Период Великой Отечественной войны стал переломным для катакомбного движения. Ее начало было положительно воспринято частью ИПХ, рассчитывавшего на быстрое падение безбожной власти. В период оккупации территории Украины катакомбные общины получили определенные возможности развития, чему способствовала и квазирелигиозная политика нацистской Германии, а также союзной ей Румынии, являвшаяся продуманным элементом информационно-психологической войны, инструментом социально-психологического раскола общества и подрыва духовно-культурной идентичности славянских народов(1). В целом германская администрация первоначально активно поддерживала церковных сепаратистов и способствовала созданию автокефальной Украинской Церкви в противовес возникшей на несколько месяцев раньше автономной Церкви в составе Московского Патриархата.
Целесообразно учесть и другое обстоятельство, стимулировавшее послевоенные оперативные мероприятия против представителей ИПЦ и ИПХ. Поскольку эти конфессиональные течения все более приобретали черты особой формы социального протеста, то среди участников общин ИПЦ заметное место занимали зажиточные крестьяне, другие представители крестьянства, не принявшие коллективизации, гонений на Церковь, и пострадавшие от политики раскулачивания, ее репрессивного сопровождения (в т. ч. - принудительной высылки в отдаленные районы СССР), а также в ходе незаконных репрессий «большого террора» 1936-1938 гг.
Трудный выбор
Во время немецкой оккупации только на Украину вернулось до 20 тыс. «раскулаченных» зажиточных крестьян. По сведениям органов НКГБ УССР, стремясь отомстить советской власти и непосредственным обидчикам, часть вернувшихся «кулаков» создавала самодеятельные группы с целью восстановления своего имущественного положения, сведения счетов с представителями власти и колхозного актива. Немало подобных групп стало на путь сотрудничества с оккупационной администрацией и спецслужбами противника и, помимо расправы над обидчиками, приняло участие в карательных мероприятиях против партизан и подпольщиков. Всего после изгнания оккупантов органы госбезопасности в Украинской ССР ликвидировали 125 «антисоветских кулацких групп», арестовав 1130 человек(2). Розыскные мероприятия, направленные на поиск данной категории активных коллаборационистов после 1945 г., усиливали внимание оперативных подразделений к среде ИПЦ и ИПХ, участники которых нередко находились на нелегальном положении и ранее являлись противниками коллективизации. В 1944 г. большинство выявленных истинно-православных на неоккупированной европейской части СССР было депортировано или заключено в лагеря, в последующие два года происходило жесткое преследование их на бывших оккупированных территориях.
О том, что общины ИПЦ попадали в разработку НКГБ УССР сразу же по мере освобождения Украины, свидетельствуют положения директивы № 1328/с от 22 июля 1944 г. главы ведомства Сергея Савченко: «По имеющимся в НКГБ УССР сведениям, на территории областей Украины существуют "дикиеˮ приходы, нелегальные монастыри и скиты православной церкви, не подчиненные Московской патриархии и считающие себя "истинно-православной церковьюˮ на том основании, что руководители патриархии "продалисьˮ советской власти». В директиве указывалось, что в Харьковской области и на Донбассе распространение получили «подгорновцы», а в Херсонской области - «прокопиевцы», отказывающиеся от подчинения архиереям Московского Патриархата.
Прелесть самозванства
Вид на престол подземного храма ИПЦ (1950 г., г. Чугуев Харьковской обл., оперативная съемка)
В начале 1944 г. контрразведчики по данным агента «Попова» ликвидировали т. н. церковно-монархическую организацию (свыше 20 участников), действовавшую под видом ставропигиального монастыря под руководством архимандрита Михаила (Костюка)(3). «Группа Костюка» имела «филиалы» в Сталинской (Донецкой) и Ворошиловградской областях. Себя о. Михаил именовал «самодержцем Всероссийским» и «патриархом Всея Руси», а его помощница схиигуменья Михаила(4) - «великой княгиней Елизаветой».
Согласно оперативно-следственным материалам НКВД-НКГБ, упомянутая монахиня Михаила создала «церковно-монархическую» нелегальную группу в Киеве еще в 1924 г. Располагая значительными денежными средствами, схиигуменья Михаила приобретала на подставных лиц дома на окраинах Киева, куда поселялись ее единомышленники, заключались фиктивные браки и трудоустройство. Со временем образованная таким способом община стала основой самочинного «ставропигиального монастыря».
