itemscope itemtype="http://schema.org/Article">

Сергей Николаевич Глинка

Москвичи-герои 1812 год

Новости Москвы 
0
790
Время на чтение 21 минут
«В войну Отечественную воевали души:

а кто исчислит силу и порыв души?»

С.Н. Глинка. Записки о 1812 годе.

В плеяде героев 1812 года имя Сергея Николаевича Глинки занимает особое место. Он не находился в рядах сражающейся армии, но он, безусловно, принадлежал к ней своим воинственным пером. Его поприщем было народное просвещение. Он, по его собственному выражению, «духу народному давал направление». Князь П.А. Вяземский, оценивая общественную роль С.Н. Глинки, сказал о нем: «Глинка был рожден народным трибуном, но трибуном законным, трибуном правительства». Однако Глинка принял на себя эту роль самостоятельно, добровольно и бескорыстно, и она неоспоримо признавалась за ним всеми современниками как в высшей степени полезная и значимая. Он был первым, кто понял значение слова, обращенного к национальному чувству русского народа и к национальной памяти. Тогда, по выражению князя П.А. Вяземского, «Россия не была еще отыскана»; Н.М. Карамзин только еще писал свою «Историю», и С.Н. Глинка был первым, кто обратил внимание русских людей на достоинство русской истории, русской национальной жизни и русского характера. Причем, сделал это именно тогда, когда Россия более всего нуждалась в опоре на собственные силы, - в эпоху борьбы с Наполеоном.

Но сначала немного о самом С.Н. Глинке. Он родился в дворянской семье в 1775 г. (согласно надгробной надписи) или 1776 г. (согласно его «Запискам») в с. Сутоки Духовщинского уезда Смоленской губернии. Отец его, Николай Ильич, в молодости служил в гвардии и по выходе в отставку поселился в деревне. Здесь и началось первоначальное образование Сергея Глинки. Мальчик отличался хорошей памятью (Глинка и потом всегда много помнил из выученного и прочитанного и легко цитировал многочисленных авторов), учение шло легко. В 1781 г. Екатерина II во время поездки в Белоруссию остановилась в имении Глинок, деревне Холм. Н.И. Глинка был в то время капитан-исправником в Духовщинском уезде. В знак благоволения за оказанный прием Екатерина записала двух его сыновей, в том числе и Сергея, в Сухопутный Шляхетский корпус в Петербурге. Там в 1782 г. началось настоящее обучение С. Глинки.

Корпус был в те годы одним из лучших учебных заведений в России. Руководил им генерал-поручик и генерал-адъютант Екатерины II граф Ф.Е. Ангальт. Это был замечательный педагог. По свидетельству самого Глинки, граф Ангальт стремился приобрести доверенность своих воспитанников, пробудить в них интерес к знаниям, поощрял творчество. Развитию воображения и фантазии Глинки способствовали и занятия русской словесностью, одно время их вел писатель Яков Борисович Княжнин. Писать Глинка начал еще в корпусе, поощряемый наставниками (послания, стихи, посвященные торжественным датам, и т.п.).

Уже в это время в Глинке обнаружились те черты характера, которые сохранились в нем на всю жизнь: мечтательность и восторженность. Они выдавали в нем поэта. Когда, после смерти графа Ангальта, директором корпуса был назначен М.И. Кутузов, то Глинка приветствовал его торжественной речью. Выслушав ее, Кутузов сказал: «Не долго послужит солдатом; он будет писателем», - и оказался прав.

Глинка выходит из корпуса в 1795 г. и в звании поручика переезжает в Москву, где становится адъютантом князя Ю.В. Долгорукова. Через два года он был переведен в полк под командованием М. И. Кутузова. В 1799 г. полк был включен в состав дополнительных частей, направленных на помощь А.В. Суворову в Австрию и Италию. Но принять участие в боях Глинке не привелось - когда его полк прибыл к границе, война была окончена. В 1800 г., после смерти отца, Глинка в чине майора выходит в отставку и поселяется в деревне. В 1802 г., после смерти матери, Глинка отказывается от своей доли наследства (30 душ крестьян, движимое и недвижимое имущество) в пользу сестры и на три года становится домашним учителем у одного помещика на Украине. В 1805 г. он возвращается в Москву и состоит при театре в звании "переводчика и сочинителя". С этого времени Глинка целиком посвящает себя литературной деятельности. Одна из первых его постановок - "Наталья, боярская дочь" по повести Н.М. Карамзина, была представлена публике 30 августа1805 г., и любопытно, что того же 30 августа, но уже 1812 г., этой же постановкой и закрылся московский Новый Императорский театр на Арбате перед тем, как Москва была оставлена неприятелю.

