На пикете в Стокгольме в защиту политзаключенных. На плакате брат Саша. Что важнее - дети или политика - Ольге еще предстоит решить. Фото: Facebook.com
Эмиграцией Россию не удивить. У нас огромный опыт: от Герцена до Довлатова, от Довлатова до Долматова.
Времена изменились. Бежать на Брайтон, уверяя, что едешь к родственникам в Тель-Авив, сейчас не нужно. У нас у самих стало как на Западе. Но течет, течет ручеек новых политэмигрантов. Пугают друг друга кошмарными цифрами в миллионы убегающих в год. У ФМС же другие данные: насовсем уезжают 33 тысячи в год. Это те, кто не хочет жить в современной России. Что они ищут на чужбине? Отвечу: Свободу. Равенство. Братство. Подлинную демократию и устроенный быт. Но находят ли?
Уезжают не только из России. Из Белоруссии тоже. Ольга Класковская, минский журналист и активный оппозиционер, покинула Беларусь еще в 2006-м. Сначала мыкалась по лагерям в Польше. Потом Норвегия, Швеция. Вышла замуж за гражданина Швеции. Родила сына. Казалось, жизнь удалась.
- Помогите! - Голос в трубке срывался на крик. - Они забрали самое дорогое, что было у меня в жизни. Они вырвали мое сердце. Без суда и следствия! Забрали моего сыночка Адама. Ему всего 7 месяцев. Он только начал говорить слово "мама". Меня обвинили в том, что у меня нет вида на жительство, официальной работы и моя виза подходит к концу. Поэтому быть мамой мне запрещено.
- Ольга! Вы обращались в консульство Беларуси? Ведь вы все еще гражданка этой страны.
- Обращалась. Прямо в МИД Беларуси. Обращалась в консульство в Латвии. После скандала с мишками-парашютистами в Швеции консульства нет. Обещали помочь. Разговаривали очень вежливо. Запросы отправляли. Ведь маленький Адам еще и гражданин Беларуси. Я его в Минске прописала.
- Вы просили политического убежища. Значит вы для минских властей перебежчица. Предательница. А если бы сказали: покайся! Не ходи на митинги, брось правозащиту, а мы тебе ребенка вернем?
На той стороне трубки повисла тишина. Жестокий вопрос, на который не так-то легко найти ответ.
- Я не готова на него отвечать...
Чем же помочь этой несчастной молодой женщине? Разве рассказать ее печальную историю в назидание другим?
Оказалось, с Ольгой мы были в одно время в одном месте. Просили политического убежища в Польше в 2006 году. Я по заданию редакции одной массовой газеты. Была такая рубрика "Испытано на себе". Ольга по собственной... не назову это глупостью. Пусть Ольга сама об этом скажет. Назову это инициативой.
Скажу сразу - мы там не встретились. Женщины и мужчины жили поврозь. Меня определили в лагерь Дембаки. Километров 40 от Варшавы. Заброшенная советская ракетная база в лесу. Единственное, что там было новым - здание КПП, где сидело начальство. Но даже в бывшие казармы с протекающим потолком и ржавыми армейскими кроватями меня не спешили селить.
Дочь Мира с новорожденным братиком. Фото:Facebook.com
- Живи пока здесь, - сказал распорядитель. И указал на пол проходной. - Вечером дадим матрас.
Матрас не понадобился. В лагере началась массовая драка. С одной стороны рубился наш Северный Кавказ: дагестанцы, чеченцы. С другой - иранцы, иракцы и прочие арабы. Как потом выяснилось, делили они рынок контрабандных сигарет. На 20 злотых пособия не проживешь. В Дембаки все подрабатывали сбытом сигарет из Белоруссии.
Шведские полицейские заламывают мне руки и силой вырывают сына. Какие страшные каменные лица! Я буду их помнить до конца жизниДва польских охранника заперлись в комнате с пуленепробиваемым окном. Мимо нас - кучки славян, ежившихся от страха на проходной - проносили первых раненых к умывальнику. Дети рыдали при виде крови. Полицию вызвали сразу. Но приехала она к утру, когда кровь уже смыли и лагерь зажил обычной жизнью. Контрабанда, наркотики, проституция.
- Нет, вас здесь нельзя оставлять, - сказал старший по размещению. - Вы славяне. Еще что случится. Езжайте лучше в Августовку. Там у нас проживает "африка". Там будет, возможно, безопаснее...
