Казалось бы, всему бывшему Советскому Союзу хорошо известна история партизанских сражений в Белоруссии, история издевательств и зверств фашистов на белорусской земле, история поистине всенародного восстания и всенародной борьбы с фашистами, в которой приняли участие и дети, и женщины, и старики. Именно партизанскому движению обязан своим появлением термин «батька» в Белоруссии. Дословно «батька» - «отец», но у белорусов это так же «атаман», «командир», «вождь». Первым «батькой» был легендарный партизанский командир батька Минай (М.Ф.Шмырёв). Уже потом, в 90-х, на волне борьбы белорусского народа за воссоединение в той или иной форме с Россией А.Г.Лукашенко, возглавивший в те годы эту борьбу, и получил меткое народное прозвище «батька», что было народным признанием его заслуг того периода по восстановлению русско-белорусского единства.
Пока были живы партизанские командиры и большинство людей, переживших ужасы оккупации, своими глазами видевшие концентрационные лагеря, расстрелы и пытки своих соотечественников, помнившие героику и трудности партизанского периода, не могло быть и речи о ревизии или очернении партизанского прошлого Белоруссии. Власти регулярно проводили громкие мероприятия, бывшие партизаны награждались орденами и медалями, организовывались их встречи со школьниками и молодежью. Но делалось это нередко помпезно, казённо. Люди в Белоруссии жили своей личной жизнью, а партизанское прошлое и его герои – своей. Уже тогда стал чувствоваться какой-то цинизм и отрешённость людей от прошлого. Помню, в школе, где я учился ещё в советский период, была популярна глупая шутка – когда нужно было выбрать одно решение из двух возможных, мы иногда говорили: «Куда пойдём – в партизаны или в полицию?» Тогда же я впервые услышал и столь же дурацкий анекдот о временах оккупации. Приезжает немецкий офицер в белорусскую деревню и говорит местному населению: «Кто будет работать на немецкий власть, получит са…, как это по-русски… сало, а кто будет идти партизанен – получит са..., как это по-русски… са… (дальше шло нецензурное слово, связанное с игрой по замене «с» на «з»). Нам тогда казалось, что это очень смешно. А ведь цинизм и забвение начинаются именно с таких вроде бы неприметных моментов. Думаю, что эти анекдоты возникли не сами по себе. Помню я и наши походы по местам партизанской славы, встречи с партизанами. Нет-нет да и забудется бывший партизан и, вопреки официозу, расскажет под хмурые замечания наших учителей «детям, это, наверное, не интересно» о том, как варили самогон или же бегали к девушкам в соседние деревни. И мы понимали, что нам рассказывают далеко не всё, хотя и знали, конечно, о миллионах убитых и замученных фашистами, о партизанских бригадах, о тысячах сожжённых белорусских деревень. Но во всех этих мероприятиях не хватало какой-то бытовой правды и обыкновенных жизненных мелочей. Мы старались разговорить ветеранов, и это у нас зачастую получалось.
Затем пришли девяностые годы. Партизаны стали умирать, встречи с ними стали проводиться реже. Определённый ренессанс партизанской темы возник при приходе А.Г.Лукашенко к власти – партизанское прошлое Белоруссии как нельзя лучше подошло в тот период в качестве идеологической основы новой белорусской власти. Вновь стали награждать ветеранов партизанского движения, стали проводиться массовые мероприятия. Но, как и в советский период, всё свелось к формальным лозунгам: «Слава нашим партизанам-победителям!». А с учётом того, что нынешние белорусские власти переняли не самое лучшее из советского прошлого – в упор не видеть ни одной проблемы и рапортовать только о победах и свершениях (в том числе и в вопросе исторической памяти), ситуация стала напоминать мои школьные годы – люди сами по себе, а оставшиеся в живых партизаны – сами по себе. Но со временем партизан становилось всё меньше, и уже почти некому было рассказывать школьникам о том, как всё было на самом деле. В начале нынешнего века как-то, если и не исчезла, то отошла на второй план и сама партизанская тема – о партизанах (как и о подпольщиках) стали вспоминать лишь в общем русле событий Великой Отечественной войны.
