К 9 мая улицы украшают флагами, машины — георгиевскими ленточками. В телеэфире — фильмы о войне, из сотовых телефонов раздается «Прощание славянки»… Страна живет в ожидании юбилея Великой Победы. Для детей и внуков этот день — повод вспомнить о своих ветеранах. Это, конечно, радует, а огорчает только одно: в жизни наших ветеранов очень много «непарадного», того, от чего болит сердце. Так хотелось бы, чтобы наша забота о них не ограничивалась временем юбилейных кампаний. Я решилась опубликовать эти непарадные заметки для того, чтобы в любое время года мы почаще вспоминали о наших родных победителях: помогали им, чем можем, и, конечно, молились о них.
Несколько лет назад я работала селькором в районной газете. За месяц до Дня Победы мы начинали «искать ветерана». Обзванивали глав администраций, просили подыскать героя для публикации. Выезжали на место, встречались, разговаривали.
Ветераны рассказывать о войне не любили, все больше — о семье, о своей жизни. Помню, как одна чудесная бабушка, служившая в войну на аэродроме и встречавшаяся лично с Жуковым, угощала меня вкусными пирожками, рассказывала про своих детей и внуков. Другая, участвовавшая в партизанском движении, на восьмом десятке лет, чтобы помочь родным, сажала на продажу картошку. Третья жила совсем одна, и некому было заготовить ей дров на зиму. Помню, что, попрощавшись с ней, глава администрации с облегчением вздохнул: «Ну, теперь до следующего 9 мая».
А однажды к нам в редакцию пришел один из героев публикации и очень возмущался, что ему не дают «Оку» — несколько лет назад ветеранам массово вручали ключи от этой «бешеной табуретки». Для того, что получить заветную машину, требовалось медицинское освидетельствование, что у ветерана имеются нарушения опорно-двигательного аппарата. За справку о том, что дед обезножел, врач потребовала с него взятку в 10 тысяч рублей. Дед обиделся и пришел в редакцию сельской газеты искать правду. Не нашел. Но того врача все равно сняли, и вроде бы даже судили по нехорошей статье. А вскоре дед серьезно заболел, и ему стало не до «Оки». Другому ветерану, оборонявшему Сталинград, «Оку» все-таки дали. Он проездил на ней всего полгода и умер.
Еще один ветеран прошел всю войну до Берлина, а потом на три года «застрял» на Дальнем Востоке. В начале весны попал в районную больницу с пневмонией. Выхаживали его дочери и сын под рявканье санитарок. Но на фоне полнейшего равнодушия к старику остального медперсонала это было единственным проявлением внимания. Несколько раз дед порывался удрать из больницы, и так и уехал, не долечившись. Представители администрации, озаботившись состоянием здоровья ветерана, посетили его домишко, и вместо ключей от благоустроенной квартиры пообещали к юбилею Победы соорудить ему во дворе теплый туалет. Составили смету на 38 тысяч рублей, но воспользоваться удобствами ветерану не пришлось — он сэкономил бюджетные деньги, не дожив до Дня Победы всего месяц.
Мой дед никогда не рассказывал о войне — тут же начинал плакать. Поэтому о ней его не спрашивали, и не сохранилось никаких воспоминаний о героических страницах его жизни. Не было дома и военных фотографий — только медали. Из них самая ценная — «За оборону Кенигсберга». Дед был разведчиком и воевал на 3-м Белорусском фронте. Трофейный стакан с германским гербом и железная ложка, хранящиеся в углу темного шкафа с посудой,— вот и вся история.
9 мая всегда был для нашей семьи особым днем. Когда дед был жив, мы собирались все вместе в его старом доме. Дед брился опасной бритвой, надевал новую рубаху, доставал из сундука медали, разрешал нам прикрепить их к пиджаку. Мы крепили их неровными рядами, дед кряхтел, перевешивая ровно, потом душился одеколоном и уходил в клуб — на митинг. А когда возвращался, о войне снова ничего не говорил, а если и начинал, то снова плакал. Поздним вечером, когда темнело, мы выходили во двор пускать праздничный салют сигнальной ракетницей. Дедов дом стоял на горе, и разлетающиеся снопы искр хорошо были видны всему селу. А на следующий день все разъезжались по домам, и дед снова оставался один. Переезжать в город он не хотел, говорил: «Грызть асфальт не поеду».
Однажды к дедову дому подъехала машина. К 9 мая привезли подарок от депутата — консервы, пакеты с крупой и макаронами, и открытку с пожеланиями здоровья. Дед на выборы никогда не ходил, и больше столь бесперспективный электорат депутат своим вниманием не одаривал.
А потом, по неизвестной причине, случился пожар, и дед, бравший штурмом Кенигсберг и нырявший в холодные воды апрельской Преголы, заживо сгорел в своем доме. В селе не было пожарного поста, и никого не оказалось рядом, кто смог бы потушить дом и вытащить человека из огня. После смерти моего деда в селе остался только один — последний ветеран.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=9437&Itemid=4
