Среди современников литературный авторитет Ивана Алексеевича Бунина был настолько высок, что его книги продолжали выходить в Советской России и после того, как писатель покинул Родину.
Повесть "Митина любовь" (1924 г.), принесшая Бунину европейскую известность (она привела в восторг знаменитого австрийского поэта Рильке), была издана в 1926 г. в Ленинграде в серии "Книжные новинки", а в 1927 г. главное издательство СССР - ГИЗ - выпустило сборник рассказов "антисоветского писателя". В восьмом томе первой Большой Советской Энциклопедии (1927) напечатана довольно большая статья о Бунине, причем с портретом, чего тогда удостаивался не всякий советский писатель.
Во всем мире И.А. Бунин считается классиком "любовной прозы". Но этим, конечно, не ограничивается влияние, которое оказал на мировое искусство русский Нобелевский лауреат. Он, по сути, стал родоначальником столь распространенного ныне жанра, который условно можно обозначить как "гибель "Титаника". Рассказ Бунина "Господин из Сан-Франциско" (1915) был первым литературным откликом на катастрофу знаменитого суперлайнера. Множество деталей в "Господине" говорит о том, что под кораблем с названием "Атлантида" подразумевается именно "Титаник".
Европейские художники только в конце ХХ века пришли к тому пониманию кризиса техногенной цивилизации, который с такой силой выразил Бунин в "Господине из Сан-Франциско".
Здесь прежде всего уместно вспомнить фильм Ф. Феллини "И корабль плывет..." - о безвозвратно уходящей в прошлое "старой доброй Европе", какой она была до 1914 г., и другой его фильм, "Сладкая жизнь", о котором сам режиссер говорил, что это - "корабль, пышный и в то же время нищий, несущийся навстречу скалам, о которые ему суждено разбиться, - помпезное кораблекрушение: шелк, парча, хрусталь, повергнутые в пучину порывом бури". В сущности, то же самое можно сказать об идее "Господина из Сан-Франциско".
С самого начала рассказа ощущаешь какой-то холодок, который к концу превращается в ледяное дыхание смерти. Появляется даже сомнение: да живые ли люди были описаны Буниным? Быть может, "Атлантида" - это корабль-призрак, корабль мертвецов? Грузный капитан "Атлантиды" похож на "громадного идола" (точь-в-точь, как капитан "Титаника" Смит). У наследного принца азиатского государства, путешествующего инкогнито, "крупные усы сквозили, как у мертвого". Смерть во всем, везде, даже в пахнущих воском средневековых итальянских храмах: "величавый вход... а внутри - огромная пустота, молчание... скользкие гробовые плиты под ногами". Здесь нет места живым человеческим чувствам, они растворяются в пустоте, не успев даже родиться, все эфемерно, даже влечение полов, - в данном случае "чувство" дочери господина из Сан-Франциско к наследному азиатскому принцу. "Ведь в конце концов, - констатирует Бунин, - не важно, что именно пробуждает девичью душу, - деньги ли, слава ли, знатность ли рода..."
Непробиваемым в своем позитивизме янки доступны только дурные предчувствия, да и то - мимолетно... Хозяин отеля на Капри "на мгновение поразил господина из Сан-Франциско: он вдруг вспомнил, что нынче ночью, среди прочей путаницы, осаждавшей его во сне, он видел именно этого джентльмена, точь-в-точь такого же, как этот, в той же визитке и с той же зеркально причесанной головой. Удивленный, он даже чуть было не приостановился. Но как в его душе уже давным-давно не осталось ни горчичного семени так называемых мистических чувств, то сейчас же и померкло его удивление..."
Бодро, выпятив бульдожью челюсть, шагает жестокий американский бизнесмен навстречу своей смерти. Он умирает в читальне, среди газет с заголовками о никогда не прекращающейся балканской войне (как все похоже на конец ХХ века!). "...Строчки вдруг вспыхнули перед ним стеклянным блеском, шея его напружилась, глаза выпучились, пенсне слетело с носа... Он рванулся вперед, хотел глотнуть воздуха - и дико захрапел; нижняя челюсть отпала, осветив весь рот золотом пломб..."
В гостинице начинается паника. Что-то не заладилось в отлаженном механизме декораций, скрывающих пустоту. "...На всех языках раздавалось: "Что, что случилось?" - и никто не отвечал толком, никто не понимал ничего, так как люди и до сих пор еще больше всего дивятся и ни за что не хотят верить смерти". "С обиженными лицами", молча расходились люди по своим номерам. Богатый янки нарушил правила игры - он умер. А было так весело, беззаботно...
Природе в бунинском рассказе, кажется, абсолютно безразлична смерть чужого и жестокого человека. Кто он ей - страшный персонаж театра марионеток? Она - Жизнь, а он пришел из мира Смерти.
