После литургии в образовавшейся очереди за просфорами невольно услышал разговор двух женщин. Говорили об Украине: «Сестра в Днепропетровске живёт, общаемся по электронной почте. Разругались на все времена. Она Путина ругает на чём свет стоит. Сына своего в армию готовит. Говорит: пусть убьёт ватников как можно больше, ему Бог всё простит. Просто кошмар! А я ей говорю, что ничего у вас не выйдет, что скоро ополченцы до Киева дойдут, так как по всей России на каждой службе молятся об Украине». Такая интерпретация молитвы о мире на Украине меня сильно удивила, но тут же вспомнился разговор с одним прихожанином, который заявил, что Донбассу нужно помогать не молитвами, а оружием. При этом прихожанин, любитель камуфляжа, много рассуждал о патриотизме, о необходимости ввести войска на Украину и об открытой мобилизации в России добровольцев, но на вопрос, а чего же сам не едет воевать, начал что-то мямлить о здоровье и малых детях. Настоящая наглядная иллюстрация к крылатой фразе: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». А вот что думают по этому поводу те, кто за войной на Украине не наблюдает, а непосредственно в ней участвует, мне удалось узнать очень скоро.
Моё знакомство с прихожанином по имени Виктор было, как принято говорить, шапочным: здоровались, пересекаясь в церкви, и не более того. Я знал, что он офицер в отставке и сейчас на пенсии. И вот, увидев его на воскресной службе, неожиданно понял, что мы не встречались с ним более полугода. «Может, уезжал куда-нибудь, может, болел», - подумал я. После службы, выйдя из храма, увидел Виктора, направляющегося в сторону ворот. Бросилось в глаза, что он сильно прихрамывает, опираясь на палочку, мною во время богослужения не замеченную. «Ну вот, нашего полку прибыло», - хрустя суставами занемевших ног, подумал я. На перекрёстке мы оказались рядом. Дожидаясь сигнала светофора, спросил: «Что, тоже артрит?» Тот промолчал и, только когда мы перешли улицу, с явной неохотой ответил: «Да нет, это ранение». От такого ответа я растерялся, что-то сочувственно промычал, и на этом наш разговор прекратился. Продолжился же он через несколько недель, во время встречи на городском митинге в поддержку Донбасса.
На митинге мы настолько продрогли, что, не дождавшись его окончания, двинулись в сторону метро, но, увидев какую-то забегаловку с восточной кухней, решили немного отогреться. Вот тут-то, стоя у столика и потягивая какую-то жидкость, по недоразумению названную кофе, я и услышал историю русского офицера, побывавшего на современной гражданской войне.
* * *
- Поехать на войну решил не сразу, - рассказывает он. - Во время событий в Крыму даже мыслей таких не было: понимал, что разберутся и без меня. А вот когда заваруха в Донбассе началась, решил, что моё место там. Я ведь когда-то бывал на Донбассе - в Краснодоне. Места знакомые, многих там знавал: шахтёры - ребята замечательные, открытые такие, русские до глубины души. Ну а к западенцам у меня свой счёт, ещё с армии, но это так, к слову. А тут ещё эти события в Одессе. В голове не укладывалось, как такое могло в наше время произойти. И понял, что, наверное, так всегда люди недоумевали, когда нечто подобное случалось. Иначе не оставались бы дворяне в России после революции, а евреи в Германии - после прихода к власти Гитлера. Все думали, что их минует чаша сия. Я и в Донецке видел людей, которые, несмотря на бомбёжки, до конца не могли поверить, что это всё реально с ними происходит. Изумление какое-то на лицах.
