Перед встречей с протодиаконом Леонидом зашел на один из сайтов об артистах и нашел там следующие отзывы посетителей (от Москвы и Минска до Узбекистана и Якутии): «Часто вспоминая Леонида Каюрова, все недоумевала, куда же пропал этот яркий актер. А оказывается - вот оно что! Очень жаль, что он решился прервать такую славную актерскую династию. Тем более, никто не скажет, что на нем "природа отдыхает". Глаза его действительно невозможно забыть».
И далее: «Великолепный актер. Как жаль, что он оставил профессию. Он так много мог достичь в этой профессии. Его говорящие глаза завораживали»;
«Да, жаль, что он ушёл из кино... Актёр был запоминающийся, фактурный. Необычный разрез глаз, очень красивый! Мало сыграно в кино. Но след оставил. Помню его с юности»;
«Блестящая игра в кино не оставляет равнодушным никого. Если «Гоголь» из «Несовершеннолетних» вызывал негативные эмоции, то Славе Горохову сопереживаешь, весь фильм смотришь в напряжении: «Хоть бы что не натворил!». «Последний шанс» я смотрела в 20 лет. Сейчас мне почти 50 лет. Я до сих пор помню отчаянный взгляд героя. Долгое время ходила под впечатлением от увиденного. Только обладая большим талантом, можно так глубоко раскрыть душу своего героя. Я давно хотела узнать о Вас, думала, что Вы живете за границей»;
«Сейчас посмотрел фильм «Несовершеннолетние». Он молодец, талант, и когда церковь перестанет отнимать у нас великих актеров»;
«Леонид Каюров служит дьяконом в храме Архангела Михаила при клиниках на Девичьем поле... Надо будет пойти туда на богослужение и посмотреть, какой он сейчас. Этого актера всегда узнавала на экране, очень запоминающееся лицо. Наверное, он уже тогда притягивал многих своей внутренней духовностью».
- Отец Леонид, и я прекрасно помню ваши роли в фильмах «Несовершеннолетние» (лидер проката 1977 года) и «Последний шанс», и я потом не раз думал - куда же исчез этот актер? В моем личном архиве даже сохранился журнал «Спутник кинозрителя» (май 1979 г.) с вашим фото на обложке. И сегодня считаю вас самым заметным актером своего поколения. Те роли выбивались далеко за рамки образов «трудных подростков», чувствовалось, что на экране - личность. И во взгляде видна была способность на решительный поступок. И такой поступок вы совершили... Никак не мог предполагать, что увижу вас спустя более чем 30 лет не на киноэкране, а после литургии в храме, где вы служите...
Можете ли вы рассказать нам, что же случилось с вами в эти годы? Ведь вы пришли в Церковь даже не в 1990-е, как многие из нас, а раньше. С начала 1980-х лично я ничего не слышал о вашей так заметно начавшейся актерской карьере...
- В начале 80-х все еще шло в той моей работе по нарастающей, до определенного момента. На «Мосфильме» в 1981 году сыграл роль Жадова в фильме «Вакансия» по пьесе Островского «Доходное место», пожалуй, самую интересную в творческом плане. Там снимались известные артисты - Ролан Быков, Олег Табаков, Екатерина Васильева, Марина Яковлева, Виктор Проскурин и другие. Были роли Алексея Ивановича в «Маленьких трагедиях» Михаила Швейцера, Тибальда в «Ромео и Джульетте» Анатолия Эфроса...
- Помню, читал рецензии на ваши роли в «Советском экране» и других изданиях. Вы работали после окончания ВГИКа, где учились у народных артистов СССР Бориса Бабочкина и Алексея Баталова, в таких театрах, как Ленком, МХАТ. И вдруг где-то в середине 80-х прошел такой смутный слух, что Леонид Каюров «ушел круто в религию». В одном из своих интервью несколько лет назад вы кратко говорите, что крестились в 26 лет. Но как это произошло? Вы можете рассказать?
- Как произошло? Довольно трудно объяснить. Многие люди пришли в церковь через поиск смысла жизни. Все то, что нам преподавали, чему мы учились... Я начал понимать: за этим что-то еще должно быть. Конечно, большое влияние оказали на меня книги, которые я прочитал, люди, с которыми встретился.
