С именем Петра Павловича Ершова, его творчеством и судьбой связано немало устоявшихся и до настоящего времени еще не пересмотренных точек зрения. Наиболее «живучим» является мнение о том, что после раннего и самого удачного своего художественного опыта - сказки «Конек-горбунок» - Ершов не создал ничего более значительного, а все его последующие произведения отмечены печатью подражательности и провинциальности, да еще и сильно «подпорчены» религиозно-монархическими идеями. В результате такого подхода к наследию писателя немалая часть его произведений до сих пор не опубликована или преподнесена в ряде изданий в «усеченном» виде, с удаленными строфами или даже несколькими стихотворениями в лирических циклах, а также купюрами в прозе и драматических опытах, и, соответственно, наше представление о его духовной жизни, в которой религиозные искания были едва ли не самыми важными, оказывается очень неполным.
Выбор имени
П.П. Ершов появился на свет 22 февраля (6 марта) 1815 года в семье «комиссара Черемшанской части» Павла Алексеевича Ершова и Евфимии Васильевны Ершовой, урожденной Пиленковой. Опасаясь за жизнь ребенка, появившегося на свет очень слабым, родители решили крестить его в тот же самый день. В деревне Безруковой, месте проживания семьи комиссара, в те времена своего храма не было, а поселяне были приписаны к приходу Градо-Ишимской Богоявленской церкви. В ней и совершил крещение семидесятилетний священник Иоанн Симонов.
В соответствии с церковным календарем-именословом младенец был наречен во имя святого Петра. Даже в наше время, при всем обилии соответствующей литературы, найти житие этого святого крайне трудно. И все же из некоторых источников (например, «Жития святых» Димитрия Ростовского) выясняется, что 1 февраля является днем памяти преподобного Петра Галатийского, скончавшегося около 429 года. Он же «воспоминается» 22 февраля и 25 ноября под именами Петра Столпника и Молчальника. Жизнь этого святого была отмечена подвигами затворничества и безмолвия. Он мог изгонять бесов и излечивать от недугов, а его власяница, когда ее прикладывали к заболевшему ребенку, оказывала целительное воздействие. Возможно, это было принято во внимание иереем Симоновым, окрестившим очень слабого, одержимого припадком, кричавшего безумолку младенца во имя Петра Галатийского.
Ершов трепетно относился к своему небесному покровителю, о чем свидетельствуют постоянные упоминания в его письмах к родным и друзьям 22 февраля - дня его рождения, совпадающего с днем его именин и даже 22-го числа других месяцев. К примеру, в письме к жене от 23 ноября 1858 года Ершов, в ту пору директор училищ всей Тобольской губернии, пишет следующее:
«Милая Елена. Вот я и в Ялуторовске. Это последний город настоящего моего маршрута, и потом к вам, обнять тебя и милых детей. Из Ишима я выехал в субботу, в 5 часов. Обедал у смотрителя вместе с П.И., который приехал проводить меня. В 6 часов мы были уже со смотрителем в Безруковой, месте моего рождения, и пили чай. Тут явилось несколько крестьян с сельским головой, с просьбами о моем содействии - соорудить в Безруковой церковь. Они хотят составить приговор - в течение трех лет вносить по 1 рублю серебром с человека (а их душ примерно до 800), что в 3 года составит до 2500 р.с. Мое дело будет - испросить разрешение на постройку церкви, доставить план и помочь по возможности. Смотритель сказал, что церковь надобно соорудить во имя преподобного Петра, и крестьяне согласились. Место для церкви они сами выбрали то самое, где был комиссарский дом, т.е. именно там, где я родился. Признаюсь, я целую ночь не спал, раздумывая о том - неужели Господь будет так милостив, что исполнится давнишнее мое желание и освятится место рождения и восхвалится имя моего Святого. Не даром же в нынешнем году в календаре в первый раз упомянуто имя его.
Сближение, как ни суди, пророческое. А как приятно мне было слышать от старых крестьян нелицемерные похвалы моему отцу! Все это составило для меня 22 число одним из приятнейших дней моей жизни».
Можно предположить, что имя этого святого в каком-то таинственном смысле определило сам нрав Ершова: его застенчивость, скромность, склонность к уединению. Эти черты характера писателя выделял первый биограф Ершова А.К. Ярославцов, в книге которого достаточно частыми являются понятия «обособленности», «затворничества», «отшельничества», «безмолвия».
Забегая несколько вперед, следует сказать, что храм на родине Ершова строился с 1862 по 1876 годы и был освящен во имя Петра Столпника. И вряд ли во всей России можно было найти еще один храм с таким названием. Но судьба его оказалась драматичной: он подвергся разрушению в июле 1969 года.