В 1806 г. военные бури вновь призывают Глинку встать в ратные ряды - он бригад-майор сычевской дружины ополчения. Но опять ненадолго - последовавший в 1807 г. Тильзитский мир освобождает его от ратного подвига, но призывает к подвигу писательскому. Его литературное творчество отныне вдохновляется исключительно мотивами отечественной истории. Из-под его пера выходят пьесы: «Михаил князь Черниговский» (М., 1808); «Ольга Прекрасная», опера (М., 1808); «Боян» (М., 1808); «Минин», драма (М., 1809); «Осада Полтавы», драма (М., 1810) и пр., - а также поэмы и повести в стихах: «Пожарский и Минин, или Пожертвования россиян» (М., 1807); «Царица Наталья Кирилловна» (М., 1809) - и множество исторических повестей и анекдотов в прозе.

Но по-настоящему знаменательным явлением не только литературной, но и общественно-политической жизни Москвы, быстро перешагнувшим за ее пределы, становится журнал «Русский Вестник», который Глинкой начинает издавать в 1808 г. «По всей России, особенно в провинциях, - пишет князь П.А. Вяземский, - читали его с жадностью и верою; столицы вообще все, более или менее, придерживаются космополитизма. Преимущественно в первые года существования своего журнал имел историческое и политическое значение. Одно заглавие его было уже знамя. В то время властолюбие и победы Наполеона, постепенно порабощая Европу, грозили независимости всех государств. Нужно было поддерживать и воспламенять дух народный, пробуждать силы его, напоминая о доблестях предков, которые также сражались за честь и целость отечества. Дух чужеземства мог быть тогда в самом деле опасен. Нужно было противодействовать ему всеми силами и средствами. В таких обстоятельствах даже излишества и крайность убеждений были у места. Укорительные слова: галломания, французолюбцы, бывшие тогда в употреблении, имели полное значение. Ими стреляли не на воздух, а в прямую цель. Надлежало драться не только на полях битвы, но воевать и против нравов, предубеждений, малодушных привычек. Европа онаполеонилась. России, прижатой к своим степям; предлежал вопрос: быть или не быть, то есть следовать за общим потоком и поглотиться в нем, или упорствовать до смерти или до победы? Перо Глинки первое на Руси начало перестреливаться с неприятелем»[1].

В первом же номере нового журнала Глинка заявил его программные установки: «Издавая Русский Вестник, намерен я предлагать читателям все то, что непосредственно относится к Русским. Все наши упражнения, деяния, чувства и мысли должны иметь целью Отечество; на сем единодушном стремлении основано общее благо»[2].

Это «стремление более и более знакомить Русских с Россиею» было ново и оказалось созвучно общей потребности, пришлось как нельзя кстати, когда Россия была мучима унижением Тильзитского мира и нуждалась в источниках силы. Глинка показал, что такие источники содержатся в ней самой - в ее истории и в ее народе. Он нацеливал свой журнал на выполнение двух задач: "пробуждение народного духа" и "вызов к новой, неизбежной борьбе" - имелась в виду, конечно, борьба с Наполеоном. Неизбежность этой борьбы, по убеждению Глинки, вытекала из самой независимости русского народного характера.

Антифранцузское направление «Русского Вестника» не укрылось от бдительного ока Наполеона: его посол Коленкур в 1808 году жаловался императору Александру I на некоторые статьи «Русского Вестника» и в том числе на статью о Тильзите. Глинка «по политическим обстоятельствам был уволен от московского театра» (чем гордился потом всю жизнь как наградой), но журнал закрыт не был. Примечательно, что царь узнал о существовании «Русского вестника» только благодаря Наполеону. Это ясно указывает на то, что журнал был лишен какой бы то ни было ангажированности.

В Москве, в широких кругах читателей и даже среди университетской молодежи «Русский вестник» пользовался большой популярностью; из провинциальных городов Глинка также получал выражения восторженной благодарности за свое смелое выступление против французов и защиту русской чести.

Насколько вдохновляющим был пример «Русского вестника» можно судить хотя бы по словам историка М.П. Погодина: «Ваш "Русский Вестник" 1808 г., с портретами царя Алексея Михайловича, Дмитрия Донского и Зотова, - писал он Глинке, - возбудил во мне первое чувство любви к отечеству, Русское чувство, и я благодарен вам во веки веков».

Пробуждая в обществе интерес к отечественной культуре и истории, Глинка доказывал, что русская культура и до Петра I обладала высокой мощью и самобытностью, а потому не нуждается в каких-либо заимствованиях и должна развиваться по собственному пути. Глинка критиковал русское дворянство за галломанию, которая, по его убеждению, появилась в результате воздействия иностранных мод, роскоши и воспитания и, как он считал, являлась переходной формой к либерализму и прямой революционности. В результате галломании русское дворянство фактически составило «в недрах» отечества «область иноплеменную» (Русский вестник. 1808. № 4. С. 38.). Однако он убежден, что «чуждые обычаи, сколь бы глубоко ни укоренились, природного свойства Россиян уничтожить не могут» (1809. № 2. С. 235), ибо «коренное и первообразное свойство народов никогда совершенно не истребляется» (1810. № 9. С. 104).