Что же касается М. Костюка, то, работая врачом в больнице Киево-Печерской Лавры, он познакомился со схиигуменьей, в 1919 г. поступил на богословский факультет Петроградской духовной академии. С началом массовых арестов монашествующих Лавры по указанию схиигуменьи Михаилы ее насельники рассредоточились по частным домам в Киеве и его пригородах. Сама игуменья поселилась с пятью монахинями в селе Борщаговка под Киевом, здесь архимандрит Михаил стал проводить тайные богослужения. В 1929 г. был матушкой Михаилой «помазан на царство» и почитался экзальтированными адептами как «самодержец Всероссийский» и «Патриарх Всея Руси».
К декабрю 1930 г. по указанию архимандрита Михаила монахи и монахини, живущие в Киеве и Ирпене, оформились на предприятия и в государственные учреждения, вступили даже в профсоюзы, чтобы создать для окружающих «видимость светского образа жизни». Для этой же цели архимандрит Михаил предложил большой группе послушников и монахов из сел Киевской и других областей перебраться в Киев и Ирпень и оформиться рабочими на заводы, фабрики и железную дорогу. Все работающие должны были ежемесячно передавать в монастырскую кассу десятину, хотя в дальнейшем большинство передавало до 2/3 своего заработка. На эти средства руководством тайного монастыря было куплено пятнадцать частных домов, где поселились насельники обители, которая постепенно разрасталась; приобреталась также церковная утварь, имущество для монастыря, продукты и одежда.
Кроме того, в селе Зайцево Донецкой области существовала большая община во главе со схиигуменьей Серафимой, в ней было более ста монахинь, в основном из бывшего женского монастыря. Раз в году в Киев оттуда привозились продукты и часть средств от доходов общины. Схиигуменье Михаиле помогала и игуменья Василиско-Златоустовского женского монастыря, ежегодно она отчисляла 10 % от своих доходов для передачи Михаиле, и до 1938 г. в Киев привозились подарки и деньги. С 1938 г. молодые монахини тайного монастыря по указанию архимандрита Михаила стали официально регистрироваться в «браках» с молодыми монахами, что позволяло прописывать новых членов общины в домах(5).
После смерти монахини Михаилы в 1939 г. Костюк перенял полностью бразды управления нелегальной группой ИПЦ. Разумеется, существование общин ИПЦ не осталось вне внимания органов ГПУ-НКВД. В 1931 г. было возбуждено уголовное дело на 140 адептов ИПЦ. Велись агентурные разработки «Кроты» и «Отшельники» на киевское подполье ИПЦ, реализованные в 1939-1940 гг. осуждением свыше 10 его участников (в т. ч. к 10 годам лагерей - 8 человек)(6).
В 1940 г. Костюк возглавил «нелегальный ставропигиальный монастырь» в Киеве. В города и села Киевской и других областей для сбора пожертвований и проповедования истины о «великих старцах» ИПЦ направлялись монашествующие с просфорами, святой водой, портретами схиигуменьи Михаилы как «святой, чудотворной, прозорливой, чистосердечной и всевидящей» и фотографиями архимандрита, распространяемыми среди экзальтированных верующих как «благословения батюшки Михаила».
Во время оккупации Костюк открыто служил, зарегистрировал «ставропигиальный монастырь» в созданной оккупантами Городской управе. Богослужения в церкви Всех Святых привлекали все больше верующих, среди них были представители технической и творческой интеллигенции, профессура, увеличился поток верующих из провинции, привлеченных распространявшимися слухами об архимандрите Михаиле как «исцелителе» и «святом старце».
В 1943-1944 гг. арестовали 28 человек из окружения Костюка (в основном монахинь), из тайников монастыря было изъято 26 печатей и штампов, сделанных художниками общины, которые использовались при изготовлении документов. Оставшиеся на свободе насельники монастыря пытались помочь арестованным, искали возможные пути освобождения архимандрита Михаила, стремились передать информацию о том, что он во время оккупации прятал в подвале церкви Всех Святых крещеных еврейских детей и «раскаявшихся» коммунистов, спасал молодежь от угона в Германию.
