Русский или универсальный?
И не потому, что правящий архиерей в картине показан воплощением вселенского зла, и это «оскорбляет мои религиозные чувства». Мои религиозные чувства ничего не оскорбляет. Я вообще не очень понимаю, как религиозные чувства можно оскорбить. Мне фильм «Левиафан» не нравится потому, что он не несет ничего - ни уму, ни сердцу, потому что он сплошная выдумка (про притчу говорить не надо, я понимаю, что это не соцреализм). Выдумка не в смысле несоответствия реальности, а в смысле художественном и экзистенциальном. Все характеры здесь - плоские, без теней и полутонов; документальность - кажущаяся, мотивы поступков героев - порой нелепы и ничем не мотивированы. Градус депрессии - запредельный, и после просмотра любой честный человек должен выбрать для себя один из трех вариантов дальнейшего реагирования: повеситься, застрелиться или утопиться. Предпочтительнее, конечно, утопиться - для пущего символизма.
Левиафан - в ветхозаветной традиции морское чудище и одно из имен сатаны, символ зла. В фильме городок на Крайнем Севере со всех сторон окружен морем, которое тревожно и властно волнуется, грозя бедой. И как нет выхода из этих морских тисков, так нет освобождения от щупалец зла, поглотившего мир. А точнее - Россию. И не надо говорить о том, что такая история может произойти в любой точке мира: и картинка, и характеры, и приметы - чисто русские. И иностранным зрителем на международных фестивалях, где Звягинцев получил множество наград, в том числе и «Пальмовую ветвь» в Каннах, наверняка опознавались именно как русские. Представляю себе их ужас перед этой «дикой страной» и славословия Богу, сподобившего родиться не в ней...
Банально говорить о том, как часто и в каком количестве пьют герои, на каком языке они разговаривают, но не думаю, что это типично для немца или американца. Да и типаж главного героя Николая - на мой взгляд, чисто русский. Все коллизии и перипетии, общественные и политические, - тоже вполне в национальном стиле, поэтому мое глубокое убеждение, что это русский фильм о России, а не просто абстрактная экзистенциальная притча о маленьком человеке, попавшем под каток вселенского зла.
Николай - обычный русский человек, работяга, у него дом - на берегу моря. Для него этот дом - его крепость, его фундамент. И вот отвратительный мэр в прекрасном исполнении Романа Мадянова через неправедный и подконтрольный суд (ну а какой же еще?) решает его этого дома лишить, а землю застроить. Чем - до последнего момента держится в секрете.
Мафия бессмертна
Герой Мадянова не просто плохой, он вопиющий, практически садист, упивающийся своей властью и возможностью крошить в щепки человеческие судьбы. Его во всем покрывает и поддерживает и даже наставляет на его кровавые дела местный архиерей - один из самых плоских образов в фильме. «Если узнаю, что он построит на моем месте дворец, приду и расстреляю», - обещает Николай. Но тут - внимание, сюрприз - выясняется, что на месте разрушенного дома Николая должна появиться... церковь. Храм на крови, на костях, на обломках человеческой жизни - антиклерикальных шаблонов можно подобрать довольно. И неожиданно оказывается, что вовсе не мэр самый что ни на есть подонок и гад, а вот этот самый ходульный архиерей, который объявляется фактически служителем левиафана, волком, рядящимся в овечьи одежды. Мафия, одним словом, бессмертна, и она совсем не там, где вы думаете. Она ого-го где! Очень свежая мысль...
Весь этот бред человека, ни дня, по всей видимости, не жившего в Церкви, не хочется как-то даже комментировать. Вся эта история про симфонию с государством навязла в зубах и ушах. Противопоставление богатого и злого архиерея бедному, но честному простому батюшке - прием, что и говорить, достойный Каннского фестиваля. Честное слово, смотреть на это лично мне было неинтересно и скучно. Какая-то мрачная эстетская артхаусная ахинея и чепуха...