Покончить с галломанией, по мысли Глинки, сможет лишь «русское воспитание», стержнем которого должно стать изучение русской истории, обращение к «старине» и русскому прошлому, отказ от французских мод и предметов роскоши, разорявших русское дворянство и приводивших к порче общественной нравственности. «Итак, замечая нынешние нравы, воспитание, обычаи, моды и проч., мы будем противополагать им, не вымыслы романтические, но нравы и добродетели праотцев наших». Именно с этой целью он обещает представить на страницах «Русского вестника» «новую отечественную историю; историю о добродеяниях и благотворных заведениях»(1808. № 1. С. 4, 6).

«Благотворение» занимает очень важное место в системе его мировоззрения. «О сила и могущество благотворения! ты везде смягчаешь сердца; тобою путь, заросший тернием, претворяются в стези цветущие!» (1809. № 3. С. 441). Это - величайшая добродетель, которая является для Глинки пробным камнем человеческого достоинства и реальным выражением его любви к Отечеству, которая, по мысли Глинка, есть прежде всего любовь к ближним. Журнал «Русский вестник» в каждом номере помещает известия о благотворителях и о благодетельных поступках людей самых разных сословий, сопровождая их обыкновенно рассуждениями о силе и пользе благотворения.

Отсюда естественно вытекает и понятие «общей пользы» как составной части любви к Отечеству: «Без стремления к общему благу частная выгода есть призрак, который обольщая мгновенно, навсегда повергает в нерачение о самих себе и о славе Отечества» (1811. № 7. С. 123). Любовь к родине, убежден Глинка, внушена человеку самим «Творцом Природы», и «кто не любит родины, то есть того места, где он насладился привязанностью отца и матери, тот не может любить ничего» (1812. № 8. С. 24-25).

Глинка порицал философов-материалистов XVIII в., обещавших «беспредельное просвещение, неограниченную свободу», отвергал «сии мечты воспаленного и тщеславного воображения» (1808. № 1. С. 6). В противовес атеистической и материалистической идеологии Просвещения, Глинка выдвинул триединую формулу «Бог. Вера. Отечество» (1811. № 8. С. 71). Его общественно-политические и философские взгляды базировались на христианском миропонимании, которое предполагало следование принципам православной морали. Для Глинки характерно уподобление всех социальных отношений семейным: Бога он рассматривал как отца человечества, монарха - как отца подданных, начальника (помещика, полководца, чиновника и т. д.) - как отца подчиненных. Государство представало в изображении Глинки как большая семья, в которой царит гармония и все члены бескорыстно служат друг другу. Отношения взаимного подчинения образовывали сложную общественную иерархию, когда каждый человек добровольно выполнял свои функции, видя в этом свой высший долг. При этом на монарха ложилась наибольшая ответственность по сравнению с его подданными.

Только свято исполняя свой долг перед Отечеством, дворянин достигает «имени благородного человека и удостаивается преимуществ и отличий, предоставленных ему Отечеством» (1809. № 3. С. 413).

Таким образом, Глинка выстраивает триединую программу конкретных действий: «отечественное воспитание», «деятельное благотворение» и «ревностное исполнение своей должности» - вот три элемента, которые могут способствовать исправлению нравов и сохранению самобытного развития России. Эта программа могла бы показаться нереалистичной, слишком идеалистической, если бы сам Глинка, личным примером не доказал, что она достижима.

Отечественная война была временем, когда силы и способности Глинки развернулись в полной мере и проявились с наибольшей пользой. «От 1808 до 1812 года мысль о судьбе Отечества обладала душою моею. Наступила година действия, и та мысль проявилась деятельным стремлением к Отечеству»[3].

Узнав о вступлении Наполеона в Россию, он написал стихи, взяв для них эпиграфом слова: «Да воскреснет Бог и расточатся врази его».

Глинка приветствовал назначение графа Ф.В. Растопчина военным губернатором Москвы, признавая в нем патриота, радеющего о благе Москвы и пользе Отечества, стал его добровольным, бескорыстным и искренним помощником в деле «направления духа народного» и до конца дней оставался защитником доброго имени графа Растопчина: «С именем графа Ф.В. Растопчина сочетался дух рвения московских поселян за родную Москву: вот памятник его в Московских летописях 1812 года»[4].

Галломания, не прекращающаяся, несмотря на открывшиеся военные действия, прежде всего обратила на себя внимание Глинки:

«Мы в войне с французами, и, несмотря на то, проходя некоторые московские улицы, оборачиваясь во все стороны, невольно подумаешь, что живешь в Париже, а не в Москве!» - пишет Глинка в «Русском вестнике». Во французских вывесках он видит враждебные действия, направленные против русских людей.

