Почему в один из воскресных дней (или, правильнее, в одну из Недель) Великого поста мы вспоминаем святителя Григория Паламу, архиепископа Фессалонитского? Пост называют временем воздержания, покаяния и молитвы. А святитель Григорий является одним из совершеннейших учителей молитвы в истории Православной Церкви. Более того: именно он смог объяснить, каков может и должен быть плод молитвы в его совершенном виде - когда молитва превращается из «благочестивого упражнения» в средство подлинного богообщения; когда в ней совершается преображение, ветхий человек умерщвляется и рождается новый, способный по благодати зреть Свет Божества, пребывать в огне Божественной любви и не быть опаляемым им, подобно купине.
Говоря
о духовной жизни, о мере своего личного преуспеяния в ней, мы часто
бываем склонны указывать на время, в которое мы живем, на людей, которые
нас окружают, на обстоятельства - как на серьезнейшие к этому
преуспеянию препятствия. И многое из того, на что мы в таких случаях
ссылаемся, - действительно преграда. Атмосфера, в которой находится
человек, наличие или отсутствие примеров добродетели - все это оказывает
на него огромное влияние, в значительной степени определяют его
внутреннее состояние. Однако есть и еще один крайне существенный момент,
о котором мы «благополучно забываем».
Святитель Григорий вошел в историю не только как выдающийся аскет и богомудрый архипастырь, не только как замечательный богослов и церковный писатель. С его именем связана известная полемика по поводу природы того Света, который созерцали в молитве афонские иноки-исихасты. Полемика, увенчавшаяся победой - даже не его победой, а точнее сказать - Божественной истины. Почему не могли ученый муж Варлаам Калабрийский и его сторонники принять, вместить опыт святогорских отцов? Почему он казался им фантазией, прелестью и даже ересью? Почему они этот опыт уничижали и высмеивали? Потому что сами такого опыта не имели. Их жизнь не была подвигом, не была посвящена единому на потребу, не устремлялась вся к тому, что именовал преподобный Серафим «стяжанием Духа Святого». Они не жили молитвой и не знали Бога, открывающегося усердно ищущим Его. Они знали о Нем и не знали Его - такое бывает, к сожалению, очень часто. В одной Церкви находятся люди, в одних и тех же Таинствах участвуют, от одной Божественной Трапезы питаются, и даже, если о молитве говорить, одни и те же молитвы читают... И такая колоссальная разница, что пропасть меж теми и другими лежит.
Но это не та пропасть, через которую не перейдешь: мостик через нее всегда перекинут. Стань делателем - ревностным, неустанным - и ты обязательно хотя бы краешком сердца почувствуешь то, что чувствовали святые, прикоснешься к тому сокровищу, ради которого они оставляли и в прах вменяли все, что имели, и поймешь, что по сравнению с ним весь мир не стоит ничего.
Делателями были афонские монахи, и результат их делания - сердечная чистота, которая, по слову Евангелия, делает для твари возможным зрение Творца. Этот результат не оставлял сомнения в том, что созерцаемый святогорцами Свет не был некоей «иллюминацией», не был плодом горестного самообольщения, а был - Cветом Божественным, Нетварным.
Не были такими делателями Варлаам и его союзники и потому оказались духовно слепы, уничижили и осмеяли дар благодати.
И не будет, мне кажется, ошибкой сказать, что и мы все время являемся в каком-то смысле участниками все тех же паламитских споров. Только выступаем мы в них - то на одной стороне, то на другой.
Когда
мы подвизаемся в молитве, когда по усердию нашему, а паче по милости
Своей, подает нам в ней Господь радость и утешение - мы единодушны и
единомысленны со святителем Паламой и отцами-афонитами; хоть и в малых
крупицах, но нам открыт и ясен их опыт, так что писания Фессалоникского
архипастыря лишь уясняют нам то, что мы начинаем понимать уже сами. А
когда сводится вся наша христианская жизнь лишь к некой констатации того
факта, что мы христиане, к исповеданию веры внешнему, к вычитке,
а не молитве, тогда небо оказывается закрытым для нас и жизнь не
воспринимается, как чудо. И мы вместе с Варлаамом удивляемся и
сомневаемся: да разве возможно то, о чем говорят эти аскеты? Скорее
всего, они просто слишком много постятся и слишком мало спят...