Поначалу архимандрит Михаил дал о себе ложные данные по одному из фальшивых паспортов. Допрошенные родственники пытались представить его душевнобольным и фантазером с манией величия. «Но откровенные и аргументированные ответы Михаила на вопросы следствия не оставляли никаких шансов на признание его душевнобольным. Во время следствия его жестоко избивали, о чем позднее рассказали выжившие после лагеря монашествующие». На допросах он заявил, что «принадлежит к Древне-Соборной Православной Кафолической Епископской Церкви», богослужения в монастыре совершались по монастырскому Уставу, подтвердил, что поминовение императора Николая II во время богослужений делалось им сознательно, так как он «по убеждениям монархист и не признает советскую власть как отрицающую Господа и преследующую верующих»(7).
В обвинительном заключении значилось, что Костюк «организовал антисоветскую монархическую группу»; «проводил антисоветскую пораженческую агитацию, «предсказывая гибель Советской власти и установление на территории СССР царской монархии». Ему же инкриминировалась «тесная связь с представителями карательных органов немецких властей, от которых он получал задания выявлять советских партизан», эти показания дал уже осужденный переводчик в гестапо, привезенный из лагеря на очную ставку с ним. Архимандрит Михаил виновным признал себя лишь в том, что, «как руководитель тайного Киевского ставропигиального монастыря, на протяжении многих лет лично проводил активную монархическую работу против Советской власти». 30 декабря 1943 г. архимандрит был арестован, а 21 декабря 1944 г. расстрелян.
После окончания войны деятельность ИПЦ и ИПХ всерьез беспокоила высшее руководство страны. К нему стекались неутешительные сведения о значительном росте их влияния. И во второй половине 1940-х гг. катакомбная Истинно-православная церковь была одним из приоритетных объектов разработки НКГБ УССР. Органы советской власти, коммунистической партии и госбезопасности рассматривали церковную оппозицию Московскому Патриархату как идеологического противника, бросившего вызов режиму и его политике подчинения Церкви. Уголовное и административное преследование и репрессирование «катакомбников» с разной, в основном постепенно убывающей, интенсивностью продолжалось вплоть до середины 1980-х гг.
Розыск «Скита»
Запасной лаз в подземный монастырь ИПЦ (1950 г., г. Чугуев Харьковской обл., оперативная съемка)
Своеобразное обоснование необходимости заведения оперативной разработки «Скит» и репрессирования членов ИПЦ давалось в циркуляре НКГБ УССР начальникам областных управлений от 14 февраля 1945 г. № 15/д. В нем отмечалось, что в связи с закрытием в Украине в 1930-1931 гг. большей части православных храмов сторонники ИПЦ окончательно перешли на нелегальное положение, создали подпольные монастыри и молитвенные дома (с участием братии и сестер закрытых обителей), проводили работу по срыву коллективизации в союзе с «организованным кулачеством», «всеми способами вели борьбу с Советской властью, добиваясь восстановления монархического строя в России». В период оккупации ИПЦ легализовалась, открыла приходы и монастыри, при этом часть подчинилась автономной Украинской православной церкви (с ориентацией на иерархов Московского Патриархата), а часть вела самостоятельное существование. «Верхушка» ИПЦ, по утверждениям органов госбезопасности, якобы «полностью перешла на службу немецким оккупантам» и оказывала содействие их спецслужбам, включая разведку в тылу Красной Армии.
Вернувшись затем к нелегальной деятельности, ИПЦ организовала общины в центральных и восточных областях УССР. В циркуляре приводился пример обнаруженной в ноябре 1944 г. в Запорожье в пещере под сараем нелегальной церкви, где 13 месяцев скрывалось от призыва в армию четверо участников ИПЦ(8).
По мнению органов госбезопасности, к 1944 г. существовали два центра ИПЦ в УССР (в совокупности - до 20 групп с 500 участниками): киевский, сложившийся вокруг архимандрита Михаила (Костюка) и ликвидированный в 1944 г., и харьковский, ведущими фигурами которого являлись бывший настоятелей Киево-Печерской Лавры, известный иосифлянский деятель архимандрит Антоний (Жеретиенко, 1865-1950)(9)) и иеромонах Серафим (Шевцов, 1875-1955)(10), перешедший на нелегальное положение в 1931 г. и распространявший влияние на общины ИПЦ в Воронежской и Курской областях (этот центр ликвидирован НКГБ в 1945 г.)(11).
