В гостях у матушки Сепфоры

Я в Киреевске. В этом маленьком городке Тульской области схимонахиня Сепфора провела многие годы своей жизни. Прозорливая старица Сепфора молитвенно стояла у истоков возрождения Оптиной пустыни и Клыково и умерла в 1997 на сто втором году жизни. К ней за помощью и советом обращались игумены и протоиереи, тысячи людей испытали на себе силу её огненной молитвы, что как птица летела к престолу Божию.

И вот, по воле Божией, и я оказалась в Киреевске в гостях у дочки матушки Сепфоры, схимонахини Иоанны. В гостях я побывала у неё несколько раз – и каждый раз не переставала удивляться мудрости и скромности м. Иоанны, её деликатности и такту. А ещё она очень похожа на маму. Матушке Иоанне сейчас восемьдесят семь лет, но она полностью обслуживает себя, постоянно посещает храм. И даже с любовью принимает гостей, вкусно угощая их.

Затаив дыхание, вхожу в квартиру, где много лет прожила матушка Сепфора. Двухэтажный дом, небольшая двухкомнатная квартирка на первом этаже, довольно холодная. Пол ледяной. Келья Сепфоры маленькая. Шкаф, столик, кресло и простая железная кровать. На стене иконочки. Рядом с иконами коврик «Тайная вечеря». Он был совершенно выцветшим, тёмным. И вот обновился, краски заиграли как на новом. Даже изображённая на коврике скатерть, бывшая тёмной, стала белоснежной. Также обновилась маленькая бумажная икона святителя Николая Чудотворца. Мать Иоанна разрешает мне приложиться ко кресту-мощевику старицы, и я чувствую благоухание, исходящее от него.

Матушка приносит тросточку м. Сепфоры и лёгонько похлопывает меня ею, как когда-то делала старица, и приговаривает: «Это не я тебя похлопываю, я – никто, это тебя матушка хлопает». В этой простенькой келье со старенькой мебелью дышится удивительно легко. Чувствуешь себя так хорошо и радостно, что и уходить не хочется.

Мать Иоанна рассказывает мне о своей родительнице, которая была очень добрым и скромным человеком. Помогала дочери, тогда ещё не монахине, а просто рано овдовевшей женщине воспитывать сына и дочку. Любила внуков. Гладила внука по голове и приговаривала: «Вовка – умная головка!»

– Мать Иоанна, а расскажи мне ещё, пожалуйста, про матушку Сепфору как про старицу!

– Да, маму мою считали молитвенницей и прозорливой старицей. Но я могу рассказать только о том, какой доброй матерью и бабушкой она была. Свои старческие дары она скрывала, так что я о них и не подозревала. Давай-ка ещё чайку налью!

Она уходит за чайником, а я с грустью смотрю на большой портрет м. Сепфоры на стене: «Ну вот, матушка, я у тебя дома. Неужели я ничего не услышу о тебе, не узнаю ничего нового?» И мне кажется, что мать Сепфора чуть улыбается мне: «Вот какая ты нетерпеливая, Оля!» И сразу же за её улыбкой заливается трелью звонок – прихожая наполняется гостями из Тулы. Приехала Валя – духовное чадо мать Сепфоры – и привезла с собой ещё гостей. Видно, что они давние знакомые м. Иоанны.

Я порываюсь уйти, чтобы не мешать встрече. Но меня останавливают, просят остаться и обещают: «А мы тебе сейчас про Сепфору расскажем!» Гости привозят с собой селёдку под шубой, запечённую горбушу, сладости и даже фирменный торт одной из сестёр – «Прагу». Так что пир горой!

За столом мать Иоанна просит Валю: «Ну, расскажи Оле про матушку». И Валя радостно делится своими воспоминаниями о старице. А я слушаю её и время от времени бросаю взгляд на портрет мать Сепфоры, которая улыбается мне и, кажется, говорит: «Вот видишь! А ты расстраивалась!» Словно старица сидит рядом с нами за столом, слушает Валин рассказ и снисходит к нам, как к малым детишкам: «Деточки вы мои! Ну, вспоминайте, если вас это утешает!» И Валя вспоминает…

У Вали рано умер муж. И после смерти мужа она очень скорбела. И вот как-то раз решила пойти к старцу – схиархимандриту Христофору, который жил в Туле. Приходит она к старцу, а он лежит в постели, старенький, больной. Валя смотрит – а вокруг головы старца как будто облачко светлое. Валя думает: «Это так волосы седые отсвечивают, видимо… Да нет – волосы так не могут отсвечивать…»

А отец Христофор ей говорит: «Поезжай, дочка, в Оптину. Потом Господь тебя в Шамордино пошлёт. Ну а потом – к матушке, к матушке, к матушке!» Он на последних словах даже на постели приподнялся и руки вверх простёр.

Удивилась Валя. К какой такой матушке?! В какое Шамордино?! Она и про Оптину пустынь-то почти ничего не знала. Оптина пустынь… При этих словах ей представлялась бескрайняя жёлтая пустыня. Но решила исполнить благословение старца и поехать.

В Оптиной Валя подошла к игумену А. – батюшка не стал её ни о чём расспрашивать, а дал ей книгу с закладками. Велел сесть в храме на лавочку и прочитать. И Валя прочитала все ответы на мучившие её вопросы и слова, утешающие её скорбь. И поняла, что открыта батюшке вся её жизнь. Так она стала верным и преданным чадом отца А.

