Как делают популярными артистов и политиков, известно, а вот почему у народа некоторые святые становятся особо почитаемыми, можно только догадываться. Все-таки не совсем ясно, почему к мощам великого князя Александра Невского можно приложиться в любое время (кроме двух дней в году: в день его памяти и в день переноса мощей, когда Александро-Невская лавра переполнена паломниками), а для того чтобы попасть в часовню блаженной Ксении Петербургской или в крипту, где покоятся мощи Матроны Московской, нужно отстоять многочасовую очередь. И идет народ к ним и в зной, и в стужу: в Петербурге в феврале к иконе блаженной Матронушки и ковчежцу с частицей ее мощей, привезенных из Москвы, народ шел в 20-градусный мороз. Очередь огибала сквер Владимирского собора и тянулась до самого конца Кузнечного рынка. И стояли в ней преимущественно нецерковные люди. Это было видно по тому, как они вели себя в храме. Некоторые озирались по сторонам с нескрываемым изумлением: им все было в диковинку. Возможно, с младенческой купели это было их первое посещение церкви.
Так почему же нищенка Ксения и слепенькая Матронушка так дороги современному русскому человеку? Неужто срабатывает классовое чутье: к великому князю обращаться боязно, а к сирым и убогим – нисколечко. К кому, как не к ним, претерпевшим многие страдания, обращаться с нашим неизбывным русским горем?
Главное то, что они, действительно, помогают. И помощь приходит очень скоро. И примеров чудесной помощи невероятное множество. О них народ передает из уст в уста. И почитание этих святых началось еще при их жизни. А в советское время к глухому забору, которым была обнесена часовня блаженной Ксении, приклеивали, прикалывали, засовывали в щели между досками тысячи записок с просьбами о помощи. Доски забора были испещрены надписями самого разнообразного свойства: «Ксеньюшка, помоги сдать экзамен по химии!»; «Ксеньюшка, сделай так, чтобы Сережа полюбил меня»; «Дорогая Ксения, уволь Косолапова – начальника нашего отдела»… Были просьбы и об исцелении умирающей матери, и о нахождении пропавшего ребенка, и о детях, погибающих от пьянства и наркотиков, и об освобождении из заключения сына. О чем только не просили и не просят Ксеньюшку, и кого только не увидишь в длинной очереди в ее часовню! Тут и бедные студенты, и богатые дамы в собольих и норковых шубах. Беда не смотрит в кошельки и на богатые наряды. Приходят поклониться Ксеньюшке и народные артисты, и международные, и политики высокого ранга. Так что без преувеличения можно сказать, что блаженная Ксения – всенародно любимая святая.
Но вот недавно главный режиссер Александринского театра Валерий Фокин, лауреат всех известных в России премий, решил преумножить ее популярность. Он поставил пьесу В. Леванова «Ксения. История любви». Перед началом спектакля зрители смогли ознакомиться с кратким житием блаженной Ксении: его прогнали бегущей строкой над сценой. А потом началось действо, не имеющее ничего общего с прочитанным. Для людей, знающих, в чем заключался ее подвиг, уже первая сцена была нешуточным испытанием. Сначала раздались страшные вопли. Потом по сцене стали метаться женщины, одна из которых бегала в ночной сорочке шибче прочих, продолжая стенать что есть мочи, – так, по мнению режиссера, должна выглядеть женщина, потерявшая любимого мужа. Эта дамочка и была Ксенией. Только, разумеется, не той, юродивой подвижницей, которую мы любим и к которой обращаемся с просьбами о помощи. Этот плод фантазии автора и постановщика прожил полтора часа на сцене, предлагая зрителю нечто, якобы основанное на житии блаженной Ксении. Правда, кое-что, помимо имени, авторы все же взяли из жития. Забежав после очередной пробежки вкруг сцены за кулисы, через полминуты героиня предстала в мужском кафтане и объявила, что она не Ксения, а Андрей Федорович, а что Ксения умерла. Тут же появились мальчишки и стали смеяться над ней, обзывать ее бесноватой, при этом (большая режиссерская находка) выкрикивая матерные ругательства. Героиня, схватив огромную палку, стала гоняться за обидчиками, что-то рыча и крича. И, по правде говоря, стала и вправду походить на бесноватую. В некоторых редакциях жития блаженной Ксении издевательства над ней мальчишек, действительно, упоминаются. Но сносила она их кротко. И лишь один раз ее видели в гневе.