«Французские вывески можно по справедливости назвать вывесками образа мыслей нашей жизни, словом, нашего воспитания, сего первоначального источника мнений и дел. Продавцы и торговки французские знают, что по милости учителей и наставниц французских, слух, умы, души и сердца наши, так сказать, околдованы французским языком. Страсть наша к французскому языку произвела французские вывески, которые, блеснув в глаза, тотчас притягивают к себе мысли и сердца, приверженные от самой колыбели ко всему французскому»[5].

«Довольно гостили у нас французские дурачества; пора им отгостить; пора Кузнецкому французскому департаменту снять вывески, показывающие к несчастью, какими пустяками моды французские морочили умы русские. Желаем чистой отставки всем модам и вкусам парижским»[6].

И скоро Глинка, вместе с графом Растопчиным, могли с удовлетворением отмечать: «Кузнецкий мост обрусел, и вместо Викторины Пеш, Антуанетты Лапотер и лавок à la Corbeille au temple du bon gout, торгуют Карп Майков, Доброхотов, Абрам Григорьев, Иван Пузырев и проч.»[7]

Они как будто дополняли друг друга, и мы отмечаем полное единодушие в их деятельности.

Поимку Верещагина, о которой возвестила афиша графа Растопчина от 3 июля, Глинка расценил, как большой успех московского градоначальника и посвятил ему стихи, написанные в тот же день:

«Престола ревностный служитель,

Отечества усердный сын!

О пользе общества рачитель,

В Москве второй ты Еропкин.

Твои заботы, попеченье,

День каждый чувствует сей град;

Гласим тебе благодаренье,

Хвалу ж тебе - дела гласят.

Ты неусыпен дни и ночи,

В пример себе Монарха взяв,

Ты всюду простираешь очи,

Где есть источники отрав.

Открыл плоды ты развращенья,

Сплетенье вымыслов пустых;

Плоды не русского ученья,

Плоды бесед и обществ злых.

Ты слух и души ограждаешь

От всех смущений и тревог;

И ты делами подтверждаешь,

Что в сердце русском Вера, Бог!

Отца-Монарха прославляем

За дар, нам посланный в тебе;

Спокойствие мы ощущаем,

А ты - оставил труд себе.

Себе созиждешь ты делами

Нетленный памятник в сердцах;

Все истребляется веками;

Бессмертие живет в делах!

С. Г. 3-го июля 1812 г. Москва»[8].

11 июля 1812 г. в 5 ч. утра, прочитав воззвание Александра I к Москве, Глинка поспешил к московскому генерал-губернатору, чтобы немедленно записаться в ратники московского ополчения. Так как граф Растопчин, разговаривавший в это время с архиепископом Августином, не мог принять его, то Глинка оставил ему записку следующего содержания: «Хотя у меня нигде нет поместья; хотя у меня нет в Москве никакой недвижимой собственности, и хотя я не уроженец Московский, но где кого застала опасность Отечества, тот там и должен стать под хоругви отечественные. Обрекаю себя в ратники Московского ополчения, и на алтарь Отечества возлагаю на триста рублей серебра»[9]. Так Глинка стал первым ратником Московского ополчения, решение о созыве которого Московское дворянство примет лишь через несколько дней, и принес первую жертву усердия.

Что касается пожертвованного им серебра, то это были его столовые ложки. Когда на следующий день у него были к обеду гости, Глинка был вынужден подать им деревянные ложки, потому что других у него не было.

Он был чрезвычайно бескорыстен и всегда следовал первому порыву сердца. Как-то император Александр I пожаловал ему бриллиантовый перстень стоимостью 800 рублей ассигнациями. Глинка приехал в один дом и показал свой перстень гостям и хозяевам. В эту минуту предложили сбор в пользу какого-то бедного семейства, и Глинка, не задумавшись, пожертвовал свой перстень. Сколько ни уговаривали его, сколько ни предлагали ему отдать за него небольшую сумму, которую он может позже прислать хозяину дома, он никак не соглашался и приехал домой без перстня.