Я впервые почувствовал себя бездомной собакой, которой даже на коврике у двери не дают прилечь, гонят прочь из подъезда.
Мечта у любого беженца получить так называемый "азиль". Документ, дающий право на работу и проживание в Евросоюзе. Вид на жительство, одним словом. Но получить его ох как непросто! Тебе откажут - ты снова строчишь заявление. И так до бесконечности. Пока не испортишь желудок от гуманитарной помощи или тебе смертельно не надоест это пресмыкание. Александр Долматов повесился после отказа. Я вернулся на Родину писать материал. Ольга отправилась в другую страну с более высоким уровнем толерантности. В Норвегию.
Из статьи Ольги Класковской "Скандинавская демократия для беженцев"
"В августе 2009 года мне пришлось бежать из Польши. Основная причина, подтолкнувшая к побегу: во время судебных перипетий с Беларусью Польша передала все мои личные данные диктаторскому (по определению самих же поляков и польского правительства) белорусскому режиму. Была грубейшим образом нарушена Женевская конвенция о защите прав беженцев. В скором времени, после данного инцидента, на меня было совершено нападение с нанесением ножевых ранений. Исполнитель и заказчик по сей день не найдены... И вот мы в транзитном лагере Танум, что недалеко от Осло. Такое ощущение, что нахожусь где-то в Кабуле или Могадишо... Вокруг руины и жуткие грязные бараки. Лес. Ноль цивилизации... Белых единицы. Человек 5-7. Сочувственно, солидарно переглядываемся.
В приемной араб с деловым, наглым видом (уже, видать, забыл, что сам вчерашний эмигрант и с корабля на бал, что называется, причалил) распределяет людей по комнатам. Нас заселили в последнюю очередь! И это при том, что только мы там были с ребенком и что наша комната уже давно была свободной! После заселения нас сразу же сделали дежурными по уборке. Козлами отпущения, иными словами. Это означает, что мы должны были мыть весь этаж плюс туалеты (общие) и душ".
Чтобы лучше есть и не мыть туалеты, дежурный араб предлагал Ольге прогуляться в соседний лесок. Проституцией здесь никого не удивишь. Из этого ада Ольга смогла переехать лишь через 5 дней. Но на новом месте в лагере Хашлемон оказалось не лучше.
"В столовой нас кормили как скотов... В меню - то макароны, то рис. Мясо дали только один или два раза. Ребенку такое выдержать практически невозможно. Очень многие, в том числе и я, посадили там желудки. У многих обострились хронические болезни. Достучаться до врача - из области фантастики. Нереально. Когда в столовой попросила молоко для ребенка, сказали, что не положено. Мол, только до 6 лет... А в 8 это уже не ребенок, в их понимании. Ему питательные вещества, кальций не нужны.
Единственный плюс моего пребывания там: познакомилась с очень интересными людьми. В том числе с журналистом с Северного Кавказа. Вместе с ним и раскопали информацию, что раньше на месте Хашлемона был расположен концлагерь, а на месте столовой как раз было место расстрела...
Спешу заметить, ничего не поменялось с того времени. Комнаты - камеры, казармы. Двухъярусные кровати, окна где-то под потолком. Отношение к проживающим азюлянтам откровенно фашистское. Казнить нельзя помиловать".
Все это время Ольга не бросала правозащитную деятельность. Ездила на слеты и съезды. Участвовала в пикетах. Работала на "Немецкой волне", вещающей на Беларусь. О чем были ее передачи? Да все о том же: о несоблюдении прав человека в республике. Достаточно сказать, что она неоднократно была иницииатором подготовки резолюций по Беларуси польским Сенатом. Боролась за освобождение политзаключенных. К тому времени ей выдали долгожданный "азиль". Признали вместе с дочерью Мирой политбеженкой.
Новое несчастье. В 2011 году в Минске судят брата Александра. Бывший милиционер, он перешел на сторону оппозиции и обвинялся в организации беспорядков 19 декабря 2010 года. Ольга бросается в Минск, чтобы выступить в суде и защитить брата. После всех выступлений на радио... Неужели она хотела занять скамью подсудимых рядом с братом?