После эпизода с мальчишками начались «чудеса». Первое чудо прозорливости авторы представили в виде совершенно неприличной сцены: Ксения изобличила попадью-блудницу. Ее обманутый муж в рясе и в камилавке с наперсным крестом вознамерился прилюдно прибить изобличенную изменщицу, на что та выдала тираду в духе и стилистике передачи «Про это». После этой тирады скандалистку не грех было бы и поучить, но обманутый муж почему-то скис и шустро покинул место действия. Авторам, конечно, неизвестно, что наперсные кресты появились после смерти блаженной Ксении – в царствование императора Павла Петровича. Но с лексикой современных распутных хамов они знакомы не понаслышке. Вслед за этим эпизодом зрителей порадовали историей о том, как Ксению захотел обесчестить какой-то бродяга. Но другой бродяга заступился за нее и, кажется, был убит в драке. Во всяком случае, лежал он на сцене не шевелясь. Но самое удивительное началось с появлением проститутки Кати. Она не сразу сообразила, что перед ней женщина, и стала соблазнять «мужичка» в кафтане, рассказывая о своем сугубом таланте по части ласк. А сообразив, что перед ней переодетая женщина, быстро вычислила, кто может быть в мужском кафтане. И тут она поведала Ксении чудную историю о том, что она была любовницей ее покойного мужа и что Андрей Федорович любил только ее, а Ксению не любил вовсе. Выслушав это признание, Ксения долго смотрела выпученными глазами в зрительный зал, а потом сообщила проститутке Кате, что прощает ее, а заодно и покойного мужа.
Через некоторое время на сцене появляется и покойничек. Он в исподней рубахе и солдатских подштанниках проходит к просцениуму и, не глядя на супругу, сообщает, что ему холодно и страшно. Героиня обнимает его сзади за шею, пытается согреть, проговаривая невозможные для юродивой фразы, изобличающие ее в беспросветном атеизме: «Ведь ты же умер. Как же ты здесь оказался?» Этот отпускник из ада очень невразумительно просит его простить и удаляется туда, откуда пришел.
В финале появляется некто в пальто, котелке и в черных очках. Выходит он из мрака и после нелепейшего монолога, заканчивающегося фразой «Дай-ка я тебя обниму», уводит героиню во мрак.
Поразительно то, что роль этого мортального персонажа играет замечательный актер Николай Мартон. Это единственный актер старой школы, чей монолог был отчетливо произнесен. Все же прочие исполнители проговаривали и прокрикивали свои роли абсолютно невразумительно. Понятно лишь то, что создателям этой поделки совершенно неведома область, в которую они бесцеремонно вторглись. Хотелось бы думать, что авторы не кощунники, а просто духовно невежественные люди. И что они не хотели оскорбить память любимой народом святой, а лишь по-своему осмыслили ее житие. Другое дело, что о любви духовной они не могут говорить, поскольку таковой не знают и не понимают, что это такое. Говорить о любви они смогли только на языке необузданной плоти. Вот и получилась неумная и совершенно нелепая история. Это история, придуманная безблагодатным умом, поведанная в безблагодатной эстетике современного человека, живущего вне Церкви. И все попытки «разговора на современном языке» превращаются в кощунственный конфузный лепет.
Подвиг юродства вообще трудно понять. Даже многие чуткие души приходят в смущение. А как быть современному человеку, которому все в этой жизни со всех углов кричит о том, чтобы он «брал от жизни все»? Как понять ему, настроенному на это отбирание, женщину, оставившую все земное, отказавшуюся даже от собственного имени, чтобы под именем своего покойного мужа замаливать его нераскаянные грехи? И можно ли языком театра говорить об этом? В принципе о горе вдовы, мужественно и кротко принявшей известие о смерти мужа, рассказать можно. Но современные актеры этого просто не умеют. Потеряна школа. Проще заставить актрису с воплями бегать по сцене.
А как рассказать об отречении от себя самой, от женского естества, от собственного имени, от имущества и привычной обеспеченной жизни, чтобы полвека бездомной, нищей, в холод и зной, не имея где главы преклонить, молиться за своего супруга, умершего среди веселого бала внезапной смертью без покаяния? Рассказывать об этом бесполезно, да и без фальши вряд ли удастся. Такой рассказ возможен только в церковной среде. Но церковным людям театральная версия жития святой просто не нужна. И именно для массового зрителя, привыкшего к телепошлятине, авторы предложили вышеописанные придумки. Такая история любви, по их мнению, современному человеку понятна. Но если судить по реакции зрителей, то выходит, что и не очень. Я слышал в гардеробе, как делились впечатлениями молодые и не очень молодые люди. Они признавались в том, что ничего не поняли, и досадовали, что не пошли в кабак, вместо того чтобы высиживать, натужно вникая в невразумительную «историю о чокнутой».
Печально быть свидетелем невежества деятелей культуры. Очень хотелось бы им пожелать быть не только в курсе того, что делается в парижских театрах и на Бродвее и что модного придумали о человеке голливудские мудрецы. Нужно все-таки знать отечественную классику и евангельские истины, на которых она построена. Нужно знать, как следовали этим истинам русские подвижники благочестия. А пока деятелям культуры это неведомо, лучше все-таки оставить в покое православных святых и заставить гулять по сцене других героев.