Но местами скука перерастала в недоумение. У Николая есть жена, которую он любит и которую не любит его сын от первого брака. И вот эта жена изменяет своему мужу с его лучшим другом, московским адвокатом, приехавшим его защищать, в самый тяжелый для мужа момент. Причины, по которым эта прекрасная женщина решается на адюльтер, мне лично остались непонятны. Несмотря на то что режиссер долго показывал нам героиню без бикини, пытаясь, видимо, запечатлеть в нашем сознании этот обнаженный драматический и, наверное, как он думает, эстетский кадр. Так вот, мне все равно осталось неясно, на что она повелась. Столичное ли мужское обаяние тому виной или отчаяние и надежда убежать от этой невыносимой жизни? Кто-то говорит о просто иррациональном порыве, но я таких порывов, простите, не понимаю.
Потом, после отъезда возлюбленного и конфликта с сыном Николая дама решает, что пора уже броситься в объятия левиафана. Говоря по-русски, идет топиться. Вот такая экзистенциальная драма. Страшная-престрашная.
Отдельная песня - это то, как режиссер изображает русскую «массовку» - простых людей, населяющих город. Эпизод, когда героиня едет в автобусе; камера выхватывает лица, в основном это лица женщин. Я не знаю, насколько нужно людей не любить, чтобы так их видеть и показывать. Глупое, дебелое, усталое «быдло». Наверное, долго проводился кастинг - такие лица надо еще поискать. Так может, Звягинцев таким образом этим людям сострадает? Может. Но я не заметила.
Единственное, что немного тронуло, - это линия библейского Иова, до которого режиссер попытался возвести своего персонажа. Но попытка окончилась пшиком. Библейский Иов невыносимо страдает, а потом его посещает Бог и отвечает на все его вопросы. Во вселенной Звягинцева нет места Богу, поэтому все заканчивается просто страданием. Зло побеждает добро, левиафан торжествует. А как вы хотели? В артхаусе все по-взрослому. Ад, ад, адский ад, все прогнило. Люди, сдавайтесь.
Шедевр или набор шаблонов?
Откровенно говоря, больше и сказать о фильме нечего. Я не понимаю, какие еще экзистенциальные пласты можно здесь выискивать. Чем бессмысленнее и беспросветнее российская действительность - тем больше шансов у храброго российского режиссера получить награды на иностранных фестивалях. Впрочем, я верю, что Звягинцев искренен, он просто так видит мир. В одном из интервью режиссер и сам это подтвердил, заявив, что его фильм - «это правда сегодняшнего дня, правда эта целительна, хоть и горька, и она необходима для того, чтобы проснулись заснувшие было чувства и эмоции».
Не знаю, у кого как, но у меня после фильма ничего не проснулось. Возможно, это потому, что я не продажный чиновник и не оборотень в рясе, но мне показалось, что разоблачения «Левиафана» никакая не правда, а сплошная натяжка, почти карикатура, плакатная антиагитка на действительность. Безусловно, режиссер имеет право на концентрированно-негативное высказывание, но, как верно заметил публицист Дмитрий Ольшанский, высказываться можно по-разному. Можно, проживая свое кино из глубины своего существа, а можно - искусственно. Вот «Левиафан» - это кино, которое сделано искусственно, словно из кубиков, из набора клише. И с этим как раз и связано ощущение неправды, а вовсе не с политическими и идеологическими реалиями.
Кто-то говорит: вот, фильм очень сильный, не в силах, однако, эти эмоции объяснить. Если человеку надавать обухом по голове, то это тоже будет сильно. Но не значит, что высокохудожественно.
Несмотря на все это, я категорически против того, чтобы фильм запрещали. Нельзя этого делать ни в коем случае. Никакого вреда он не нанесет. Отвратит от Церкви? Да полноте, уже наотвращались. Напугает? Но кого? Все уже пуганые. Порушит основы государства? Да ничего он не порушит. А вот если начать запрещать и не пущать, эффект может быть гораздо сильнее: запретный плод сладок. Все эти разоблачительные письма в органы власти с требованием наказать и праведными стонами - не что иное, как отголоски советского стукачества и доносов. Закончиться это может плохо.
Фото из открытых интернет-источников
Газета «Саратовская панорама» № 2 (526)
Елена Балаянhttp://www.eparhia-saratov.ru/Articles/ochen-strannoe-kino