А я почему поехал? Жизнь, можно сказать, прошла: дочери взрослые, в другом городе живут, с их мамой мы уже десять лет как в разводе, родителей схоронил. Что меня держит в этом мире? В армии, хотя и прослужил двадцать пять лет, всё в солдатиков играл. Считаюсь кадровым офицером, но воевать-то и не пришлось. А вот теорией владею, и наконец-то пришло время эту теорию на практике применить. Но это я сейчас всё так сформулировал, а тогда практически не думал ничего и не взвешивал, а просто решил поступить по зову души. Исповедовался, причастился, отдал ключи от квартиры брату двоюродному. Наказал, что делать, если не вернусь, и поехал. На месте сразу договорился, что, если убьют, никуда тело не везти, похоронить на месте. Зачем кому-то лишние хлопоты доставлять? Умереть-то не страшно, страшно другое: лежит окровавленный кусок плоти и всё ещё жив. И такого я там насмотрелся, не дай-то Бог! Так что строчки «если смерти, то мгновенной, если раны - небольшой» написал человек знающий.
Народишко, скажу, там всякий собрался: таких, как я, большинство, но есть и те, кто за рублём приехали; встречались и проходимцы, да и просто негодяи. Поначалу беспредел процветал: кто с оружием, тот и хозяин. Но всё постепенно выправилось. Немало оказалось «засланных казачков» - специально рядились под ополченцев и народ грабили. С беспредельщиками и мародёрами по-военному разбирались. О провокаторах и диверсантах и говорить нечего. В войну СМЕРШ был, а у нас свои спецподразделения порядок наводили. Может, и неконституционно, но на войне свои законы: или ты их, или они тебя. И примеров тому тьма. А вот что в сознание не вмещается, так это то, что все там - люди православные: и с нашей стороны, и с той. И убивают друг друга. Вот от этого жуть и берёт. А накал ненависти просто зашкаливает.
И вообще, я, как туда попал, будто в машине времени переместился. Всё вокруг - как в фильме сюрреалистическом. Декорации, как в Великую Отечественную: дома разбиты, танки по улицам мчатся. А по содержанию - гражданская война: отец на сына, брат на брата, сосед на соседа. Про женщину мне рассказывали одну. Пошла на войну, чтобы мужу отомстить. Что там у них произошло - никому не ведомо, но он ушёл на ту сторону, а она - в ополченцы. Говорят, всё муженька своего высматривала, на мушку хотела поймать. А убить конкретного человека - это непросто.
Я хоть и командиром был, а пришлось и снайпером воевать по совместительству. Нашего снайпера осколком ранило, отправили в Донецк, нужна была замена, а никто не соглашается: одно дело из автомата строчить по силуэтам или мины шмалять в никуда, а другое - конкретного человека убить. Вот я и взял снайперку. Поначалу очень тяжело было. Смотришь в свою оптику: сидит мужичок, на вид простой работяга, только в камуфляже, а его нужно убить. Я больше по ногам и рукам бил - просто из строя выводил, и все дела. А тут история такая однажды вышла.
Гляжу как-то в прицел и вижу: сидит паренёк такой белобрысый, кудри из-под шлема выбиваются, ну прямо Есенин. По сотовому с кем-то чирикает, улыбается, рот от улыбки прямо до ушей. Потом в телефон губами: чмок-чмок - целую, дескать. С девушкой своей, наверное, разговаривал. Зачем, думаю, тебя, бедолага, в эту мясорубку кинули? И стрелять не стал, не смог. Тут слышу, зовут меня, оглянулся - бежит ко мне доброволец один из Омска, земляк, можно сказать, и вдруг запнулся, падает, кровь из шеи хлещет: снайпер снял. Я к окуляру: вижу - «Есенин» мой залёг со снайперкой и опять рот до ушей, палец большой кверху поднимает: радуется, что попал. Салага! Настоящему снайперу маскироваться нужно и лежать как мышка, а этот на виду у всех красуется. Ну, я ему и пулю в лоб. А как подумал, что если бы раньше это сделал, то жив бы был землячок мой из Омска, так всю жалость как рукой сняло.