Над Капри возвышаются две вершины: Монте-Соляро и Монте-Тиберио. "...В гроте скалистой стены Монте-Соляро, вся озаренная солнцем, вся в тепле и блеске его, стояла в белоснежных гипсовых одеждах и в царском венце, золотисто-ржавая от непогод, Матерь Божия, кроткая и милостивая, с очами, поднятыми к небу...". Но Матерь Божия мало интересует туристов вроде покойного джентльмена из Сан-Франциско. Они съезжаются со всех концов острова смотреть на остатки каменного дома, в котором "две тысячи лет назад жил человек, несказанно мерзкий в удовлетворении своей похоти и почему-то имевший власть над миллионами людей, наделавший над ними жестокостей сверх всякой меры, и человечество навеки запомнило его". Это римский император Тиберий, наместник которого в Иудее Понтий Пилат трусливо отвернулся от Иисуса Христа...
Тело мертвого господина из Сан-Франциско, "с неделю пространствовав из одного портового сарая в другой, (...) снова попало наконец на тот же самый знаменитый корабль, на котором так еще недавно, с таким почетом везли его в Старый Свет. Но теперь уже скрывали его живых - глубоко спустили в просмоленном гробе в черный трюм. И опять, опять пошел корабль в свой далекий морской путь". Здесь появляется на страницах рассказа тот, чье тягостное присутствие мы давно уже незримо ощущали. Это - верховный покровитель и усопшего капиталиста-янки, и "несказанно мерзкого" Тиберия. "Бесчисленные огненные глаза корабля были за снегом едва видны Дьяволу, следившему со стен Гибралтара, с каменных ворот двух миров, за уходившим в ночь и вьюгу кораблем". Пока он только что следит... "Дьявол был громаден, как утес, но громаден был и корабль, многоярусный, многотрубный, созданный гордыней Нового человека со старым сердцем". Сущность Дьявола материализовалась в "Атлантиде", и они теперь сопоставимы - Дьявол и корабль.
Рассказ заканчивается под сладостно-томную, "бесстыдно-грустную" музыку, звучащую в салоне первого класса. Это - прямой намек читателю. Ведь именно под эти меланхолические звуки тонул "Титаник".
Музыканты играли до последней минуты, коченея на атлантическом ветру, пока не раздалась легендарная команда капитана Смита: "Теперь - каждый за себя!".
Что ж, если взглянуть на рассказ Бунина как на одну из версий гибели "Титаника", то она - самая верная. Все прочие подразумевают технические причины, "версия" Бунина - нравственные. Корабль, созданный мертвецами, обречен на Смерть.
Что такое бунинская "Атлантида"? Современная цивилизация? Вообще человечество? Земля? Возможность толкований беспредельна, как бесконечна природа бунинского образа.
Разумеется, "Господин из Сан-Франциско" повлиял не только на произведения в жанре "катастрофы". Например, под сильнейшим обаянием этого рассказа всю жизнь находился Михаил Булгаков. В "Белой гвардии" читаем: "Перед Еленой остывающая чашка и "Господин из Сан-Франциско". Затуманенные глаза, не видя, глядят на слова:
... мрак, океан, вьюгу".
А вот "Мастер и Маргарита": "Эта тьма, пришедшая с запада, накрыла огромный город. Исчезли мосты, дворцы. Все пропало - как будто этого никогда не было на свете".
Сравним с "Господином из Сан-Франциско": "Тяжелый туман до самого оснований скрывал Везувий, низко серел над свинцовой зыбью моря. Острова Капри совсем не было видно - точно его никогда и не существовало на свете".
Так заманчиво было бы продолжить сопоставления (например, проследить, как тема Тиберия, страшного покровителя булгаковского Пилата, перешла из "Господина" в "Мастер"; не менее интересна объединяющая оба произведения тема дьявола, у Бунина "громадного, как утес", но поначалу представшего перед туристом из Сан-Франциско в образе "отменно элегантного молодого человека", а перед Берлиозом - в обличье щеголеватого интуриста Воланда, превратившегося в конце романа в "глыбу мрака"; было бы любопытно сравнить бал на корабле с балом у сатаны, реакцию персонажей на смерть янки и гибель Берлиоза; бурю над Москвой в финале "Мастера" и бурю над "Атлантидой" в финале "Господина"), но всё это, как говорят обычно в таких случаях, тема отдельной большой работы. Да и дело, в общем, не в том, кто как на кого повлиял, это в литературе процесс естественный. Сам Бунин любил говорить: "От Гоголя я!", чему мало кто верил. Но они не поняли, что писатель имел в виду. Язык, стиль, сюжет и т. д. здесь не главное. А что же? Вот что написал в "Жизни Арсеньева" о значении Гоголя в своей творческой судьбе сам Бунин: "Страшная месть" пробудила в моей душе то высокое чувство, которое вложено в каждую душу и будет жить вовеки, - чувство священнейшей законности возмездия, священнейшей необходимости конечного торжества добра над злом и предельной беспощадности, с которой в свой срок зло карается. Это чувство есть несомненная жажда Бога, вера в Него".
Вторая тема, остро переживаемая Буниным еще в первых стихотворениях и рассказах - тема смерти. В «Жизни Арсеньева» молодой герой в одном селе, куда обычно ездил по делам службы, сошелся на гульбище с "высокогрудой рыжей девкой с крупными губами". Однажды она пошла провожать его на станцию, а он, проходя мимо товарного вагона с раздвинутыми дверцами, потянул ее туда. "...Она вскочила за мной и крепко обняла меня за шею. Но я чиркнул спичкой, чтобы осмотреться, - и в ужасе отшатнулся: спичка осветила посреди вагона длинный дешевый гроб". Этот появившийся так некстати гроб, между прочим, непременный мотив поэтики бунинских произведений о любви.