- А какие именно книги на вас повлияли наибольшим образом?
- В школе у одной из моих одноклассниц была Библия, я попросил почитать. Библия лежала на моем столе очень долго. Я выписывал из Священного писания цитаты в рукописный журнал. Однажды - было это в девятом классе - листочки с какими-то из цитат, под общим заголовком «Слово жизни», приклеил на стенд, где размещалась классная стенгазета. Конечно, был скандал, но все замяли, 70-е годы, это, понятно, не 20-30-е. Правда, все это было тогда не слишком серьезно с моей стороны. На Западе появилась известная рок-опера «Иисус Христос - суперзвезда», поднялась и волна какого-то интереса к христианству. Так что в моих действиях здесь было больше чего-то, связанного с юношеским протестом.
- Да, в тогдашней школе таких дел старались не ворошить, а вот в институте за нечто подобное можно было поплатиться комсомольской характеристикой и последующей карьерой.
- Ну, в комсомол я вступил только перед самым выпуском из школы. Нас с одним одноклассником напугали - да вы что, говорят, если вы не комсомольцы, вас не примут в институт. И мы вступили в комсомол, исключительно с практической целью. Официальная идеология, как вы помните, в те годы уже крайне ослабела.
Какие еще на меня повлияли книги, спрашиваете? Как-то, году в 1981-1982-м, когда я уже работал во МХАТе, Саша Феклистов - известный сейчас артист, а тогда начинающий, дал мне ксерокопированную копию книги Н.А. Бердяева «Смысл истории». По тем временам, с его стороны это тоже была смелость. Кажется, через него я и Солженицына читал «Архипелаг ГУЛАГ», на несколько дней давали. И вот этот «Смысл истории» я просто перелопатил, выписывал вдумчиво отрывки оттуда. Эта книга все мои мысли буквально расколола, перевернула. Потому что там дается религиозное осмысление всемирной истории.
Это сейчас иногда перечитываешь Бердяева, воспринимается уже как религиозная публицистика. А тогда казалось - что-то невероятное.
Ну потом пошли и другие ксерокопии. Это, конечно, «Великое в малом» Сергея Нилуса. Узнали о Серафиме Саровском... Кстати говоря, мне человек, который давал ту ксерокопию, предупреждал: «Учти, Нилуса опаснее читать, чем Солженицына». За него, видимо, еще большее предусматривалось наказание.
Так что, когда в годы перестройки публиковались запретные прежде книги, для меня это уже не было таким откровением, неожиданностью. Уже многое было прочитано.
- И вы стали заходить в церковь? Познакомились со священниками?
- Заходил-то и раньше. Помню, еще когда учился во ВГИКе, недалеко от института, от станции метро «ВДНХ», открыл для себя действующую церковь Тихвинской иконы Божией матери, заходил туда, но буквально на несколько минут, ведь что там делать - не знаешь, молиться не умеешь. Постоишь и уйдешь... Но вот так как-то исподволь, постепенно, незаметно благодать призывала. Призывала...
Ну и, конечно, одно дело книги, другое - живые люди и живой опыт
Через одного человека, который позже стал священником, а тогда интересовался театром, я познакомился с ныне покойным уже отцом Валерием Суслиным. Он был заштатный священник, пел на клиросе в храме Петра и Павла на Солдатской. Отец Валерий был очень активный, проповедовал, вступал в борьбу с сектантами. Когда был священником в Калуге, он там полгорода крестил, ходил - в те времена, представляете, конец 70-х - в рясе, в сапогах по городу. Но недолго, конечно, он прослужил, его уволили за штат...
Очень был яркий человек, необычный, как сейчас скажут, харизматичный. Что интересно, я недавно прочитал «Лоскутки» протоиерея Всеволода Чаплина» и узнал, что этот же батюшка, который меня крестил, крестил и его тоже. Крестили меня не в церкви, а на дому. Отец Валерий ведь тогда уже не служил. Тогда ведь это для него тоже было опасно. И штраф полагался 50 рублей, тогда это серьезные деньги были.