Но природа, как известно, не терпит пустоты. Это только на первый взгляд казалось, что в Белоруссии невозможен прибалтийский или западно-украинский вариант ревизии итогов Великой Отечественной войны. Однако уже несколько лет всё чаще говорится о том, что партизанское движение привнесли в Белоруссию извне, что основная вина за гибель белорусов лежит на партизанах. Со временем во всём этом стала ощущаться система. На уровне официоза всё оставалось прежним – почести ветеранам, возложение венков, мероприятия в школах. А за рамками официоза уже распространялась ядовитая ложь о войне и партизанах. Делалось это сознательно, с использованием ошибок властей.
Надо сказать, что значительная часть белорусских предателей и фашистских прислужников во время освобождения Белоруссии бежали с немцами и рассеялись по всему миру, сохранив в душе ненависть и к победившему фашизм Советскому Союзу, и к отравлявшим им жизнь партизанам. Многие выжившие представители этого отребья уже после распада СССР активно подключились к работе различных белорусских националистических организаций, участвовали в конгрессах белорусов мира и схожих мероприятиях, проходивших и в самой Белоруссии, и за рубежом, где обсуждались и проблемы «справедливой исторической оценки партизанского вопроса в Белоруссии и пересмотра итогов Великой Отечественной войны для Белоруссии».
В год 65-летия Великой Победы оставшиеся в живых полицаи, коллаборационисты и их идейные последователи - белорусские националисты - перешли в открытую атаку, используя «опыт» Прибалтики и Западной Украины. В феврале-марте 2010 года в газете «Народная воля» была организована дикая кампания по дискредитации и партизанского движения, и подпольщиков, и действий советской армии на территории Белоруссии во время Великой Отечественной войны. В течение всего последнего времени газета печатала книгу И.Копыла «Небышино. Война». Не случайно выбрана и дата – в преддверии 9 мая 2010 года.
Целиком пересказывать сей весьма объёмный труд нет смысла – постараюсь сделать это кратко. Главный смысл книги и газетных публикаций в следующем: война для Белоруссии началась 1 сентября 1939 года, когда два союзника – фашистская Германия и Советский Союза напали на Польшу. Белорусы оказались между молотом и наковальней. Немцы, оккупировав Белоруссию и быстро изгнав трусливую и бездарную Красную армию, были настроены к белорусам лояльно и даже на первых порах (по словам автора – до осени 1942 года) помогали населению – организовывали школы, налаживали жизнь. Люди вздохнули свободно, не испытывая гнёта большевизма, но коварный Сталин, ненавидивший белорусский народ, в конце 1942 – начале 1943 годов стал засылать в немецкий тыл регулярные войска, которые под видом сельских жителей и партизан обстреливали немцев и вызывали карательные немецкие экспедиции. Люди бежали в партизаны, и всё повторялось заново. Причём партизаны в своей массе грабили население, часто были пьяницами и неуравновешенными садистами, боялись немцев, занимались массовыми приписками своих подвигов. Порой сами сжигали деревни (из «стратегических соображений»). Повезло тем деревням, где находились «власовцы» или отряды местной самообороны - они, дескать, защищали белорусов от партизан и немцев. Освобождение от немецкой оккупации тоже описывается в книге как не самое радостное событие – вновь вернулись колхозы и красный деспотизм. Фашистская оккупация сменилась советской. Люди встречали советских солдат молча – не было ни цветов, ни радости.
