, внутри самой Церкви, перед ее сегодняшними клириками и мирянами, стоит та же проблема, что и перед всем остальным российским обществом - проблема исторической самоидентификации. Сегодня верующие РПЦ, как и все остальные граждане на постсоветском пространстве, не имеют единого исторического прошлого за XX век: кто-то идеализирует Российскую империю, кто-то выступает за возрождение Советского Союза, фанатичные либералы бьются за «розовое христианство» и «гражданское общество». Основная же масса простых людей вообще дезориентирована в своей истории. И эта тема тоже прозвучала в патриаршем докладе: «В 1990-е годы возник идейный хаос, за которым последовала ценностная дезориентация народа». Многие из наших сограждан, рожденных и воспитанных в СССР, пришедших к Церкви в 90-е гг. и сбитых с толку «общественным мнением» подконтрольных либеральных СМИ и псевдоисторическими «разоблачениями», уже просто отказались от попыток что-либо осмыслить. Фактами и «сенсациями XX века» наелись уже, по-моему, все, а единой новейшей русской историософии не сформулировал никто. У нас есть полумифические «православные» сталинисты, стилизованные казаки, интеллигентствующие «власовцы», патриоты-монархисты, «православные» либералы-«болотники» - большинство из них считает себя принадлежащими к Православной Церкви. К сожалению, это не леонтьевская «цветущая сложность», а глубокий общероссийский мировоззренческий кризис, связанный с затянувшимся процессом переформатирования русского человека на протяжении всего минувшего столетия.
Многие из наших сограждан, рожденных и воспитанных в СССР, пришедших к Церкви в 90-е гг. и сбитых с толку «общественным мнением» подконтрольных либеральных СМИ и псевдоисторическими «разоблачениями», уже просто отказались от попыток что-либо осмыслить.
Память Новомучеников и исповедников Российских, о которых, естественно, неоднократно вспоминали на Рождественских чтениях, необходимо очищать от идеологических либеральных предрассудков антисоветского тренда 90-х и начала 2000-х гг. Жертвы политических репрессий из диссидентского списка не должны ставиться на одну доску с пострадавшими за Христа. Пора прекратить искусственно противопоставлять репрессии 1930-х гг. Победе 1945 г. и предлагать современным русским людям моральную капитуляцию в виде «всенародного покаяния» за «советское прошлое» - с подобной антиобщественной инициативой уже не один год выступает секта свящ. Георгия Кочеткова, причем, в том числе, в рамках Рождественских чтений. Подобные «покаяльные» идеи направлены лишь на еще большее разобщение наших граждан, способствуют переписыванию истории, идут вразрез с позицией Президента России, признавшего развал Советского Союза «геополитической катастрофой», и потому им не место на церковно-государственных форумах.
Во многом уже по инерции, но все еще культивируется в церковно-научном сообществе либеральная «переоценка» истории: «белые» - хорошие, «красные» - плохие; уважаешь Сталина - ты с палачами, а не с мучениками; большевицкий переворот ужасен, а Февраль «неоднозначен» и т.п. К сожалению, подобные подходы встречались и на нынешних Рождественских чтениях. Прот. Александр Салтыков на одной из секций, вспоминая о. Всеволода Шпиллера, вновь обличал «советизм» (зачем так подчеркнуто пользоваться идеологическими штампами американских советологов времен «холодной войны»?) как самый ужасный режим за всю историю человечества. При этом докладчиком не уточнялось, что сама русская эмиграция была далеко неоднородна, и отношение к СССР там было тоже неоднозначным, особенно после Победы 1945 г. Справедливо отмечая революционный характер по созданию образа «нового советского человека», нельзя обходить молчанием не менее разрушительную либеральную атаку на русскую идентичность после 1991 г. Нельзя замалчивать и Февраль 1917 г. Почему-то не первый раз я замечаю, что представители Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета в изучении подвига Новомучеников и исповедников Российских не делают акцента на тот духовный урок, который извлекли сами страдальцы из последующих гонений.