Ее задерживают, доставляют в Ленинское РУВД г. Минска, штрафуют за драку с милицией. А затем... отпускают. Дают уехать из страны. Но главное: теперь она не беженка. "Азиль" аннулирован. Такой порядок: раз вернулась в страну, где тебе угрожали, значит, более в защите ты не нуждаешься.
В Стокгольме она встретила своего будущего мужа. Он был тоже из семьи
эмигрантов. Турецких. Работал охранником. На красавицу Ольгу сразу глаз
положил. А 30 января прошлого года они расписались.
- Мне неприятно вспоминать о нем, - говорит Ольга. - Имя его даже не называйте. Ведь по сути он предал меня. Сказал, что ведет знакомиться к родителям, а сам "сдал" меня иммиграционным властям. Так на его месте поступил бы не каждый швед. Мы часто ссорились. Потом мирились. Вы хотите спросить, не фиктивный ли это был брак? Нет. Доказательство - я сама недавно подала на развод, когда узнала, что он выступает, хоть и не активно, на стороне социальных работников.
Одним словом, семейного счастья не получилось. Однако на руках Ольги оставался гражданин Швеции, подданный его величества короля Карла XI Густава грудничок Адам. И Ольга справедливо надеялась, что ее мытарства по европам, закончились.
- Они меня вышвырнут. Вот увидите!, - говорит мне Ольга. - Ни вида на жительство, ни гражданства я не получила. Это все абсолютно незаконно. Но миграционные власти и органы опеки плевать хотели на законы. Дочка Мира поступила в школу. У нее прекрасные отметки. Учит русский язык у преподавателя из Санкт-Петербурга. По шведски бойко говорит. Есть и школьные подруги. И в один день все бросить? А главное, не видеть Адамчика. За что это все мне? В Беларуси такое просто невозможно! Законы относительно детей там свято соблюдаются...
- Зачем это все нужно шведским властям?
- Есть там один мерзавец Свен Густафссон. Он возглавляет отдел соцзащиты коммуны Ханинге (коммуной называется район в Стокгольме). Я с ним в "Фейсбуке" схлестнулась. Он меня запомнил и отомстил. Своим единоличным решением без суда и следствия отнял Адама.
"Кто-нибудь хочет повторить мой путь?"
Ольга написала лишь первую часть свой статьи "Норвежский концлагерь". Вторая - "Шведский дурдом" - еще не написана. Не до журналистики, когда детей отнимают. Но отрывок из будущей главы, похоже, уже есть. Вот что написала Ольга своей подруге в "Фейсбуке". Публикую с разрешения автора.
"Ты спросила меня, в чем правда? Правда в том, что "права человека" - это наглая, бессовестная ложь! Очень всех прошу и Христом Богом заклинаю, не повторяйте моих ошибок! Если есть возможность избежать эмиграции, то терпите до конца, но никуда не езжайте! "Огни большого города" могут стать вашей могилой! Не выходите замуж за иностранцев - они никогда не поймут нас, а мы их. Будут считать каждую крону и упрекать во всем и всегда, на каждом шагу. Не доверяйте им свою жизнь и безопасность, судьбы своих детей. Над вашими чувствами будут смеяться (здесь это никому не надо, здесь правят и все решают только деньги!), и местная система никогда не встанет на вашу сторону и вашу защиту. Более того, как в моем случае, используют как инкубатор для рождения ребенка, а потом выкинут на помойку. Будь проклят тот день, когда моя нога перешагнула шведскую границу. Эта страна уничтожила меня как женщину и как мать. Она сломала судьбы моих детей!
В спецоперации по захвату Адама участвовал чуть ли не весь личный состав стокгольмской полиции. Сначала нас подрезали на машине на улице. Стали размахивать перед лицом какими-то бумажками. Я сразу все поняла. Бросила коляску, Адама на руки и бегом! Впрыгнули в автобус, они - за нами. Фашистка-социальщица стала размахивать корочкой перед лицом водителя. Мы выпрыгиваем из автобуса. Они - за нами. Я никогда в жизни так быстро не бегала! Я прижимаю Адама к груди и плачу, шепчу ему, что мы никогда не расстанемся. Хотя уже тогда прекрасно осознавала, что скрыться нам не удасться и что... его скоро заберут... Но я ведь его не отдам! По дороге мы теряем соску и адамовскую шапку. Забежали в помещение. Успели захлопнуть двери. На подмогу по захвату особо опасных преступников прибыл новый наряд полиции. Стали светить фонариками в окна, выкрикивать мое имя, ломать двери. И вот они ворвались.