Не верится, что такое могут писать в Белоруссии? Тогда приведу несколько цитат из упомянутой книги и её газетного варианта. О начале войны: «Нашу деревню не бомбили, не обстреливали из пушек, немцы не врывались в наши дома, никого не убивали, не грабили, не насиловали. И когда, будучи взрослым, я читал произведения о войне, видел киноленты, моё сознание вступало с этим в противоречие». О первой встрече белорусских детей с немцами: «Немцы не ругались на нас, с интересом нас рассматривали и стали угощать шоколадом, который мы также видели впервые. Я был менее боевой, оказался в хвосте и мне шоколада не досталось. Было обидно, в глазах появились слёзы. Увидев это, один немец достал из кармана губную гармошку и подарил мне». Об учёбе в школе: «1 сентября 1941 года я пошёл в первый класс. Никакой нацистской пропаганды в школе не велось. Учительница ни разу не называла вслух имена фашистских вождей Гитлера, Геббельса, Геринга. Она нас просто учила читать, писать и считать». Однако, согласно И.Копылу, всё испортили русские: «Но учится нам довелось недолго. В ноябре (земля уже была подморожена, однако снег ещё не выпал) к школе подошла группа вооружённых людей. Школа стояла отдельно, немного сбоку от деревни, и подойти к ней можно было незаметно со стороны кладбища. Это были красноармейцы, отставшие от фронта. Их много болталось в окрестных лесах. Они были грязные, ободранные, небритые, навели на нас ужас. Возможно, искали еду. В класс вошли трое, остальные остались на улице. Они были очень удивлены – идёт война, немцы под Москвой, а тут, как ни в чём не бывало, в школе идут занятия! Такое допустить нельзя. Один из них, возможно, старший, схватил учительницу за плечи и закричал ей в лицо: «Ты – фашистская прислужница, предательница» - и что-то ещё. Потом он вспомнил про нас и хищно закричал: «А вы, фашистские ублюдки, марш домой и чтобы вашего духу здесь больше не было!». Они разговаривали по-русски. Можно сказать, что это был для нас первый урок русского языка и последний урок занятий в школе». Не забывает автор похвалить и немцев за размер установленных ими налогов, которые были меньше сталинских: «Немцы обложили все дворы твёрдым налогом в виде сдачи зерна, скота, фуража. …хорошо помню, что для себя оставалось значительно больше, налоги нельзя было назвать разбойничьими. Ещё мы сдавали немцам по кабану в год, однако кроме этого была возможность и для себя выращивать по одному-два кабана в год». Автор подчёркивает на этих примерах: «Так мы относительно спокойно прожили до конца 1941 года, весь 1942 год и почти всю первую половину 1943 года. Уже с конца 1942 года стали распространятся тревожные слухи про партизан». Вот как И.Копыл описывает свою первую встречу с партизанами: «В дом вошло 10-12 человек, их вид был бандитским. Я испугался и начал сильно плакать. «Заткните ему рот», - сказал один из них. …Отец упрашивал не забирать тулуп и валенки, крестьянину без них зимой очень трудно прожить. Старший со злостью сказал: «Сейчас я тебя пристрелю, и не нужны тебе будут ни тулуп, ни валенки». Настроение у партизан испортилось. «Где харчи?», - обратился к маме один из партизан. «Так я же вас покормила», - ответила она. Услышав этот, как им показалось, наивный ответ, партизаны разъярились. Они потребовали открыть кладовку, забрали сало, колбасы, окорока – всё, что можно было нести и сколько можно было унести. Это было обыкновенное ограбление». Куда цивилизованнее, согласно «воспоминаниям» И.Копыла, вели себя немцы: «Для сравнения хочу сказать, что за всё время оккупации в наш дом всего один раз вошёл немец. Это было в январе 1942 года. Он переступил порог и сказал: «Матка, яйка», - и ожидал, стоя на половике у дверей. От страха мама схватила корзинку с яйцами и поднесла немцу. «Найн, найн», - сказал он и показал пять пальцев. Мама положила на его ладонь 5 яиц, он сказал: «Данке», - и вышел из дома». Далее автор описывает, как партизаны сожгли никем не охраняемый, нужный жителям мост, который не использовался немцами, и делает вывод: «А в главный партизанский штаб партизаны, видимо, отправляли донесения, что на оккупированной немцами территории уничтожен «стратегический» мост, прекращено движение немецкой техники на Восток – движение, которого не было. Я думаю, что так в основном провоевали партизаны всю войну». Далее автор приводит ещё несколько примеров из партизанского быта: «В их доме на постое был какой-то партизанский чин, по фамилии Аксючиц. Он всегда был пьян, ко всем цеплялся, угрожал пистолетом. Все жители дома жили в страхе и опасности». И вновь на эту же тему: «Вечерами партизаны устраивали танцы. Однажды один из этих партизан, будучи пьяным, пригласил на танец девушку Фаню Пашевич. Она отказала ему, сказала: «Я с пьяными - не танцую». «Сука, - закричал он, - а с пьяными немцами ты танцуешь?!» «Я их никогда не видела, немцы у нас танцы никогда не устраивали», - спокойно ответила Фаня. Озверевший партизан выхватил пистолет и два раза выстрелил в Фаню».