- Да, непросто понять реалии тех лет людям, которые не жили тогда. А когда к вам пришло стремление самому стать священником?
- Первую попытку поступить в семинарию предпринял я еще в 1985 году, ездил в Сергиев Посад, тогда еще Загорск, но понял, что поступить невозможно, еще время не пришло. Лишь в 1989-м разрешили принимать людей с высшим образованием, москвичей. И у нас в классе практически 90 процентов были люди с высшим образованием - и гуманитарии, и технари, и врачи. Из актерской среды, правда, я был один.
Сказочное было время, сейчас вспоминаю, даже не верится, что такое возможно. Такая красота - Сергиев Посад! Особенно зимой. Идешь по улочке и просто как будто переносишься совершенно в другую эпоху, другой мир... Оставалось еще что-то патриархальное...
- Четыре года вы учились в семинарии?
- Нет. Меня сразу приняли во второй класс, потом в четвертый, минуя третий. Это все было очно, а потом с середины четвертого я уже принял сан, служил в Москве, приезжал на лекции.
В годы учебы пел братском хоре в Лавре, которым руководил отец Матфей Мормыль. Вот это, конечно, школа была. Школа познания изнутри церковной жизни, школа общения с выдающимися людьми. Это был гениальный регент. И любое слово отца Матфея - это была жемчужина просто. Надо было записывать, сейчас жалею.
- Что же в нем особенно поражало?
- Мощь, знаете, сила. Корневая такая связь с Богом. Пойте, говорил он нам, по адресу. Имея в виду Бога. Не просто куда-то там в пространство.
- А у вас голос хороший?
- Голос у меня от природы довольно-таки слабый. Но с середины 80-х годов я стал брать уроки вокала во МХАТе, и это мне очень помогло. Лидия Ревякина, удивительный педагог хорошей вокальной школы. Если бы не эти занятия, возникли бы потом проблемы.
Так что, думаю, даже то, что я был артистом, это тоже мне очень помогло, потому что для многих молодых священников, дьяконов возникает поначалу такая существенная проблема, как зажатость во время службы, перед людьми. Нужно время, чтобы преодолеть себя, привыкнуть. Для меня же в этом как раз и не было проблемы.
- Кто еще из священников повлиял на ваше решение посвятить себя церковному служению?
- Это, конечно, архимандрит Кирилл (Павлов), братский духовник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, один из наиболее почитаемых старцев Русской православной церкви.
- Вы с ним много общались?
- Немного, но тех посещений было достаточно. Еще когда был артистом, я приехал в Лавру, и он меня исповедовал в алтаре. Удивительно. Я могу даже сказать, что тогда, в те годы, как-то острее чувствовалось благодать...
- Как известно, архимандрит Кирилл - фронтовик, участник Сталинградской битвы. Он не рассказывал вам о своем фронтовом прошлом?
- Нет, не рассказывал.
В общении с ним я чувствовал, что это святость. Просто приходишь к старцу с какими-то своими проблемами и вопросами, думаешь: сейчас я буду задавать эти вопросы, а посидишь у него - и все уходит, все растворяется... Переходишь на иной уровень, где уже эти проблемы не чувствуются.
- Он вас благословил на перемены в вашем жизненном пути?
- Да, да.
- А в актерской профессии вы почувствовали, что себя исчерпали или просто пересилило то, о чем вы сказали?
- Знаете, если бы я еще помедлил, затянул, то, наверно, мог бы и не решиться... Однако какая-то особая атмосфера была тогда в обществе. 1989 год, лето, уже все чувствовали: что-то идет куда-то, что-то коренным образом меняется...
Что касается профессии: да, я снимался каждый год, были работы и в театре, Но, несмотря на некоторые успехи, росло ощущение, что это не мое. Помню, например, как-то ввели меня во МХАТе в детском спектакле «Синяя птица» на роль кота. Сложный грим. И как-то сижу я перед выходом на сцену за кулисами, одна костюмерша проходит мимо и говорит: «О! Леонид Юрьевич, вас ввели на роль кота. Ну, теперь будете до пенсии играть!» Как-то я так представил и меня ужас обуял, что я всю жизнь буду кота играть...