Вера согревает
Ершов был человеком глубокого религиозного чувства. Вера в Провидение, покорность Промыслу помогали выстоять во всех испытаниях, выпавших на его долю. А их, как известно, было немало: смерть отца (1833), брата Николая (1834), матери (1838), дочери-первенца Серафимы (1840), второй дочери, также нареченной Серафимой (1841), жены Серафимы Александровны (1845), второй жены - Олимпиады Васильевны (1853), а через месяц - дочери-малютки Серафимы. В июле 1856 года, почти в одну неделю, умирают сын Николай и дочь Ольга. Но все эти беды, тяжело переживаемые Ершовым и надолго «выбивавшие» его из творческого состояния, тем не менее, не поколебали веры в Бога. В одном из писем к своим петербургским друзьям В. Треборну и А. Ярославцову он размышляет: «Паду ли я, или буду невредим - за все благословлю благое Провидение. Не упрекните меня в фатализме: вера в Провидение не однозначущее слово с предопределением».
Дом Ершова
Чуткая, страдающая душа Ершова отражена в его никогда не публиковавшемся письме к Анне Петровне Вилькен, урожденной Жилиной, от 9 июля 1845 г. Это пронзительное по своей интонации послание, в котором сообщается о смерти жены Серафимы Александровны:
«Письмо мое будет коротко, милая кузина. Только радость говорит, а печаль молчалива. И что сказать мне, когда я до сих пор не могу еще образумиться. Удар был так неожидан, так внезапен, что не пасть под ним надобны были вера и особенная помощь Божия. Вы знали умершего Ангела, знали и чувства мои к ней: почему поверите моей печали. Да, из всех потерь, какие испытал я (а каких я не испытывал?), потеря любимой жены - самая ужасная. Точно половины самого себя не стало. С опустелым сердцем, с тяжкою думой, с грустным воспоминанием - неужели это жизнь? Только религия согревает остылую душу, только она одна освещает мрак могильный, и за гробовой доской представляет ее еще лучше, чем она была на земле. А что было бы без этого небесного утешения!»
С ранней юности в круг интересов Ершова входили духовные книги. По воспоминаниям Ярославцова, петербургские годы Ершова проходили «в неутомимой жажде чтения». Он пользовался, как и А.С.Пушкин, библиотекой А.Ф.Смирдина. Отсюда он брал также книги религиозного содержания, «в которые любил погружаться, стараясь укрывать от любопытных».
А по возвращении в Тобольск он формирует личную библиотеку, где одно из важных мест занимает духовная литература. Тобольский биограф Ершова А.И. Мокроусов в своем так и не изданном труде о нем, написанном в 1918 году, указывал, что ему приходилось видеть в ершовской витрине Тобольского музея много книг, которые Петр Павлович часто перечитывал. Например, «Новую скрижаль, или Объяснение о церкви, литургии и о всех службах и утварях церковных» Вениамина, архиепископа Нижегородского и Арзамасского, в 4-х частях; почти все книги Священного Писания, часть которых переписана руками его учеников и самим Ершовым.
Абалакский монастырь
Ершов поклонялся православным святыням, часто посещал Иоанновский Междугорский и Абалакский монастыри под Тобольском, а во время своей командировки в Петербург в 1858 году заезжал в Свияжский Богородицкий монастырь, в котором пребывал на покое бывший архиепископ Тобольский Евлампий. На обратном пути, остановившись в Москве, выделил два дня для поездки в Троице-Сергиеву лавру. С собой он возил крест и икону святого Германа. Выезжая с ревизией училищ, Петр Павлович всегда служил молебен о благополучном возвращении к семье.
В своих произведениях и особенно в письмах он оставил поэтическое описание православных обрядов. Так, в письме от 18 июля 1841 года из фондов Музея-архива Д.И. Менделеева в Санкт-Петербурге он рассказывает своей падчерице Феозве (в будущем она станет женой знаменитого химика) о встрече чудотворной Абалакской иконы Богоматери: «Нынешний год жители Тобольска оказывают большое усердие к Богоматери. Каждый день поднимают икону и с хором певчих сами - особенно девицы и дамы - несут ее с горы в свои дома и обратно. Особенно поздно вечером это зрелище делает самое живое впечатление. Народу, хоть его всегда довольно, не видно за темнотою; раздается только торжественное: «Яко необоримую стену» и пр. И свет свечи в фонаре, подобно звезде, блестит впереди, иногда отражаясь на золоте ризы Богоматери. Но ты сама бывала зрительницей подобных выносов, и потому тебе легко представить подобную картину».
Лирический герой
Религия является одним из главных источников творчества Ершова. Философию и эстетику его прозы, поэзии и даже сказки «Конек-горбунок» невозможно представить вне религиозной сферы, вне отношения писателя к Православию.