Далее автор плавно переходит к своей главной мысли о том, что именно на партизанах и лежит главная вина за геноцид белорусского народа: «Что интересно, они (партизаны – А.З.) ни разу не посетили нашу деревню днём, боялись. Обычно они делали это ночью, чтобы поиздеваться над старостой и ограбить 2-3 дома. Скоро нам стало понятно, какую страшную опасность представляют партизаны». Вот как по И.Копылу происходило уничтожение деревень: «Однажды несколько партизан сидели за домом, грелись на солнце (а как же история о том, что они не заходили в деревню днём? – А.З.), как на дороге со стороны деревни Далёкое появилась группа вооружённых людей. Это могли быть или немцы, или полицаи… Партизаны дали в их сторону несколько автоматных очередей. Мой отец бросился к партизанам с криком: «Что вы наделали, зачем стреляли? Завтра вы оставите деревню на произвол судьбы, а послезавтра немцы сожгут мой дом». Так оно и случилось, наш дом сожгли через 20-25 дней».
Далее И.Копыл приводит подобные «примеры», упрекая партизан в трусости и провокационных действиях: «… партизаны для засады переодевались в крестьянскую одежду. Немцы были уверены, что засада – дело рук жителей деревни... Через полчаса к Шунявке подъехали каратели, оцепили её и уничтожили вместе с жителями». И вновь - «они (партизаны – А.З.) всё время нас «подставляли». Во всяком случае, так получалось. Это позднее, в послевоенных кинолентах нам стали рассказывать, будто партизаны защищали население от захватчиков». И вновь чуть дальше по тексту: «Когда немцы и полицаи убивали людей в деревнях Шунявка, Витуничи, Небышино, партизаны спокойно наблюдали из своих укрытий, как происходит процесс. Они палец о палец не ударили, чтобы защитить людей. Никто из них не проявил геройства и самоотверженности, не вступил в бой с оружием в защиту сельчан. А знали же, что будет твориться, информированные были. Самой надёжной защитой от оккупантов было бы то, если бы партизан вообще не было. Они создавали опасные условия для жизни местного населения и создавали их сознательно и специально. Партизаны – соучастники преступлений. Однако сами исправно составляли акты, протоколы о зверствах немецко-фашистских захватчиков и отправляли их в Кремль». За неимением иных доказательств того, будто партизаны жгли деревни, И.Копыл высказывает свои личные подозрения по этому поводу: «Кто на этот раз сжёг всю деревню, или немцы, или партизаны, неизвестно. Люди даже спорили, кто из них преступник. Деревня имела стратегическое значение для немцев, им было выгодно, чтобы она оставалась целой. Под прикрытием деревни они могли вплотную приблизиться к реке Проне со стороны Докшиц, переправиться на правый берег и создать прямую угрозу партизанам. Партизаны хорошо знали про эту опасность. Чтобы обезопаситься, им было выгодно сжечь деревню. Этим самым они расширяли обзор до 2 км. Немцы в этом случае уже не могли подойти незаметно к реке».
Единственной защитой от партизан автор считал одну из разновидностей «власовцев»: «Вскоре мы поняли, что родионовцы для нас – самая надёжная защита от всяких неожиданностей. Мы были защищены и от партизан, и от полицаев, и даже от немцев. Родионовцы несколько раз оставляли нашу деревню и возвращались вновь. Даже когда мы знали, что они находятся в соседней деревне, мы чувствовали себя спокойно».