Ну и еще одна причина того, что ушел из актерской профессии - я чувствовал, что внутри уже растет неприязнь к режиссерам, как племени...
- Актеры, понятно, полностью зависимы от воли режиссера. А самому вам не хотелось им стать?
- Тогда у меня для этого не было опыта и понимания. Но неприятие многих режиссерских «концепций» вполне созрело.
Хотя вначале все шло хорошо, на малой сцене одна главная роль, другая. Все даже удивлялись. Репетиции с Анатолием Васильевым, он начинал «Короля Лир». Но затем после моего крещения стали происходить какие-то странные вещи. Об этом ведь никто не знал, я об этом не распространялся, но, видимо, бесы знали. Мне стали предлагать роли, совершенно мне несообразные. Вот военная пьеса Вячеслава Кондратьева. Но вся моя роль в ней заключалась в том, что надо было богохульствовать. Открытым текстом. Естественно, я отказываюсь. Потом другая роль, какая-то тоже очень странная, тоже отказываюсь. А это не принято, оказывается, в театре. Как покойный Вячеслав Невинный мне сказал: «Ты артист, ты как солдат, ты должен все». Я с этим был несогласен. Но, если ты отказываешься, тебя начинают переводить в массовки.
- И в кино во второй половине 1980-х вам главных ролей не предлагали...
- Но вот перед поступлением в семинарию посыпались заманчивые предложения. Многосерийный фильм, съемки в Марокко. Надо было сыграть католического кардинала. Снимает иностранный режиссер, ученик Висконти. Даже ездил я к нему в гостиницу «Украина». Видимо, ему там какое-то досье на меня собрали, и он утверждает меня на роль, что самое интересное, без всяких проб. Говорит, будем жить там на вилле, если не ошибаюсь, короля Марокко. Представляете себе, в те-то аскетические времена.
Потом в это же время от Николая Бурляева тоже появились предложения. Там, правда, надо было пройти пробы. Но тоже там вырисовывалась интересная перспектива. Он снимал фильм по роману Василия Белова «Все впереди», планировались съемки в Париже.
Эти предложения, я так понимаю, были особыми искушениями, испытаниями перед выбором пути.
- Тем более, что у вас уже была семья.
- Да, женился я, еще работая во МХАТе, в 1981 году.
- И непростой, наверно, вопрос. А как воспринял отец такое ваше перевоплощение? Юрий Иванович Каюров, популярный актер Малого театра, известный исполнитель роли Ленина, вообще-то говоря...
- Он тяжело это воспринял. Даже когда были разговоры о моем крещении. Он был посвящен в это. На его глазах происходило мое воцерковление. Мы с женой в тот момент жили с родителями. Отец очень болезненно все воспринимал. Он даже моей жене говорил: «Ира, ты должна все сделать, чтобы Леня не крестился»
- Ваша жена тоже артистка?
- Да, и в кино снималась. Но, кстати, она раньше меня ушла в церковь. У нее был прекрасный голос, она пела в хоре.
- Как же сейчас Юрий Иванович относится к вашему служению?
- Сейчас спокойно. Для него, кстати говоря, была очень важна и реакция окружающих людей, коллег на мое поступление в семинарию. И он увидел, что она положительная. В Малом театре, когда узнали, люди подходили к нему, поздравляли. Для него это было очень неожиданно, что вокруг все так положительно это воспринимают.
Мама Валентина Леонидовна, врач-стоматолог, она была более мягкая, но тоже, конечно, когда я ей сказал, что оставил театр, поступил в семинарию, для нее это был шок. Она прямо вскрикнула: «Ты папе пока не говори, я его буду готовить!». Как к сообщению о смерти близкого.
Я, конечно, не осуждаю родителей. Надо помнить, когда они родились, конец 1920-х годов - самый богоборческий период, все церковное выжигалось под корень...