Февральскую революцию Церковь приняла. Не было выпущено ни одного послания по поводу отречения императора - разослали по епархиям лишь циркуляры с поминовением «благоверного» Временного правительства на ектеньях. Глубоким трагизмом наполнен символический акт выноса царского кресла из зала заседаний Синода, в котором вместе с революционным обер-прокурором Львовым участвовал и митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) - первый священномученик. Высшее духовенство, как отмечают историки, вообще сильно «революционизировалось» в период между Февралем и Октябрем 1917 г. Будущий священномученик архиепископ Омский Сильвестр массово освобождал свою паству от присяги царю по чину из Большого Требника «На разрешение связующих себя клятвой». Известный впоследствии исповедник архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) на пастырском собрании в своей епархии так характеризовал «завоевания» Февраля: «Двести лет Православная Церковь пребывала в рабстве. Теперь даруется ей свобода. Боже, какой простор!» Подобных фактов есть немало, но они служат не к очернению памяти Новомучеников, а к тому, чтобы взглянуть на безбожные гонения глазами самих пострадавших за веру. А многие из них воспринимали эти гонения как искупление за революционное помрачение и предательство царя. Этого урока нельзя забывать, если мы хотим иметь преемство с нашими святыми и сохранить государство. Определенный революционно-религиозный момент, схожий с ситуацией февраля-марта 1917 г., вполне созрел к началу 2012 г., когда белоленточные революционеры ждали, что Патриарх не поддержит Президента, как в свое время Святейший Синод не поддержал Николая II. Не вышло, слава Богу.
Святейший Патриарх цитировал Ивана Ильина - его статью «Русская революция была катастрофой». А ведь в этой краткой заметке русский философ рассуждает не об октябрьском перевороте, а о Феврале. Когда же вспоминаешь, как сопротивлялись церковные либералы уже в 90-е гг. канонизации Царской семьи; когда смотришь, какую яростную информационную компанию разворачивают нынешние революционеры против установки памятника Ивану Грозному; какой поднимают вой против попыток объективно взглянуть на личность Григория Распутина; когда появляются лживые исторические монографии новых «февралистов» (вроде Зубова или Акунина), написанные все с тех же позиций Февраля (только теперь еще на западные гранты), хочется вслед за Ильиным сказать: они «доселе восхищаются своим "февральским" безумием».
Определенный революционно-религиозный момент, схожий с ситуацией февраля-марта 1917 г., вполне созрел к началу 2012 г., когда белоленточные революционеры ждали, что Патриарх не поддержит Президента, как в свое время Святейший Синод не поддержал Николая II. Не вышло, слава Богу.
Может быть, потому вопрос о русской идентичности так долго откладывался в нашем обществе, что «февральское» безумие еще не кончилось. Да, Патриарх на Чтениях сказал много верного и справедливого об общих духовно-нравственных ценностях, культурных смыслах, об общей связи прошлого и будущего, но все эти задачи должны быть в первую очередь решены Церковью. Внешнее церковное разделение было во многом преодолено воссоединением с РПЦЗ в 2007 г. Что такое Русский мир на уровне интуиции мы почувствовали после «Русской весны» 2014 г. Теперь Церкви необходимо преодолеть внутреннее мировоззренческое разделение народа, связанное с революционными потрясениями. Связать воедино вечную эсхатологическую русскую идею о православном «третьем и последнем Риме» (а это и есть единственная русская историософия), наследие Российской империи (особенно в территориях) и идеалы социальной справедливости (то, что по сравнению с нынешним положением дел, так часто вспоминается из советского прошлого) - на решение этой задачи нам отпущено не так уж времени. Вопрос о русской идентичности 1917-2017 гг. пока так и остается открытым.
Диакон Илья Масловhttps://stbasil.center/2017/01/31/yubileynyie-rozhdestvenskie-chteniya-ost/