Потребовали отдать ребенка. Я отказалась. Они - заламывают мне руки и силой вырывают сына. Какие страшные каменные лица! Я буду их помнить до конца жизни, а также стану их ночным кошмаром до конца их жизни. Адам кричал и цеплялся за меня до последнего. Его унесли куда-то. У меня начинается нечеловеческий рев. Полиция продолжает держать меня. Я падаю на пол и начинаю рвать на себе волосы. Мне сказано, что если не успокоюсь, то сейчас социальные службы заберут Миру (старшая дочь Ольги. - Авт.). Через полчаса полиция возвращается, я по-прежнему лежу на полу и вою, прижимая к груди игрушки сына. Меня поднимают, заламывают руки и бросают в полицейскую машину. Я говорю им, мне нужно воспользоваться туалетом. На что мне было сказано: "Можешь ссать в штаны. Если мы тебя отпустим, то ты повесишься в туалете". Тем временем соцслужбы пытаются забрать Миру. Приехали знакомые поляки, отбивают ее, забирают к себе. Меня под конвоем увозят в "дурку". Там забирают верхнюю одежду, выворачивают карманы и закрывают в комнату с надписью Polisen. Спрашиваю: "Что я такое сделала? Зачем вы меня добиваете???" Отвечают: "Ничего. Но у нас есть подозрения, что вы хотите совершить суицид". Какие заботливые! Через час меня выпускают. Я прихожу в пустой дом... Вокруг адамовские игрушки, памперсы, бутылочки, одежда... Мирины вещи, школьные принадлежности, надкусанный ею бутерброд с сыром... А детей нет... Я бьюсь головой об стену до самого утра и выкуриваю 3 пачки сигарет. Смотрю на себя в зеркало - я стала наполовину седой!
Полиция, изымая моего сына, прихватила с собой и коляску. Оказалось, в кармашке был мой кошелек и паспорт. Потом несколько дней, пока не вернули, боялась выходить на улицу - если проверка документов, то меня ведь сразу в депортационную тюрьму.
Мне не дают даже на секунду увидеться с сыном. Овчарка с садистским выражением лица, социальный работник Мари Самульссон почему-то удивлена, что "я так расстроена". Встречи не дают. Никакой информации тоже. И сейчас я должна ходить на поклон с челобитной к палачам из коммуны и вымаливать их, чтобы хотя бы хоть что-то о моем сыне сообщили.
28 февраля у меня заканчивается виза. В тот же день меня выбрасывают из страны под конвоем. С удовольствием сделали бы это и раньше, но виза не шведская, поэтому сами ее отозвать не могут. Даже если суд и разрешит мне встречаться с сыном когда-нибудь, я этого уже сделать не смогу. Наверняка еще и получу запрет на въезд в Швецию на несколько лет. КТО-НИБУДЬ ЕЩЕ ХОЧЕТ ПОВТОРИТЬ МОЙ ПУТЬ?"
Страшно. И кулаки сжимаются от толерантности. Кто-нибудь хочет повторить этот путь?
...Ольга сейчас сидит на чемоданах. Дочка Мира еще не сказала в школе, что они уезжают. Надеется на волшебство. Когда выйдет этот номер, Стокгольмский суд уже решит - законно ли изъятие ребенка у гражданки Беларуси Ольги Класковской. Сама Ольга в волшебство не верит. Не сомневается - ребенка отнимут.
- Как написал когда-то Довлатов, "Мир полон безумия". Как он был прав, - грустно говорит Ольга.
Сейчас у нее одна надежда - на Беларусь. Только брошеная Родина сможет помочь Ольге. Она даже готова отказаться от шведского подданства для своего ребенка. Пусть остается одно, белорусское. Как там поется в песне про березовый сок. Еще не забыли?
А мне представилась строгая фрекен Самульссон из социальной службы, которая удивлялась: зачем волноваться? Ребенка воспитают в шведском детском доме в строгом соответсвии с принципами свободы слова. Он станет толерантен до такой степени, что не будет знать, чем мальчик отличается от девочки. Не это ли подлинная демократия? Не за это ли светлое будущее билась Ольга на площадях?
http://www.rg.ru/2013/02/13/otkroveniya.html