В тот же день, 11 июля, около трех часов пополудни, надев в петлицу золотую медаль, Глинка двинулся в толпе народа на Поклонную гору навстречу Александру І, желая, вместе с тем, «прислушаться к мнению народному и прибавить новую статью в «Русский вестник»». Здесь его видит юный Иван Лажечников, будущий писатель, оставивший нам описание увиденной сцены:

«На Поклонной горе особенное мое внимание привлек к себе многочисленный кружок, составленный, большею частью, из купцов, мещан и крестьян. В средине толпы стоял мужчина, довольно высокий, плечистый; лицо его казалось вдохновенным, голос звучал знойно, энергически. За толпою, тесно окружившей его, я не мог слышать его речи, обращенной к народу, но до меня долетали по временам слова его, глубоко западавшие в грудь. Толпа, творя крестное знамение, повторяла с жаром его последние слова: «За батюшку царя и Русь православную, под покров Царицы небесной!» Я узнал, что это был Сергей Николаевич Глинка, ревностный сподружник московского градоначальника в тогдашних его подвигах на служении отечеству. С каким благоговением смотрел я на него! Он известен мне был заочно, как издатель "Русского вестника", поощривший мой первый литературный лепет: поместив в своем журнале мою военную песнь и напечатав под нею мое имя, он сделал меня на несколько дней счастливым»[10].

Здесь, на Поклонной горе, «порывистый дух народа», по выражению Глинки, сделал его «вождем своего усердия». Это обстоятельство навлекло на Глинку подозрение полиции и за ним «приказано было присматривать». «Но это не беспокоило меня, - пишет Глинка. - Не отставая усердием от общего дела, я не забегал вперед и не заботился о слухах. Идите на ряду с необычайными обстоятельствами: они сами укажут вам место»[11].

Назначенное на 15 июля собрание дворянства и купечества в Слободском дворце поначалу озадачило Глинку; вот его размышления:

«Записавшись в ратники по воле и охоте, я думал: «Зачем пойду в Дворянское собрание? Да и вправе ли я говорить о пожертвовании и собственности, вовсе не имея никакой собственности?» Такие упреки и прежде слышал я в Смоленске при вступлении моем в земское войско; то же откликнулось и в Москве 1812 года.

Но обозревая положение мое с другой стороны и зная, что подпал под присмотр, я решился, для отстранения предположений и пересудов, явиться в собрание с одною неотъемлемою собственностью: с чистой совестью и с самоотречением от жизни»[12].

Здесь, в Дворянском собрании, Глинка произносит слова, оказавшиеся пророческими: «Мы не должны ужасаться; Москва будет сдана. Едва вырвалось из уст моих это роковое слово, некоторые из вельмож и превосходительств привстали. Одни кричали: Кто вам это сказал? Другие спрашивали: Почему вы это знаете? Не смущаясь духом, я продолжал: «Милостивые государи! Во-первых, от Немана до Москвы нет ни природной, ни искусственной обороны, достаточной к остановлению сильного неприятеля.

Во-вторых, из всех отечественных летописей наших явствует, что Москва привыкла страдать за Россию.

В-третьих (и дай Бог, чтоб сбылись мои слова!), сдача Москвы будет спасением России и Европы!»

Речь мою, продолжавшуюся около часа с различными пояснениями, требуемыми различными лицами, прервал вход графа Растопчина. Все оборотились к нему... Указывая на залу купеческого собрания, граф сказал: «Оттуда польются к нам миллионы; а наше дело выставить ополчение и не щадить себя».

После мгновенного совещания, положено было выставить в ратники десятого»[13].

Не удивительно, что Глинку слушали, - речь его, по свидетельству М.И. Дмитриева, была даже «звончее и красноречивее письменной».

Супруга Глинки была напугана его пламенной речью в Дворянском собрании, слухи о которой уже дошли до нее, и в ушах у нее, по выражению Глинки, «уже отзывался звон сибирского колокольчика». 19 июля граф Растопчин действительно вызвал Глинку к себе. Глинка поехал во фраке. Граф встретил его со словами: «Забудем прошедшее. Теперь дело идет о судьбе Отечества» (с декабря 1809 г. они были в личной размолвке).

Затем, взяв со стола бумагу и орден, граф сказал: «Государь жалует вас кавалером четвертой степени Владимира за любовь вашу к Отечеству, доказанную сочинениями и деяниями вашими. Так изображено в рескрипте за собственноручною подписью Государя Императора. Вот рескрипт и орден».

И когда адъютант прикрепил орден к петлице, граф поздравил Глинку и, расцеловав, добавил: «Священным именем Государя Императора развязываю вам язык на все полезное для Отечества, а руки на триста тысяч экстраординарной суммы. Государь возлагает на вас особенные поручения, по которым будете совещаться со мною»[14].

Безусловно, и эта награда, и особые полномочия Глинки были следствием представления графа Растопчина. Обладая острым чувством государственной пользы, он хорошо понял значение Глинки с его умением воздействовать на массы в сложившихся обстоятельствах.