Один из лидеров ИПЦ в послевоенной Украине, иеромонах Серафим (Шевцов)
В 1944-1945 гг. было «оперативно ликвидировано» 13 групп ИПЦ в Киевской, Сталинской, Ворошиловградской, Запорожской областях со 178 участниками. Среди разгромленных крупных общин ИПЦ можно назвать группу жителей «нелегального монастыря» в с. Зайцево Горловского района Сталинской области (24 участника, арестованные по разработке «Святоши»). Общая численность представителей ИПЦ в УССР оценивалась НКГБ примерно в 500 человек(12).
На украинских «истинно-православных» была заведена централизованная оперативно-следственная разработка «Скит» (не позднее февраля 1945 г.), которая велась одновременно и в областных управлениях (дело «Скит» оставалось стержнем оперативных мероприятий НКГБ-МГБ УССР по линии ИПЦ по крайней мере до 1953 г.). Как отмечается в документах, активную помощь в разработке подполья ИПЦ, занимавшего крайне враждебную позицию по отношению к канонической РПЦ, сыграл агент «Орлов» (псевдоним изменен. - Прим. авт.), сотрудничавший со спецслужбой в 1935-1966 гг., «крупный авторитет русской православной церкви на Украине». В довоенные годы с его содействием была раскрыта «группа реакционно настроенного духовенства и церковников». С его же участием завели и реализовали агентурное дело «Скит», арестовав одновременно 21 участника подполья(13).
В 1944-1945 гг. в ходе оперативных мероприятий в целом оформился спектр религиозных общин, отнесенных чекистами к «церковно-монархическому подполью» и ставших объектом активной агентурно-оперативной разработки в послевоенные годы. Среди причин оперативной разработки «церковно-монархического подполья» органы госбезопасности называли, помимо сотрудничества с оккупантами и создания подпольной сети, их активную антиправительственную и пораженческую агитацию в критический период борьбы с агрессорами, саботаж государственных мероприятий и связи с белоэмигрантскими организациями(14).
Для понимания трактовки чекистами происхождения и сущности феномена ИПЦ интересны определения из циркуляра по делу «Скит» начальника УНКГБ по Сталинской области УССР полковника Демидова от 12 октября 1945 г. ИПЦ, писал он подчиненным, появилась в результате того, что «реакционная часть духовенства и верующих тихоновской ориентации расценила обращение впоследствии патриарха Сергия как предательство и переход церкви на сторону советской власти», ушла в подполье и ведет борьбу с «мероприятиями соввласти и церковью патриаршей ориентации». ИПЦ не признает власти, ее члены не вступают в колхозы, уклоняются от воинской службы, «не посещают культурных и увеселительных учреждений»(15).
При этом следует объективно учитывать, что перед религиозной оппозицией в годы Великой Отечественной войны остро встала моральная дилемма участия, под эгидой «безбожного государства», в вооруженном отпоре агрессорам миллионов соотечественников, к которому звала людей и Московская Патриархия. Кроме того, необходимо принимать во внимание, что с сентября 1943 г. существенно изменилась церковно-государственная политика. Появившиеся возможности легально совершать религиозные обряды и открывать храмы способствовали постепенному возвращению в окрепший Московский Патриархат его паствы, вынужденно ушедшей в 1930-е гг. в подполье. Советские власти старались ускорить этот процесс.
Перед нелегким выбором оказались различные группы и течения «непоминающих» и истинно-православных. Со смертью расстрелянного в 1937 г. Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского) и избранием в 1945 г. Патриарха Алексия отпадало прежнее каноническое основание для самостоятельного управления - «узурпация» первосвятительской власти митрополитом Сергием, но в то же время прежняя практика в отношениях с государством была продолжена новым Первоиерархом. В итоге в Московский Патриархат вернулись не только часть иосифлян, но и большинство «непоминающих». Существенную роль здесь сыграла позиция имевшего значительный авторитет среди катакомбников епископа Афанасия (Сахарова). В 1945 г. он написал окружное послание в катакомбные общины и скиты с призывом «вернуться в лоно» Патриархата(16).