- Прочитал в краткой биографии вашего отца, что его отец, ваш дед Иван Дмитриевич, в 1937 году был репрессирован, чудом избежал расстрела. В первые дни Великой Отечественной войны ушёл в народное ополчение и в декабре 1941-го погиб, защищая Тихвин. Наверняка были среди ваших вологодских предков, а родная деревня деда была под Белозерском, молитвенники о всем роде,,,
- В роду мамы была фамилия Дьяконовы. Наверно, служили в церкви.
- Вы родились в Саратове, где работал в театре Юрий Иванович. Этот город оставил след в вашей жизни?
- Конечно, ведь я жил там до 12 лет. Помню. как-то, мне было четыре года, мы шли с родителями, и папа чисто формально так меня спрашивает: «Ну что, Леня, хочешь зайти в церковь?», ожидая, что отвечу отказом, а я говорю «да, хочу». И я прекрасно помню - это тоже на всю жизнь, первое посещение церкви. Представляете, 50 лет прошло. Там такая галерея, по бокам сидели нищие, калеки. На меня все произвело невероятное впечатление. А потом я захожу в храм. Впереди - тогда-то я не понимал, что это алтарь - светится, мерцает, шла служба. Я зашел, и все начали расступаться. Подумали, наверно, что маленький пришел - причащаться Святых Христовых Таин. Тогда детей-то в храме практически не было. И все стали говорить: «Проходи, проходи, деточка». Тут я немного испугался, но все равно эта атмосфера осталась со мной.
Вообще Саратов, бывает, снится, тянет в этот город детства. Года три тому назад мы там были с папой. Ходили по этим улицам. Что самое интересное, там ничего не изменилось: за все это время практически ничего не построено, не отреставрировано.
- А Москве ваша семья где поселилась?
- Поначалу на юго-западе. Помню, выходил из метро, проспект Вернадского заканчивался там, где сейчас Тропаревская церковь Архангела Михаила, кстати. Наш дом 9-этажный и сейчас стоит напротив этой церкви. В то время там были какие-то мастерские, склады «Мосфильма». На балкон выйдешь, смотришь на церковь...
- Вы учились в элитной спецшколе?
- Нет, в обычной, но очень хорошей. Росли мы все, как вы помните, на «Битлз», на записях Владимира Высоцкого. Это, думаю, можно сказать, русский рок.
- С самим Высоцким вы потом снимались в «Маленьких трагедиях». Не доводилось с ним общаться?
- Нет. Но мне передавали, что он положительно отзывался о моей небольшой роли в том фильме.
...Увлекались в школе и песнями Тома Джонса, «Пинк Флойд», «Джетро Талл», «Дип Пепл». Помню, в конце 1970-х ходил я и на концерты оркестра Поля Мориа, на «Бони М», папа достал билеты. Обычные увлечения тех лет.
- Но вы уже думали о профессии актера, в школе мечта была такая?
- Да нет, была неопределенность, вы знаете. Хотя, честно говоря,
у меня всегда какое-то чувство возникало, когда смотрел фильм, что я так тоже могу. Определенная самонадеянность, уверенность в своих возможностях.
- А вообще - кино и театром вы в школьные годы увлекались?
- Киноманом не был. Когда уже поступил во ВГИК, что-то проснулось. Ходил почти на все спектакли Анатолия Эфроса в Театр на Малой Бронной.
- И на Таганку?
- Ну, на Таганку трудно было попасть. Хотя спектакль «Мастер и Маргарита» помню, «Товарищ, верь». Я, кстати, поступал на Таганку после ВГИКа, но меня не взяли. А потом, когда я уже был дьяконом, служил в Малом Вознесении, Юрий Петрович Любимов приходил в алтарь, он кадило даже мог подать. Я спросил его: «А вы не помните, в 1978 году я поступал к вам, но вы меня не взяли?» Он говорит: «Да? Так это ж хорошо!»
- Вы попали во ВГИК на курс народного артиста СССР Бориса Бабочкина. Поступили легко?
- Поступил, не буду делать секрета, легко, потому что Бориса Андреевича попросил об этом мой папа, который был с ним в прекрасных отношениях, работали они вместе в Малом театре. Бабочкин в этот момент болел и не принимал участия в приеме студентов, всю ответственность возложил на педагогов. Они были настроены против меня, но читал я неплохо, и лед растопил. А, когда Бабочкин выздоровел, он половину набранного курса разогнал, не понравилось ему, кого набрали без него. Борис Андреевич был гениальный артист, но и боялись его все. Страху мог нагнать. Шашкой, так сказать, махнуть.