С этого времени С.H. Глинка сделался, по выражению одного из его биографов, «собеседником народа». Он нигде не говорит, в чем же конкретно заключались эти особенные поручения, «с которыми нередко и в Москве, и вне стен ее сопряжена была опасность жизни». Но можно не сомневаться, что это была пропагандистская работа. Вот как он ее описывает: «Провидение помогало мне оживлять души добрых граждан; успокаивать их умы и внушать им меры осторожности, предостерегая их от смущения и торопливой робости. Непрестанное присутствие мое на площадях, на рынках и на улицах московских сроднило со мною взоры, мысли и сердца московских обывателей. Действуя открытою грудью и громким словом, я не прикасался рукою к сотням тысяч, вверенным мне вместе со свободою развязанных уст. Однажды только, по записке моей, препровождены были в село Крылацкое кушак и шапка крестьянину Никифору, благословившему на брань трех сынов своих»[15].

Глинка не касался выданных ему графом денег - ему «как будто бы стыдно было развязать себе руки на деньги, в то время как доверенность развязала ему язык для выражения вдохновений душевных». Так что для удовлетворения просителей, ревнующих о славе Отечества, Глинка продавал драгоценности своей жены.

Его бескорыстие было известно всем и заражало своим примером других. Например, Иван Семенович Рахманов, занимавшийся суконным производством, доставил Глинке сукна на 20 человек, а портной Гетман сшил из него одежду для ратников, не взяв у Глинки никаких денег: «Не возьму. Я не на вас работал. А об усердии моем напечатайте в «Русском вестнике». И Глинка охотно это исполнил. Его журнал объединял в это время дела благотворения, создавая настоящее благотворительное движение.

Что же касается выданной Глинке суммы в 300 тысяч рублей, то она так и осталась нетронутой и по освобождении Москвы была Глинкой возвращена графу Растопчину. Между ними, главнокомандующим Москвы и издателем «Русского вестника», вообще установились отношения полного единодушия в деле «направления духа народного» и сохранения спокойствия в столице. После выхода «Дружеского послания от главнокомандующего в Москве к жителям ее» на страницах «Русского вестника» появляется «Благодарность жителей Москвы за Дружеское послание», которое дышит искренностью и указывает на доверие, существовавшее между жителями Москвы и ее главнокомандующим в условиях войны:

«Что сердце русское говорит сердцам русских, то всегда подействует над душами. Я сам во многих местах читал народу Послание к жителям Москвы. Все они единогласно благодарили Бога и Государя за своего начальника. «Он вразумляет народ православный, говорили они; он остерегает шаткие умы от всякого зла. Он с нами молится Богу; как же нам за него не молиться Богу?»

Я сам также был очевидцем, какое действие произвели сии слова: «Когда дело делать, я с вами; на войну идти, перед вами; а отдыхать, за вами». У многих из глаз лились слезы; на лицах пылала отважность; и все в ту же бы минуту готовы были поднять оружие на врага вероломного.

«Рады за начальником нашим идти в огонь и в воду! - восклицали восхищенные жители Москвы. - Рады с ним и жить и умереть. Осторожность первая похвала; а трусость последняя глупость (коренные русские пословицы). Рады быть осторожными на страже Москвы белокаменной: она мать русских городов; она царство в царстве русском. Слава Богу и Государю! Слава им за нашего начальника. Он слушает приказ Государев; он бережет нас как детей; он крепкий слуга Государев; он отец Москвы!»

Это не вымысел, но простое повторение общего голоса русских сердец. Искусство не выдумает таких слов. Одни только благодарные души могут сказать начальнику, неусыпному о благе общем: Ты крепкий слуга Государев; ты отец Москвы!»[16]

После оставления русской армии Смоленска Глинка подает московскому главнокомандующему «Записку о лесном вооружении». По существу, это была идея организации партизанских отрядов на всем протяжении от Смоленска до Москвы. Так что Глинка выразил ее даже раньше, чем Д.В. Давыдов, наш знаменитый партизан. Есть основания думать, что Глинка, по поручению графа Растопчина, приступил к реализации этой идеи, когда опасность коснулась самой Москвы.

Когда в середине августа первые полки Московской военной силы готовились выступить, Глинка также «стал снаряжаться в поход», но граф Растопчин именем Государя предписал ему остаться в Москве, где он более мог принести пользы.

30 августа произошла последняя перед оставлением Москвы встреча Глинки с графом Растопчиным. Отправляясь с воззванием на Три Горы в типографию Селивановского для ее напечатания, Глинка определенно имел «особенное поручение» графа оповестить войну Московских поселян. Сам он открыто об этом не пишет, но это легко устанавливается по его последующим действиям: в типографии он размножает воззвание на Три Горы; возвращаясь оттуда, встречает раненого при Бородине товарища, полковника Ф.Ф. Монахтина, на предложение которого уезжать поскорее отвечает: «Не могу, остаюсь в Москве по особенным поручениям; в воскресенье, 1 сентября, отправляет из Москвы свою семью, прощаясь с ними, как будто навсегда, а потом с братом, по обязанности своей, объезжает окрестные села.