Слишком часто молитва, относясь по самому существу своему к области духовной, внутренней, оказывается оттесненной к сфере делания внешнего. Для многих людей чтение даже небольшого утреннего или вечернего молитвенного правила оказывается делом трудноисполнимым, вызывающим массу оговорок и нареканий: «Я был (была) бы рад (рада), но...» и далее следует целый список объяснений, почему чтение всех утренних и вечерних молитв решительно невозможно. При этом, однако, возможно многое другое. Разговор по телефону о погоде, просмотр мало отличающихся друг от друга по содержанию новостей в Интернете, долгое домашнее обсуждение какой-нибудь застарелой проблемы, разрешение которой от этого переливания из пустого в порожнее нимало не приближается. Ну, и, разумеется, телевизор. На него время находится практически всегда, он - вне конкуренции.
Безусловно, дело не в том, что молитва требует какого-то продолжительного времени. Она требует внутренних усилий - не всегда больших, но просто непривычных для того, кто такие усилия себя делать регулярно не заставляет. Она требует некоего «умирания» для дел, интересов, правил этого мира - хотя бы кратковременного, на 15-20 минут утром и на столько же вечером. Почему? - Потому что для того, чтобы молиться, а не вычитывать, необходимо упраздняться от всего, что не есть Бог. От всего, что отвлекает, уводит от Него, встает во время молитвы между нами и Им. Это дается необычайно трудно, мучительно, но именно тут - корень, сердцевина всей нашей христианской жизни. Так проверяется, что мы любим больше - Бога или мир и все, что в нем. Или, по крайней мере, что мы стремимся больше любить, что выбираем.
Вот почему столь важна молитва: она не только средство общения с Богом (хотя, кажется, что важнее этого?), она сама по себе, по тому, как мы относимся к ней, определяет всю нашу христианскую жизнь, все наше внутреннее содержание. Если мы верим, если Господь для нас - реальность, то молиться для нас так же естественно, как есть, пить, дышать; если же молитва воспринимается как помеха, как что-то отрывающее нас от более важных дел, от чего-то, в сравнении с чем она представляется вещью незначительной, то какая уж может быть вера? Только та разве, которую называет апостол мертвой. Сурово? Но так оно и есть. И если мы это понимаем, то - все в наших руках. А если предпочитаем, «видя не видеть», то... пожалуй, мы уже в чьих-то руках. Только в чьих?
Впрочем, бывает и так, что и понимаем, и принимаем мы необходимость молитвы. И не как к чему-то внешнему к ней относимся, а дорожим возможностью хотя бы какое-то время в течение дня обращаться к Богу прямо, непосредственно, иногда молясь Ему словами, которые когда-то родились в сердцах святых и теперь становятся постепенно такими же родными и для наших сердец, иногда же говоря Господу о «своем» так, как это получается лично у нас. Мы уже и от разговоров лишних телефонных уходим, и от переливания из пустого в порожнее в беседах домашних. И даже телевизору чуть ли не бойкот пожизненный объявили. Но вот беда: все идет кувырком. Так день складывается, так подбираются дела, обстоятельства, так поступают с нами люди, словно они решили прогнать молитву из нашей жизни, не оставить ей никакого места. Это не они - люди, обстоятельства, дела. Это враг. Потому как ничто не мешает ему в такой степени, как молитва. Не мешает так губить нас. И, будучи хитрым и изобретательным, он использует для этой цели все - и людей, и дела, и обстоятельства. Так что кажется порой - ничего не поделать, безысходность какая-то...
Однако есть и у нас против него своя хитрость, свой «секрет». Бог ищет в молитве, как и во всем прочем, прежде всего нашего произволения. Было бы оно только, а все остальное Он Сам обязательно устроит. И потому вот, что важно: дать молитве в жизни своей не просто место, а место первое. Это не значит, что мы должны проводить в ней большую часть дня, что нашим постоянным спутником должны быть молитвослов или четки. Нет, речь о малом идет. Есть у нас правило - пусть небольшое, соответствующее нашим небольшим духовным силам,- значит надо выполнять его, во что бы то ни стало. Бороться за него всеми силами, не уступая ни на шаг. Подсказывает нам наше сердце, что нужно о чем-то Господу помолиться, попросить помощи, вразумления, утешения, прощения,- не надо откладывать. Выдалась свободная минутка, час или два - уделить хотя бы какую-то часть этой свободы молитве. Уже не как средству у Бога что-то попросить, а как возможности с Ним побыть...
...Когда становится жизнь человека такой борьбой, многое изменяется в ней, многое он начинает видеть и понимать совсем иначе. Многое... В том числе и учение святителя Григория Паламы, точнее - Церкви Православной - о Нетварном Божественном Свете, и о том, как сподобиться зрения его.
Игумен Нектарий (Морозов)http://www.eparhia-saratov.ru/Articles/borba-za-molitvu
 иером.jpg)