- В вашей жизни Бабочкин сыграл какую-то роль?
- Очень-очень. Вот недавно вышел аудиодиск с его монологом. Увидел и сразу купил. Настолько я всегда любил этого человека и артиста.
Преподавал он у нас недолго, но достаточно было нескольких встреч, чтобы оценить масштаб личности. Он наизусть цитировал нам стихотворения, монологи, а себя уже плохо чувствовал, и было видно, что недолго ему осталось... Я смотрел на него и о смысле жизни почему-то тогда задумался. Как же так, думаю, человек накопил такой колоссальный багаж, такие знания, такое умение, а ведь когда он умрет, все это исчезнет. Но почему? Какой же смысл в этом во всем? Куда это все уйдет?..
- В те далекие уже 1970-е, во время учебы во ВГИКе, наверно, и у вас были какие-то кумиры среди актеров западного кино?
- В 18 лет, в 1974-м посмотрел «Крестного отца», «Кабаре». Помню, ничего даже и не понял. Все думал: что же это значит, настолько разными были наши миры... Восхищался игрой Лив Ульман, любимой актрисы Бергмана.
И кумир, конечно, был: Марлон Брандо - бунтарь, нонконформист, крестный отец с гипнотическим взглядом... У меня даже книжка о нем была «Как создать самого себя».
- Да, помнится эта книжка Яна Березницкого об американском кино. Образ Брандо в ней, пожалуй, идеализирован. Хотя фигура, конечно, неординарная и в чем-то трагическая.
Вообще же кино - искусство XX века, а это век апостасии, отхода от Бога, особенно в западном обществе. Лично я, когда уже в последние годы посмотрел на видео фильмы Бунюэля, Феллини. Антониони, о чем мечтал в 70-е годы, когда только читал с завистью критические статьи о них, думаю теперь: слава Богу, что в советское время, в годы восприимчивой юности, я это не видел. Не впитывал этот мрачный поток безысходности, крушения, гибели духовной...
- Да, идолы молодости нашей... У Бергмана иногда - просто сатанизм откровенный.
Очень мало в мировом кино просветов. В конце 90-х я познакомился с творчеством, к сожалению, ныне покойного греческого режиссера Тео Ангелопулоса. Причем одно дело смотреть на видео, и другое - на большом экране. Фильм «Вечность и один день», в Каннах в 1998-м Гран-при получил. Или Вим Вендерс - «Небо над Берлином», «Так далеко, так близко». Есть определенная благодатность в этих лентах. Они благотворно на душу воздействуют.
- И еще один вопрос о вашей работе в кино. Киноведы писали, что, показывая на экране юных хулиганов и правонарушителей, вы играли роли полярные вашей собственной личности. Как же вам удалось их так убедительно изобразить?
- Автор сценария первого моего фильма «Несовершеннолетние» Эдуард Тополь, который потом эмигрировал, а сейчас возвращается, мне признался, когда уже ездили с фильмом по городам, встречались со зрителями: «Ты знаешь, Леня, признаюсь тебе, когда были пробы, я был против. Потому что я, когда писал сценарий, этого Гоголя, был такой персонаж в Баку, я его с натуры писал - здоровый, гориллообразный бандюган. А ты такой интеллигентный. Видно, что из семьи хорошей...». Помню, в первые съемочные дни сценарист все время подходил, говорил мне: «Надо вот таким и таким быть», но я как-то его так аккуратно отодвинул. А потом Тополь признался: ты знаешь, ты меня все-таки убедил, что да, совсем другой тот, о котором я писал.
- Эта роль Гоголя, обаятельного уголовника, который хочет поступить в институт международной экономики и сделать карьеру, мне кажется, что-то предсказала в будущем. Подобные типажи и стали потом крутить свои финансовые аферы по всему миру... Вы этот типаж весьма наглядно обрисовали.