Во второй половине 1940-х гг. в «катакомбах» остались в основном истинно-православные христиане и часть ИПЦ. Уже 14 февраля 1947 г. председатель созданного в 1943 г. Совета по делам Русской православной церкви Г. Г. Карпов в итоговом отчете ЦК ВКП(б) за 1946 г. с удовлетворением писал, что внутренняя работа «способствовала сокращению роста церковного подполья в стране»(17).
Убежища от «красного дракона»
Иконы, изъятые в подземном храме ИПЦ (1950 г., г. Чугуев Харьковской обл., оперативная съемка)
Архивные документы также свидетельствуют о том, что проблема катакомбного движения во второй половине 1940-х гг. продолжала оставаться достаточно острой. В 1943-1946 гг. разработку РПЦ и «катакомбников» вело 1-е отделение (8 штатных единиц) 4-го отдела 2-го Управления НКГБ УССР. После создания в марте 1946 г. Министерства государственной безопасности(18) функции подразделения «по борьбе с антисоветскими элементами из числа духовенства, церковников и сектантов» возложили на отдел «О» МГБ СССР во главе с генерал-майором Г. Г. Карповым. В МГБ УССР также открывался отдел «О», затем ставший 4-м отделом 2-го Управления (контрразведка) МГБ УССР. В 1950 г. (и до временного слияния МГБ и МВД в марте 1953 г.) «церковную линию» передали в компетенцию 2-го отдела 5-го Управления МГБ (активные оперативные мероприятия, наружное наблюдение, оперативная установка подозреваемых лиц, охрана государственной тайны, розыск анонимных авторов «антисоветских» текстов, расследование терактов). С созданием в 1954 г. КГБ при Совете Министров УССР религиозную линию до 1960 г. вел 6-й отдел 4-го (секретно-политического) Управления.
В профильном отделе МГБ велись т. н. литерные наблюдательные дела, где накапливались агентурно-оперативные материалы, сводки визуального наблюдения, оперативно-технических мероприятий, информационно-справочные и другие документы по конкретной линии (или объекту) оперативной работы - конфессиональному течению, монастырям, семинариям. В частности, к апрелю 1950 г. существовали литерные дела на ИПЦ, иоаннитов, иннокентьевцев, мурашковцев, скопцов, молокан, малеванцев и другие течения, относимые к категории «церковно-монархического подполья»(19). Основными видами оперативной разработки служили: централизованные оперативные (оперативно-следственные) дела на определенную конфессию (религиозную группу), которые велись усилиями МГБ в республиканском масштабе (в задействованных УМГБ заводились «дела-дубликаты» с аналогичными названиями); оперативные разработки УМГБ по основным линиям работы отдела «О», заводимые с учетом конфессиональной ситуации в каждом регионе; дела-формуляры оперативной разработки конкретного лица; контрольно-наблюдательные дела, аккумулировавшие материалы на потенциальные объекты оперативных разработок.
«Истинно-православные христиане», или «Истинно-православная церковь» считалась наиболее идеологически опасным для власти радикально-протестным движением, в среде которого было непросто приобретать оперативные источники в силу ярко выраженного антикоммунистического настроя его участников. «Я на всю жизнь запомнил, - писал в мемуарах начинающий оперативный работник отдела "Оˮ Георгий Санников, - когда в офицерской форме вместе с товарищем по работе вошел в камеру арестованных членов ИПЦ, двух старух, сидевших на корточках по углам камеры, и как они, увидев нас в военной форме и фуражках с голубым верхом, запричитали, закрестились: "Сгинь, сгинь, власть антихриста, чур ее, чур!ˮ И продолжали осенять себя крестным знамением и причитать, злобно глядя на вошедших: "Чур антихристам, гореть вам в пещи огненной!ˮ»(20).
Как признавалось в отчете по устранению недостатков оперативной работы 2-го отделения 5-го отдела УМГБ по Киевской области, выявленных МГБ УССР (3 ноября 1951 г.), в «запущенном состоянии» находилась агентурная работа по «кликушам», бродячим монахам и другим подобным объектам по линии «церковно-монархического подполья»(21). В рядах ИПЦ послевоенного периода еще пребывали участники движения с большим «опытом» нелегального существования.