Но с пленными обходились по-человечески. Самим ни покурить, ни поесть толком, а им и курево давали, и за стол их усаживали. Не то что укры. По обмену кто возвращался, ужасы рассказывал, да мы и сами видели: руки-ноги поломаны, даже паяльником на груди надписи «сепр» выжигали. Звери, одним словом. Нам как-то попался такой один. Взяли в плен человек восемь. Все экипированы будь здоров, но как в плен попали - сразу сдулись: взгляд жалостливый, плечи втянуты, пришибленные какие-то. Но один выделялся: смотрит волком, на вопросы не отвечает. Заинтересовались им, изолировали от пленных и стали о нём всех опрашивать. Оказалось, костолом ещё тот: показательные допросы демонстрировал для поднятия духа новобранцев. Мучил наших попавших в плен публично, а потом расстреливал. «Так, - говорил, - и с вами сепры будут поступать». Отдали мы этого волчару в штаб, судьба его неизвестна, но, думаю, получил то, что заслужил.
Вообще, вот эти разборки с пленными - самое трудное. Были, правда, среди нас и такие, которые пленных в принципе не брали. Это в основном те, у кого друзей убили. Поднимай руки, не поднимай - застрелят не моргнув глазом. Пытался я с ними поговорить, но, когда мне стали рассказывать о причинах, подвигнувших их идти воевать, понял, что бесполезно. Кровь в жилах стынет от этих рассказов. После таких случаев противники, с которыми ещё о чём-то договориться можно, превращаются во врагов, которых просто уничтожают. Сами себя эти ребята называют «кровниками», то есть мстителями за погибших и замученных родственников. Но и они никогда на пленных руку не поднимали. Что-то в человеке срабатывает, когда видит поверженного врага. Одно дело - в запале боя убить, а другое - поднявшего руки, хотя, может, он и гад последний.
Как-то взяли мы посёлок один шахтёрский. Обустраиваемся на блокпосту. Глядим: бабы волокут кого-то. Выяснилось, что привели дедка одного, выдавшего нацгвардии сторонников ДНР. Ходил по посёлку и показывал: вот в этом доме, вот в этом. Из тех, кого забрали, никто не вернулся. «Расстреляйте», - кричат. Ну а как нам деда этого расстрелять, да ещё без суда и следствия? Говорим: сейчас машина в Донецк пойдёт, туда его отправим. «Нет, - кричат, - расстреливайте здесь, на месте». Тогда я говорю: «Отдаю его вам, на ваш суд. Поступайте в соответствии с военным временем». Все и притихли. У кого рука поднимется? А тут ещё внук его, лет десяти пацан, плачет: «Деда! Деда!»
После этого случая я задумался: а как они дальше будут жить, когда вся эта заваруха закончится? Ведь закончится же она когда-нибудь! Как будет жить в мирное время та самая женщина? Неужели мужа и после войны застрелить захочет? А родственники между собой как помирятся? У них же там вся родня переругалась, друг друга обвиняют: одни - что «Путину продались», другие - что бандеровцам. А ведь и тех и других понять можно. Мне вот тот дедок, которого я в Донецк отвозил, поведал, что он младенчиком чудом выжил во время «голодомора». С детства советскую власть ненавидит, и поскольку у него эта власть с русскими ассоциируется, то и на русских эта ненависть перешла. Но людей, которых сдал, жалеет, говорит, что не ожидал таких последствий. А тех убили, скорее всего. Ладно, этот дед одной ногой в могиле уже, шут с ним. Так у него же дети и внуки есть. Как им теперь-то жить в одном посёлке с теми, кого он нацгвардии сдал? Вот о чём сейчас думать нужно, а если это разрешится, то остальное уж как-нибудь наладится. После этого деда несчастного я и стал задумываться. Думал долго, пока случай один не произошёл, который мне всё и разъяснил.
Сидим как-то в укрытии, смотрим: от укров два человека к нам идут, причём идут свободно, не прячась, как будто по лесной тропинке. Что за чудеса? Посмотрел в оптику: одеты как-то странно и камуфляж под одеждой просматривается. Потом дошло, что идут священники. Дал команду не стрелять. Подошли, говорят, что пришли проведать взятых накануне пленных, среди которых почти все раненые. Я их спрашиваю: не боитесь вот так напролом идти, ведь ненароком и убить могли бы. Улыбаются, говорят, что, кроме Бога, никого и ничего не боятся. Вижу, что не врут. А у соседей наших как раз в это время священник был, крестить кого-то там собрался. Звоню им, говорю, пусть батюшка после крещения к нам заедет, с коллегами пообщаться.