Кроме того, об этом, хотя и не называя себя, он пишет в своем журнале:

«Не успела составиться особенная дружина; но по наглом входе врагов в Москву, составились тысячи московских дружин. Где же были сии дружины? Везде, где только были поселяне, верные Богу, Царю и Отечеству. Но сим поселянам надлежало внушить предварительно о восстании на врагов. Для сего разосланы были нарочные по окрестным деревням. Во имя Бога и Царя и тогда уже множество поселян с разных сторон готовы были идти на защиту матери городов русских»[17].

Так что совершенно определенно Глинка, по поручению графа Растопчина, выполнял роль агитатора, поднимая подмосковных крестьян на борьбу с захватчиками.

2 сентября в последних рядах отступающих русских войск Глинка покинул Москву. «Москва заслонила Россию: народ Русский осадил врага буйного - в Москве», - скажет он впоследствии.

Издание «Русского Вестника» на некоторое время было прервано, но не прекратилось совсем. Глинка как будто предвидел это обстоятельство - книжки журнала за сентябрь и октябрь вышли вместе с августовской, и впоследствии Глинка вменял себе в заслугу, что «Русский вестник» «не был в плену у Наполеона».

Целый месяц Глинка отыскивал затем свое семейство и все это время «удосуживался раздумываться о своих мечтах, о судьбе Отечества и наблюдать дух народный, дух народа смышленого, который, понимая беду Отечества, уравнивался с великими событиями». В русском народе он отмечает черту, о которой стоит упомянуть. «Я близок был к народу; я жил с народом на улицах, на площадях, на рынках; везде в Москве и в окрестностях Москвы: и, живым Богом свидетельствуюсь, что никакая неистовая ненависть не волновала сынов России... В 1812 году мы не питали ненависти ни к одному народу; мы желали только поразить и отразить нашествие»[18].

По окончании Отечественной войны «Русский вестник» уже не имел, конечно, того значения, что в 1812 году, - настроения уже были не те, уже более приземленные что ли. Но Сергей Николаевич Глинка остался в благодарной памяти русских людей как пламенный трибун, слово которого ободряло, объединяло и поднимало на борьбу с врагом; который своей самоотверженностью подавал пример чистой и бескорыстной любви к Отечеству и который оказался особенно нужен в самый критический момент отечественной истории. Вряд ли Европа может предложить нам подобный пример самоотверженной любви к Отечеству.

Во второй половине 30-х годов, Глинка составил «Записки о 1812 годе» и «Записки о Москве», которые сохраняют свою актуальность до настоящего времени.

Закончить же мы хотели бы словами, которые Глинка предпослал своим автобиографическим Запискам, изданным в Санкт-Петербурге уже после его смерти, в 1895 г.: «Может быть все произведения моего пера со мною исчезнут. Желаю одного, чтобы осталось удостоверение, что любовь моя к родному краю всегда беспредельна была с любовью к человечеству; а если и это затеряется, то явно будет там, где положен предел всем противоречиям и где остается одна любовь».



[1] Вяземский П.А. Сергей Николаевич Глинка // Глинка С.Н. Записки. - М.: Захаров, 2004. - С. 435-446.

[2] «Русский вестник». - 1808: № 1. - С. 3.

[3] Глинка С. Н. Записки о 1812 годе. - СПб., 1836. - С. 2.

[4] Глинка С.Н. Записки о Москве. - СПб., 1837. - С. 44.

[5] Русский вестник. - 1812 : № 8. - С. 61-63.

[6] Русский вестник. 1812. Кн. 9. С. 135.

[7] Русский вестник. - 1813 : № 5. - С. 75.

[8] Русский вестник. - 1812 : № 8. - С.77-79.

[9] Глинка С. Н. Записки о 1812 годе. - СПб., 1836. - С. 4.

[10] Лажечников И.И. Новобранец 1812 года (Из моих памятных записок).

[11] Глинка С. Н. Записки о 1812 годе. - СПб., 1836. - С. 10.

[12] Там же. - С. 16.

[13] Там же. - С. 18-19.

[14] Там же. - С. 27-28.

[15] Там же. - С. 29.

[16] Русский вестник. - 1812 : Кн. 10. - С. 86-88.

[17] Русский вестник. - 1814 : Кн. 9. - С. 43-44.

[18] Глинка С.Н. Записки о 1812 годе. - С. 30, 42.