Игумен А. благословил Валю съездить в женский монастырь в Шамордино и пробыть там до Вознесения. В монастыре она купалась в святом источнике, молилась на долгих монастырских службах. И потихоньку скорбь отступала, исчезала совсем. Только стало Вале тоскливо в Шамордино, захотелось назад, в Оптину. Решила она уехать, не дожидаясь Вознесения. Выходит на дорогу, а там машина игумена А. И он её спрашивает: «Куда это ты собралась? Я тебе благословил до какого дня быть, а?!» И завернул Валю обратно.

Нехотя вернулась она назад. А на следующий день её вдруг вместо паломнической трапезной приглашают пообедать в монашеской трапезной вместе с сёстрами. А там так красиво и благодатно! Так там Вале понравилось, что и тоска отошла. Вот и ещё бы пожила в Шамордино… Тут к ней подходят и говорят: «Нужно собираться, за вами приехали». Валя и вспоминает, что завтра-то Вознесение! Так духовный отец учил её послушанию и смирению.

Вот и побывала она, как её старец Христофор благословил, в Оптиной и в Шамордино. Осталось теперь – «к матушке, к матушке, к матушке»! И где только эту матушку искать? Едва так подумала – встречает одну знакомую, которая рассказывает, что идёт навестить старицу – матушку Сепфору. Так Валя познакомилась с матушкой. И скоро стала своим человеком в её доме.

Матушке был открыт духовный мир. Она духом видела также проблемы и беды своих чад, знала, что происходит с ними. Даже малейшие житейские подробности не оставались от неё в тайне.

Вот едет Валя к матушке. Купила ей продуктов полную сумку. Смотрит – на прилавке вилок капусты. Да какой славный! Взять или не взять? Подумала-подумала… Нет, и так сумки тяжёлые, не донести. А у неё муж Володя когда-то щи варил – объеденье. Вот она и думает: «Да ладно, что там капуста! Вот нам бы щей Володиных!»

Приезжает к матушке Сепфоре, а та ей с порога: «Ну что, купила тот славный вилок капусты? Нет? Не расстраивайся. У нас вон на кухне сколько вилков лежит. Да ладно, что там капуста! Вот нам бы щей Володиных!»

Или едет Валя к матушке и покупает ей булку хлеба, ещё горячую. И думает: «Вот бы матушке довезти успеть хлебушек свеженький, горяченький!» А мать Сепфора дверь ей открывает и говорит улыбаясь: «Ну, доставай свой хлебушек свеженький, довезла горяченький!»

Валя пела в храме на клиросе. И вот как-то раз пошли у них какие-то неурядицы, столкновения. Обидели Валю несправедливо. Да так сильно, что она решила идти и всё рассказать настоятелю, пожаловаться на обидчиков и найти защиту. Идёт-идёт, и вдруг – на полпути – как будто кто-то остановил её. Резко пропало желание жаловаться настоятелю. А на смену этому желанию пришла сильная потребность тут же бежать к матушке Сепфоре. Валя и побежала со всех ног к матушке.

Поднимается по лестнице, а старица, как будто ждала её, заранее двери открывает. И сразу же говорит с порога: «Ну что, жаловаться решила?! Никогда не жалуйся! Как бы тебя ни обидели, а ты не жалуйся! Молись – Господь Сам тебя управит и защитит! Поняла?»

...Валя на минуту останавливается. Молчит. Поднимает кружку с чаем и делает несколько глотков. Видно, что воспоминания оживили прошлое и она переживает его заново.

А я поднимаю глаза на портрет матушки и мысленно говорю ей: «Да, матушка, когда-то я тоже сражалась с помыслами обиды. И так хотелось пожаловаться на несправедливость. И я стискивала зубы, удерживая себя от “похода в поисках правды”, и выписывала в блокнот слова Блаженного Августина: “Лучше печаль того, кто неправедно терпит, нежели радость того, кто неправедно действует”. И слова святителя Игнатия Брянчанинова: “Если никакое искушение не может коснуться человека без воли Божией, то жалобы, ропот, огорчение, оправдание себя, обвинение ближних и обстоятельств – суть движения души против воли Божией”».

А Валя продолжает свой бесхитростный рассказ.

Посидела она у матушки. А та, конечно, помолилась за Валю. И отошла обида. Отпустило уныние. Чувствует Валя – на душе хорошо и спокойно. А мать Сепфора ей говорит: «Сейчас пойдёшь на службу. На автобус-то ты успеешь. А вот на службу немного опоздаешь. Ну, ничего, не переживай! Пройдёшь к себе на клирос, вставай и пой, как ни в чём не бывало».

Пошла Валя на службу. На автобус еле успела: только на подножку вскочила – он и поехал. А на службу немного опоздала. Если бы не матушкино благословение, то никогда бы не осмелилась через всю толпу молящихся к клиросу пробираться. А тут спокойно прошла на своё место, встала и поёт. И никто даже внимания не обратил на опоздание – будто так и надо.

А после службы – словно и не было никакого конфликта. Тишь, гладь и Божия благодать. Так с тех пор и жили мирно по матушкиным молитвам.

Валя заканчивает рассказ. И мы читаем келейный акафист схимонахине Сепфоре в её маленькой комнатушке. Звучат последние слова акафиста, и я прощаюсь с этими замечательными людьми. Мать Иоанна приглашает навещать её.

Вот и побывала я в гостях у матушки Иоанны и матушки Сепфоры. Бросаю прощальный взгляд на портрет старицы. И мать Сепфора смотрит на меня с любовью, той самой, «которая долго терпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит... и никогда не престаёт!»