Пока его ждали, стал разговаривать с гостями. Выяснилось, что они из Киевского Патриархата, отколовшегося когда-то от Русской Православной Церкви. Ну, думаю, сейчас наш священник приедет, начнут отношения выяснять: кто каноничный, а кто нет. Ничего подобного! Приехал тот священник, обнялись, поцеловались, стали между собой разговоры вести - и всё на тему, как людям помочь. О своей юрисдикции так вскользь проговорили при первом знакомстве и в сторону отмели этот вопрос. Вот тогда-то и пришла мне мысль: только взаимное прощение обид, только общая цель сохранить людские жизни и прекратить бойню может разрешить эту тупиковую ситуацию. А когда они все вместе в госпиталь наш приехали, где раненые - и ополченцы, и укры - лежат, и молиться вместе начали, да так искренне, что у всех слёзы навернулись, то понял: только в молитве спасение. Только Бог может вывести нас из этого тупика. Мне тут говорили, что совместная молитва с раскольниками - это каноническое нарушение. Может быть, и нарушение, но я тогда стоял и чуть не плакал.
Нужно что-то делать. От войны устали все. В прифронтовых городах страшно смотреть на разрушения, а те, кто от линии фронта подальше, боятся, что война и до них докатится. Причём боятся как с нашей, так и с той стороны. Но без помощи Божьей мы ничего сделать не сможем. Поэтому так важно, что во всех храмах у нас молитва за Украину читается на каждой литургии. Правда, я знаю, что некоторые молиться-то молятся, а сами в душе просят победы ополченцам и укропов проклинают. Думаю, что в Киеве тоже молятся и себе победы просят. А молиться нужно обо всех. Вот тогда, уверен, война и прекратится. Другого выхода нет.
Я по этому поводу вспомнил фантастический рассказ один, как на планете враждовали поселенцы и зверьё местное. Причём с каждым новым витком вооружения поселенцев зверьё нападало всё большими стаями. Поселенцы накупили вооружения, чтобы одним махом покончить с врагами, и пригласили с собой на планету человека, который им это вооружение помог купить. Ну а тот всё проанализировал и однажды страшного ядовитого зверя, который мог всех разорвать, просто погладил, и ничего с ним не случилось. Выяснилось, что при первой высадке кто-то из поселенцев с перепуга выстрелил в местного зверя, ну и началась вражда, увеличивающаяся по нарастающей.
Так и в Донбассе. Как это всё началось, уже неважно, важно - остановить. Именно остановить. А то есть умники: дескать, нужно дать ополченцам современное оружие. Если это сделать, то хана всем придёт. Сразу америкосы Украине подбросят своего оружия, и будут убивать славяне друг друга с новой силой и сровняют с землёй всю страну. Кому это нужно? Я-то вот уехал, а им там - жить. Мириться необходимо. А как народ вразумить и остановить эту бойню, когда ненависть зашкаливает? Только Богу это под силу. Вот и нужно нам просить Его и молиться о мире. Причём молиться искренне, с сердечной болью за всех, в том числе и за врагов.
...Так и не допив напиток мутного качества, мы, немного согревшись, покинули неуютную, но гостеприимную забегаловку. Рассказ человека, побывавшего в самом пекле войны, дорогого стоит. И нужно как-то эту мысль о молитве за врагов, о которой ещё две тысячи лет назад говорил Христос, до людей донести. Только вот вопрос: как? Нашёл в Интернете тот самый рассказ, о котором говорил Виктор, - «Неукротимая планета» фантаста Гарри Гаррисона. Решил дать его почитать для начала хотя бы тому прихожанину, ратовавшему за введение наших войск на Украину.