Вячеслав Хлесткин

http://www.voskres.ru/army/library/hlestkin1.htm

Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите "Ctrl+Enter".
Подписывайте на телеграмм-канал Русская народная линия
РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям.
Комментарии
Оставлять комментарии незарегистрированным пользователям запрещено,
или зарегистрируйтесь, чтобы продолжить

Сообщение для редакции

Фрагмент статьи, содержащий ошибку:

Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta

Полный список организаций, запрещенных на территории РФ, см. по ссылкам:
http://nac.gov.ru/terroristicheskie-i-ekstremistskie-organizacii-i-materialy.html

Иностранные агенты: «Голос Америки»; «Idel.Реалии»; «Кавказ.Реалии»; «Крым.Реалии»; «Телеканал Настоящее Время»; Татаро-башкирская служба Радио Свобода (Azatliq Radiosi); Радио Свободная Европа/Радио Свобода (PCE/PC); «Сибирь.Реалии»; «Фактограф»; «Север.Реалии»; Общество с ограниченной ответственностью «Радио Свободная Европа/Радио Свобода»; Чешское информационное агентство «MEDIUM-ORIENT»; Пономарев Лев Александрович; Савицкая Людмила Алексеевна; Маркелов Сергей Евгеньевич; Камалягин Денис Николаевич; Апахончич Дарья Александровна; Понасенков Евгений Николаевич; Альбац; «Центр по работе с проблемой насилия "Насилию.нет"»; межрегиональная общественная организация реализации социально-просветительских инициатив и образовательных проектов «Открытый Петербург»; Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Гуманитарное действие»; Мирон Федоров; (Oxxxymiron); активистка Ирина Сторожева; правозащитник Алена Попова; Социально-ориентированная автономная некоммерческая организация содействия профилактике и охране здоровья граждан «Феникс плюс»; автономная некоммерческая организация социально-правовых услуг «Акцент»; некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией»; программно-целевой Благотворительный Фонд «СВЕЧА»; Красноярская региональная общественная организация «Мы против СПИДа»; некоммерческая организация «Фонд защиты прав граждан»; интернет-издание «Медуза»; «Аналитический центр Юрия Левады» (Левада-центр); ООО «Альтаир 2021»; ООО «Вега 2021»; ООО «Главный редактор 2021»; ООО «Ромашки монолит»; M.News World — общественно-политическое медиа;Bellingcat — авторы многих расследований на основе открытых данных, в том числе про участие России в войне на Украине; МЕМО — юридическое лицо главреда издания «Кавказский узел», которое пишет в том числе о Чечне; Артемий Троицкий; Артур Смолянинов; Сергей Кирсанов; Анатолий Фурсов; Сергей Ухов; Александр Шелест; ООО "ТЕНЕС"; Гырдымова Елизавета (певица Монеточка); Осечкин Владимир Валерьевич (Гулагу.нет); Устимов Антон Михайлович; Яганов Ибрагим Хасанбиевич; Харченко Вадим Михайлович; Беседина Дарья Станиславовна; Проект «T9 NSK»; Илья Прусикин (Little Big); Дарья Серенко (фемактивистка); Фидель Агумава; Эрдни Омбадыков (официальный представитель Далай-ламы XIV в России); Рафис Кашапов; ООО "Философия ненасилия"; Фонд развития цифровых прав; Блогер Николай Соболев; Ведущий Александр Макашенц; Писатель Елена Прокашева; Екатерина Дудко; Политолог Павел Мезерин; Рамазанова Земфира Талгатовна (певица Земфира); Гудков Дмитрий Геннадьевич; Галлямов Аббас Радикович; Намазбаева Татьяна Валерьевна; Асланян Сергей Степанович; Шпилькин Сергей Александрович; Казанцева Александра Николаевна; Ривина Анна Валерьевна

Списки организаций и лиц, признанных в России иностранными агентами, см. по ссылкам:
https://minjust.gov.ru/uploaded/files/reestr-inostrannyih-agentov-10022023.pdf

Вячеслав Хлесткин
Все статьи Вячеслав Хлесткин
Новости Москвы
Ликвидация пятой колонны будет проходить в ходе Большой войны?
О теракте в Красногорске и положении в стране
28.03.2024
Хатынь двадцать первого века
России нужен уголовный кодекс военного времени
28.03.2024
«Уйти от этих вопросов не получится»
Об ошибках в миграционной политике
28.03.2024
«Мы должны осознать важность каждого человека, который призван Богом к жизни»
В Москве прошла IV научно-практическая конференция «Ценность каждого»
27.03.2024
Все статьи темы
Последние комментарии
О красных и белых
Новый комментарий от Vladislav
28.03.2024 22:35
«Не плачь, палач», или Ритуальный сатанизм
Новый комментарий от Калужанин
28.03.2024 22:04
Молчать нельзя осаживать
Новый комментарий от Александр Тимофеев
28.03.2024 21:09
Прежней «половинчатой» жизни больше не будет
Новый комментарий от С. Югов
28.03.2024 20:04
«Такого маршала я не знаю!»
Новый комментарий от Владимир Николаев
28.03.2024 18:31
Пикник на обочине Москвы
Новый комментарий от Владимир Николаев
28.03.2024 18:30