С необычайной для русской литературы, обостренной до крайности чувственностью он описывает пробуждающийся в людях инстинкт жизни, продолжения рода и - смерть: как неизбежный, неотвратимый финал...
Алексей Арсеньев и безымянный мертвец в дешевом гробу едут по железной дороге разными путями, но это до поры до времени... Рано или поздно их пути их, увы, пересекутся... Как писатель Бунин изображал это роковое противоречие человеческого существования с потрясающей, реалистической силой, но сам по-человечески никогда не мог с этим примириться... Поэтому, быть может, с таким обостренным сочувствием описывал он Льва Толстого, прыгающего через заснеженные канавы на Девичьем Поле и говорящего Бунину - "отрывисто, строго, резко:
- Смерти нету, смерти нету!"
Иные читатели задают вопрос: почему Бунин, в раннем и зрелом творчестве которого гармонично сочетались самые различные темы, в том числе и "женская", в старости отдал предпочтение последней, причем зачастую в откровенно эротическом духе? Может быть, это означало, что под конец жизни он разочаровался во всем, кроме чувственных, плотских удовольствий? А может быть, истратив Нобелевскую премию, откровенно решил заработать на "клубничке"? Тут надо сказать, что рассказы, составившие "Темные аллеи", в основном писались во время гитлеровской оккупации Франции, когда Бунин жил в курортном городке Грассе, и лишь малая часть их тогда была опубликована (9 из 25), да и то в газетах. Бунин их писал практически "в стол", "для себя", как в далекие юношеские годы. Да и вообще следует хорошенько представить себе атмосферу, в которой создавались "Темные аллеи": оккупация, голод, холод (зимой в Приморских Альпах вовсе не тепло, а дрова стоили бешеные деньги). Ко всем этим "прелестям" добавлялась старость - в годы войны Бунин "разменял" восьмой десяток... Так может быть, он любовными рассказами горячил остывающую кровь?
Тут возможны десятки "может быть". Но вот что обычно не учитывается критиками. Человек, долгие годы живущий вне Родины, постепенно перестает ее ощущать как нечто, столь же реально существующее во времени и пространстве, как и страна обитания. Образы Родины переходят в область воспоминаний, а воспоминания имеют обыкновение со временем тускнеть (особенно у писателей, которые используют их, как фотографы негатив). У людей нерелигиозных (а Бунин был верующим, но не очень религиозным человеком) надежнее всего сохраняется в памяти то, что связано с чувственными переживаниями.
Эта закономерность легко прослеживается, если сравнить творчество Бунина 20-х и 40-х годов. В 20-х годах он писал и такие рассказы, как "Косцы" - гимн ушедшей в прошлое России, и такие, как "Солнечный удар" - новелла, так и просящаяся в "Темные аллеи". Кроме того, был тогда Бунин активным публицистом, резко полемизировал с левым флангом эмиграции, в частности, с "партией Милюкова". Со второй половины 30-х годов все его художественные интересы словно сосредоточились на интимной сфере, хотя хорошо известно, что своих взглядов он не менял.
Все это позволяет предположить, что образы женщин в "Темных аллеях" есть образы Родины, извлекаемых Буниным из чувственной сферы своего сознания.
А поезда, пароходы, где часто начинаются или заканчиваются рассказы, были для писателя чем-то вроде литературной машины времени, доставлявшей его героев туда, в Зазеркалье, в Россию, что "не вернется уже вовеки". Для понимания этого важен рассказ "Руся" (по сокращенному имени героини - Маруся). Он начитается так: "В одиннадцатом часу вечера скорый поезд Москва - Севастополь остановился на маленькой станции за Подольском, где ему остановки не полагалось, и чего-то ждал на втором пути". Это был поезд, остановившийся во времени. Герой вспоминает свою возлюбленную, жившую когда-то в усадьбе неподалеку. Поезд наконец тронулся. Он набрал скорость и полетел - как летит время в быстротечной нашей жизни: "... все так же неуклонно, загадочно, могильно смотрел на него из черной темноты сине-лиловый глазок над дверью, и все с той же неуклонно рвущейся вперед быстротой несся, пружиня, качаясь, вагон. Уже далеко, далеко остался тот печальный полустанок. И уж целых двадцать лет назад было все это - перелески, сороки, болота, кувшинки, ужи, журавли..." Утром жена спрашивает героя: "Все еще грустишь, вспоминаешь свою дачную девицу с костлявыми ступнями?
- Грущу, грущу, - ответил он, неприятно усмехаясь. - Дачная девица... Amata nobis quantum amabitu nulla!" ("Возлюбленная нами, как никакая другая возлюблена не будет!" - Лат.)
Эта таинственная Руся, конечно же - Русь, Россия, возлюбленная Буниным, как никакая другая страна возлюблена быть не может.