Аресты по делу «Кликуши» на Киевщине (задержано 20 человек) показали, что к 1951 г. в подполье ИПЦ действовала созданная еще в 1930 г. группа ранее дважды подвергавшегося арестам П. Деревянко, пропагандировавшего возрождение монархии(22). В целом для общин ИПЦ были характерны конспирация, создание подземных и других скрытно расположенных помещений под молитвенные дома, укрытия актива общин, места хранения подпольно изготовленной литературы. При ликвидации 27 октября УМГБ по Харьковской области (по делу «Христодулы») общин ИПЦ (арестовано 17 участников) были выявлены два «специально оборудованных тайника с нелегалами ИПЦ», большое количество продуктов и материальных ценностей(23).
Оперативные мероприятия существенно активизировала директива МГБ и Прокуратуры СССР № 66/241-сс от 20 октября 1948 г., согласно которой началась фронтальная проверка материалов на «церковно-сектантские элементы». К 1 июня 1949 г. проверку прошли дела на 1167 человек, 36 арестовали, 105 объявили в розыск(24). Следует отметить, что с середины 1948 г. в связи с новым частичным ужесточением советской религиозной политики усилились давление и репрессии против представителей Московского Патриархата.
Анализ особенностей преследования ИПЦ был бы неполным без учета военно-политического положения СССР в условиях ядерной монополии США и эскалации «холодной войны». В документах МГБ УССР говорилось, что это ведомство располагает данными о принятии (якобы под влиянием разведки США) Архиерейским Синодом Русской православной церкви за границей (в Мюнхене в 1950 г.) решения об активизации в СССР катакомбного «церковно-монархического подполья»(25). В инструктивных документах МГБ по религиозной линии подчеркивалась необходимость выявления агентуры зарубежных спецслужб в среде «церковников и сектантов», вскрытия их каналов связи с религиозными центрами других стран(26).
В течение одного лишь неполного года (к 15 ноября 1947 г.) по линии этих религиозных групп в УССР было арестовано 69 человек, заведено 7 агентурных дел на 74 фигуранта, 12 дел-формуляров, завербовано 14 агентов и 12 осведомителей(27). Велось отдельное агентурное дело «Архангелы» на руководящий состав ИПЦ Украины. Об интенсивности преследования участников «церковно-монархического подполья» можно судить по тому, что за 1949 г. в УССР ликвидировали 12 общин (137 участников) и задержали 66 одиночек. Среди арестованных - 42 участника ИПЦ, 36 иоаннитов, 40 иннокентьевцев и 23 михайловца(28).
Первые послевоенные годы были отмечены чувствительными ударами МГБ по общинам ИПЦ, которые однозначно трактовались как «антисоветское нелегальное церковно-монархическое формирования». В 1947-1948 гг. арестовали 367 членов «церковно-монархического подполья», выявили 4 нелегальных монастыря, 10 подземных тайных церквей и 25 нелегальных молитвенных домов, завели 25 агентурных дел на 205 участников подполья, приобрели по этой линии 21 агента и 25 осведомителей(29).
Тем не менее, ряды сторонников ИПЦ постоянно пополнялись, и к 25 января 1950 г. МГБ оценивало их численность на Украине в 25 групп с 400 участниками. При этом бросается в глаза суровость наказаний участникам подобных невооруженных групп. Так, члены раскрытой МГБ 31 марта 1951 г. в Киевской области группы ИПЦ по главе с бывшим «кулаком» Петром Деревянко получили по решению суда: 15 человек - 25 лет в исправительно-трудовых лагерях и трое - 10 лет. Подсудимым вменялись в вину агитация за выход из колхоза и отказ от службы в армии(30).
Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук
Примечания:
1. См. подробнее: Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 г.: Сборник документов. М., 2009; Вєдєнєєв Д. В., Лисенко О. Є. Релігійні конфесії України як об'єкт оперативної розробки німецьких і радянських спецслужб (1943-1945 рр.) // Український історичний журнал. 2012. № 4. С. 104-126; Гордієнко В. В. Німецько-фашистський окупаційний режим і православні конфесії в Україні // Український історичний журнал. 1998. № 3. С. 107#-119; Одинцов М. И. Власть и религия в годы войны. Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. М., 2005; Шкаровский М. В. Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов 1935-1945 годов. М., 2003.2. ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 375. Л. 35, 140; Ф. 9. Д. 88. Л. 186.