- Ну, не знаю... Из тюрем, правда, мне приходили письма; ты, мол, раскрыл нашу душу и т.д.
Но мне лично успех этой роли мешал потом. Режиссер фильма «Последний шанс» Эдуард Гаврилов рассказывал: «Слушай, так трудно было тебя утвердить, пробить. Потому что на худсовете говорили: ну как же, он ведь этого Гоголя сыграл, это же отпетый такой хулиган законченный..» Если сыграл такую роль, то все - тебе уже штамп присваивают. И надо было это преодолевать.
- Не появляется ли у вас какой-то ностальгии по былым временам? Все же и в актерской профессии человек, бесспорно, может нести людям что-то светлое.
- Нет, в театр меня не тянет. Служение Церкви и сцена все-таки несовместимы.
- Люди искусства бывают на службах в храме? Вот сейчас увидел у вас в храме знакомое лицо - это ведь Юрий Николаев, телеведущий?
- Да. Я видел в нашем храме Стаса Намина, Бориса Гребенщикова...
- А со вторым вашим учителем во ВГИКе Алексеем Владимировичем Баталовым вы не встречались потом? Ведь он известен, как воцерковленный человек.
- Алексей Владимирович! Да, это фигура. Кстати, вот недавно служили панихиду на Новодевичьем кладбище на могилке артиста Михаила Ульянова. Вот там был Баталов. Отслужили, я в дьяконском облачении подхожу: «Здравствуйте, Алексей Владимирович». Он смотрит на меня, чувствую, не узнает. Представляюсь. Он говорит «А!». Рядом Швыдкой стоит. Баталов говорит ему: «Это мой ученик, Каюров». Тот отвечает «Да я знаю». «Откуда?» «Да я все знаю». И тут и Алексей Владимирович мне говорит: «Леня, то, чем ты сейчас занимаешься, выше того, чем занимаемся мы...»
- И еще один вопрос. Его задают вам на упомянутом уже сайте: «Я уважаю Ваше решение стать священнослужителем, хотя одобрить его не могу. Я тоже крестился в сознательном возрасте, но, тем не менее, так называемого прозрения не наступило. И вообще, я считаю, что человек, проживший сознательную жизнь в атмосфере атеизма, проникнуться идеями христианства в принципе неспособен. Для этого нужны духовные корни, заложенные в глубоком детстве, сохраняемые в семейных традициях. Иначе - это просто притворство. Может быть, я неправ, но это моя точка зрения. Буду рад, если Вы попытаешься меня переубедить».
- Помню далекие 1979-1980 годы, когда я служил в армии, в команде артистов Театра Советской Армии. Было нас там человек пятнадцать. И вот, много лет спустя, узнаю, что наш сержант Антон Серов стал протоиереем, настоятелем храма девяти мучеников Кизических. Однажды встретил Виктора Рыжевского, мы с ним тогда спорили на философские темы, он - староста церкви Трех Святителей...
Так что тот, кто задает мне вопрос, рассуждает по-человечески, с точки зрения психологии. Конечно, собственные силы наши ограничены. Но, как сказано в Евангелии: человекам это невозможно, Богу же все возможно.
И в завершение беседы с отцом Леонидом приведу еще несколько строк из Интернета:
«Талантливый человек талантлив во всем!»
«Дорогой отец Леонид! Божией помощи в Вашем наилучшем из возможных на Земле служении и доброго здоровья Вам и Вашим ближним на многие и благие лета!»
«Мне кажется, этот человек в публичной деятельности мог бы принести людям очень многое, потому что талантлив очень; другое дело, что представить его участником современных ток-шоу и политических программ на современном ТВ я не могу»,
«Помню эти глаза из детства, хотя не отличаюсь хорошей памятью на лица даже из телевизора. Глаза - зеркало души, поэтому логично, что такой человек пришел к Богу. Особенно интересно, что крестился он в 1983-м, а не после 90-х, когда для многих это стало модой (к сожалению). ВЕРЫ, НАДЕЖДЫ и ЛЮБВИ Вам, Леонид!»
Беседу вел Алексей Тимофеев
Фото Валерия Виноградова