И, как верх лжи и цинизма, И.Копыл обвиняет Кремль и Центральный штаб партизанского движения в… организации массовых убийств белорусского населения: «Для исполнения второй задачи – создать на оккупированной Белоруссии «всенародное» партизанское движение – был разработан очень простой, направленный против населения, бесчеловечный план. Главное – нужно было спровоцировать немцев на начало репрессий. План разрабатывался в Центральном штабе партизанского движения. Вначале был определён и создан список деревень, которые подлежали уничтожению. Эти деревни были равномерно распределены по всей территории Белоруссии, чтобы слухи о зверствах немцев мгновенно распространились во все уголки республики. Нужно было как можно сильнее напугать население». И далее по тексту:«Если проследить, когда погибли деревни, которые покоятся на территории мемориала «Хатынь», то можно увидеть, что их уничтожение началось с 1943 года, что совпадает по времени с переброской промосковских партизан на территорию Белоруссии». И далее следует окончательные выводы автора, для чего и написана вся эта книга: «Хочу отметить, это мои личные выводы, что, если бы на территории оккупированной Белоруссии не было партизан, потери населения были бы значительно меньшими, не было бы сожжённых деревень и мы после войны быстрее бы отстроили свою страну». Поэтому, по мнению И.Копыла, «Германия и СССР являются виновными в разжигании самой кровавой, самой бесчеловечной войны ХХ столетия».
Явно не радует автора и приход Красной армии: «Красная армия наступала очень медленно. Только в начале 1944 года она вступила на территорию Белоруссии. …Жители деревни встречали Красную армию очень сдержанно. Я не видел, чтобы люди кидались к освободителям в объятия с поцелуями, чтобы бросали на броню букеты полевых цветов, чтобы выходили навстречу с чугунком горячей картошки или кувшином молока. Да и чем было встречать. Партизаны выгребли всё до последнего цыплёнка, до последнего зёрнышка. Люди молча смотрели на военную колонну через заборы своих дворов…»
Подводя итог сказанному, И.Копыл отмечает: «На нас было направлено оружие с двух сторон – со стороны немцев и со стороны партизан. Мы лавировали между ними и им назло выжили в невероятных условиях. Возможно, мой отец был прав, что Белоруссия существует в первую очередь благодаря той части населения, которая смогла выжить в условиях оккупации».
В книге можно прочесть ещё много мерзостей и лжи – о том, например, как хорошо жилось угнанным в Германию, о том, что Жуков ради карьеры посылал на смерть десятки тысяч солдат, о том, что Германия на три дня была отдана на разграбление советским солдатам и тогда произошёл почти миллион изнасилований немок, но разговор сейчас не об этом, а о партизанах.
Вроде бы всё выглядит логично… Люди просто хотели выжить, но их заставили партизанить, провоцируя немцев на жестокости. Выглядит логично… Но только для тех, кто родился в девяностые и только для тех, кто ничего не знает о фашизме и человеконенавистнических планах Гитлера. А теперь поговорим о том, как всё было на самом деле.
Да, для белорусов, как и для других жителей Советского Союза и Восточной Европы, война началась задолго до 22 июня 1941 года - с разработки в ставке фюрера планов по порабощению и уничтожению «расово неполноценных народов». К 1940 году был подготовлен Генеральный план «Ост», предусматривавший захват необходимого для процветания третьего рейха «жизненного пространства», его колонизацию, освобождение «жизненного пространства» от «излишнего» коренного населения. Отсюда стратегическая концепция войны на Востоке как войны на уничтожение. Победить на Востоке для немцев было недостаточно. Надо было уничтожить армию, страну, народ. Гитлер требовал: «Мы обязаны истребить население - это входит в нашу миссию охраны германского населения. Я имею право уничтожить миллионы людей низшей расы, которые размножаются, как черви».
(Продолжение следует)