Очень значимыми образами произведений Ершова, особенно его лирики, являются образы «райской обители», «небесной обители», «небесного света», «светлого мира упованья», прекрасных ангелов - херувима и серафима, Божьего храма - «Господнего дома», «святого креста», «святой веры», «теплой молитвы» и образ Бога, для Которого поэт находит множество имен и определений: «Всеблагой Творец», «Создатель мой», «Отец Небесный», «Учитель Вселенной», «Царь Вселенной», «Творец спасенья», «Царь веков», «Отец людей любвеобильный». Религиозное чувство в лирике Ершова неотделимо от эстетического. Герой испытывает восторг перед красотой и совершенством Божьего мира:
Мир Господень так чудесен!
Так отраден вольный путь!
Сколько зерен звучных песен
Западет тогда мне в грудь!
Я восторгом их обвею,
Слез струями напою,
Жарким чувством их согрею,
В русской речи разолью.
(«К друзьям», 1837)
Духовная лирика Ершова отмечена особым эмоциональным напряжением. В ней, как правило, наблюдается резкая смена настроений и призывная интонация. Лирический герой, переживающий отчаяние, изнемогающий под «свинцовой цепью страстей» и заблуждений, останавливается на краю бездны безверия и выражает готовность одолеть все невзгоды:
Но прочь малодушный укор!
Готова награда терпенью...
На нас - благодеющий Взор!
Над нами - рука Провиденья!
Настанет, я верю, пора -
Утихнет мятежное море,
И стает льдяная гора,
И челн мой скользнет на просторе.
(«В альбом В.А.Андронникову», 1851)
И сами страдания заключают в себе великий смысл, свидетельствуя о некоем богоизбранничестве героя:
О, торжествуй! Судья вселенной,
Прозревши клад в тебе бесценный,
Тебя страданием почтил.
Любовь превечная судила
Тебе пройти чрез огнь горнила,
Чтоб ты и чист и светел был...
(«Призыв», 1846)
Не только духовная лирика Ершова, но и другие его произведения - неопубликованные или затерянные в старых изданиях - свидетельствуют о разнообразии и глубине его религиозных и художественных интересов.
Мало кто знает о том, что в Петербурге Ершов учился игре на флейте у известного музыкального педагога того времени и композитора О.К.Гунке, по совету которого написал в 1836 году либретто большой волшебно-героической оперы в пяти действиях «Страшный меч». Содержанием является прошлое Киевской Руси, время княжения Владимира, показанное в условном, сказочно-фантастическом преломлении. И в этом феерическом мире со множеством чудес и превращений есть еще один герой, представленный в тексте либретто как Неизвестный. Он приходит в крестьянское селение, чтобы открыть людям, коснеющим в язычестве, образ Всевышнего и благотворную силу молитвы:
Тебя, Бог сильный и благой!
Тебя - не дремлющее око!
Из бездны горести глубокой
Зовем усердною мольбой.
Услыши слабое моленье
Бессильных в тягостной борьбе;
Не в силах мира, но в Тебе
Надежда наша и спасенье.
Стихи Ершова-либреттиста красивы по интонации, богаты в ритмическом плане и отчетливы в идейном отношении. Здесь утверждается мысль о Православии как великой силе, объединяющей русских людей. Эта мысль освещает заключительную песнь оперы:
Второй наш кубок - за народ
Святой Руси перводержавной!
Да в недрах веры православной
Его величье возрастет.
Ершова всегда интересовала и проблема перевода книг религиозного содержания. Еще в первые годы службы в Тобольске он работал над статьей «О переводе священных книг». А совсем недавно была выяснена судьба рукописи Ершова «Тайная вечеря Господа нашего Иисуса Христа», являющаяся переводом одной из частей книги немецкого романтика Клеменса Брентано «Крестные муки Господа Бога Иисуса Христа».
Храм на родине
Как уже говорилось, во всех трудных случаях своей многострадальной жизни Ершов искал утешения в религии. Да и сама кончина Петра Павловича была истинно христианской.
У могилы Петра Павловича Ершова
Перед смертью, которая наступила 18 (31 по новому стилю) августа 1869 года, он исполнил святой долг: исповедался и причастился, благословил свое семейство и простился со всеми. К этому следует добавить, что за несколько дней до кончины его посетили крестьяне из села Безруково, которые строили храм на его родине - храм, на освящении которого он так хотел побывать, желая этого даже в самые последние минуты своей жизни.
Татьяна САВЧЕНКОВА (г. Ишим),
кандидат филологических наук
В основе материала - публикация журнала Тобольской митрополии
«Православный просветитель»
http://www.prichody.ru/on-the-pages-of-the-history/23079/