3. Костюк Михаил Васильевич (1892, Киев - 1944). В 1908 г. окончил Киевскую военно-фельдшерскую школу, в 1909 г. сдал экзамен об окончании кадетского корпуса генерала графа Муравьева-Амурского в Хабаровске, в 1910 г. поступил в университет в Благовещенске, в 1914 г. мобилизован в армию с четвертого курса, после ранения вернулся в Киев, работал в госпитале и одновременно учился на медицинском факультете Киевского университета, окончив его в 1918 г. В 1919 г. принял монашеский постриг, в августе 1922 г. был рукоположен в иеромонаха в Никольском монастыре Киева. Служил настоятелем Свято-Успенского кафедрального собора в Смеле.
4. Щелкина Елизавета Федоровна (1862-1939). С семнадцати лет - послушница Антолептовского монастыря под Двинском. Окончила земскую фельдшерско-акушерскую школу в Ровно, работала помощницей, затем заведующей монастырской больницей. В 1889 г. пострижена в мантию с именем Мария. В 1900 г. медсестра в составе русской экспедиционной армии в Китае, в 1904-1905 гг. - участница Русско-японской войны, по возвращении игуменья Антолептовского монастыря. С 1906 г. в Феодосиевском подворье Киево-Печерской Лавры. В 1917 г. приняла схиму с именем Михаилы.
5. Осипова И. И. Обзор следственных дел по «к.-р. организациям ИПЦ» на Украине [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://pandia.ru/text/77/192/20200.php
6. ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 511. Л. 28.
7. Осипова И. И. Обзор следственных дел по «к.-р. организациям ИПЦ» на Украине [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://pandia.ru/text/77/192/20200.php
8. ОГА СБУ. Ф. 9. Д. 88. Л. 59-61.
9. Об архимандрите Антонии см. подробнее: Рылкова Л. П. Биографические сведения о братии Киево-Печерской Лавры, пострадавшей за Православную веру в XX столетии. К.: Феникс, 2008. С. 88-94.
10. См. уголовное дело 1945-1946 гг. на архимандрита Серафима и группу адептов ИПЦ: ОГА СБУ. Ф. 6. Д. 75976 фп.
11. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 2. Л. 113.
12. ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 375. Л. 121.
13. ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 501. Л. 18.
14. ОГА СБУ. Ф. 9. Д. 88. Л. 49-50.
15. ОГА СБУ. Ф. 65. Д. 10822. Л. 25.
16. Афанасий (Сахаров), епископ. Можно ли посещать храмы Московской патриархии? Из письма к духовной дочери // Вестник РХД. 1972. № 106. С. 96.
17. Чаев П. О. Катакомбные монастыри // Грани. 1982. № 123. С. 190-191.
18. В конце 1940-х гг. куратором антирелигиозной работы ведомства выступал заместитель министра госбезопасности СССР генерал-лейтенант А. С. Блинов. См также: Веденеев Д. Антирелигиозное подразделение органов госбезопасности советской Украины (1945-1950-е гг.) // Исторические чтения на Лубянке. 2014 год. М., 2014. С.185-197.
19. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 2. Л. 35-37.
20. Санников Г. З. Большая охота. Разгром вооруженного подполья в Западной Украине. М., 2002. С. 56.
21. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 3. Л. 84.
22. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 3. Л. 139.
23. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 3. Л. 116-120.
24. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 142. Д. 5. Л. 23-24.
25. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 279. Д. 1. Л. 3.
26. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 279. Д. 1. Л. 24.
27. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 3. Л. 126.
28. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 3. Л. 293.
29. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 2. Л. 114.
30. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 2. Л. 157; Оп. 246. Д. 32. Л. 110-114.
http://pravlife.org/content/pravoslavnyy-andegraund-dvizhenie-katakombnoy-cerkvi-v-ukraine-1920-1980-e-gody-chast-2
