В российском кинопрокате появился хороший фильм о любви и милосердии – «Скоро весна» режиссера Веры Сторожевой, рассказывающий на примере жизни монастырского подворья о двух главных христианских добродетелях. О том, как снимался фильм, – беседа с его автором режиссером Верой Сторожевой.
– Вера Михайловна, сегодня отечественный кинематограф не часто балует фильмами о милосердии. Почему вы решили снять такое кино?
– У меня все фильмы о любви и милосердии, поэтому не могу сказать, что эта картина для меня какая-то эксклюзивная и выбивается из ряда остальных моих работ. Режиссер-документалист Ирина Васильева снимала документальное кино о подворье минского Елисаветинского женского монастыря, который основал отец Андрей Лемешонок. После съемок фильма она написала игровую историю.
– То есть у одной из главных героинь фильма есть реальный прототип?
– Одного прототипа нет. Мы взяли за основу ситуацию, когда люди приходят в монастыри, на подворья, живут трудниками. Что касается главной героини, то она такая же, как монахини-настоятельницы – образованные женщины, которые по какой-то причине оставили мир и ушли в монастыри. Поэтому здесь можно говорить лишь о прототипе в небуквальном смысле.
– Насколько вам было интересно снимать фильм о милосердии на примере монастырской жизни?
– Строго говоря, в фильме речь идет не о монастыре, а о подворье, где собравшиеся там люди живут, как могут. На реальном подворье ситуация такая же: кто-то срывается и уходит, потом возвращается, приходят новые, кто-то приходит только перезимовать, кто-то зацепляется за возможность даже физического спасения – там есть кров, еда и т.д. В этом смысле история интересна тем, что она о любви и милосердии и о треугольнике отношений: монахиня Екатерина, послушница Ольга и бизнесмен Павел. Ольга пока всего лишь послушница, но у нее есть дар милосердия. А матушке Екатерине до этого приходится подниматься. В фильме показаны разные состояния человеческой души. Одни люди идут целую жизнь к определенной душевной высоте, а другим это даруется.
– Тем не менее, зритель видит главной героиней фильма монахиню, которая спасается исполнением заповеди «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф. 5: 7).
– Но вы же видите, что матушка, несмотря на то, что ушла в монастырь, не простила свою человеческую обиду из прошлой жизни. Вообще не важно, кто именно главный герой фильма. Они важны все трое, потому что являются носителями разных человеческих состояний. Мы видим в фильме некую обочину жизни, которая отлична от общепринятой, нормальной жизни в городах, мегаполисах с успешными и менее успешными людьми, обочину, куда выкатываются люди по разным причинам и обстоятельствам, то есть место для «второстепенных» людей.
– Может быть, для человека это все-таки взлетная полоса сделать вторую, третью попытку в жизни?
– Несомненно. Но для обывателя это второстепенные люди, которые где-то там, ушли с горизонта. И бизнесмен Павел Николаевич, один из главных героев, из-за своей болезни оказывается на этой обочине. Но кто знает, может быть, для Бога это главная полоса. Мне хотелось рассмотреть людей, которые живут вне основного мейнстрима, где-то на границе, где они живут и спасаются и каждый что-то делает в меру своих сил. Мне кажется, что эта среда очень необычная и редко рассматриваемая.
– А насколько вы знакомы с такой средой? Вы погрузились в нее через фильм или и до этого сталкивались?
– Мы все так или иначе в силу профессии – а я много снимала и документальное кино, в том числе и о Церкви, – видим этих людей. Профессия дает мне внутреннюю возможность вникать в жизнь этих людей. Это как данность. Профессиональная принадлежность позволяет, побывав где-то, отождествить себя с людьми. И Ирина Васильева возила нас на подворье, о котором снимала свой фильм. И мы общались там с людьми. Недолго, но я смогла почувствовать атмосферу. На самом деле среда очень важна, важны человеческие отношения. Хотя мы не переносим эту среду буквально в фильм. В жизни эта действительность более жесткая и суровая.
– Консультантами фильма выступали три насельника Псково-Печерского монастыря. В чем заключалась их помощь?
– Они помогали организовывать съемки у храмов. Главными консультантами был отец Андрей и матушки, которые живут на подворье и общаются с трудниками и людьми, теми, кто потеряли дом, семью, работу и оказались на обочине жизни.
– Насколько интересно было вам снимать фильм о монастырской жизни?
– На тот момент это было самое интересное в моей жизни. В каждый этап жизни хочется снимать что-то определенное; тогда это была вот такая история. Этот фильм не очень был принят фестивальной и зарубежной публикой, потому что им показалось, что в нем много церковной жизни. При виде крестов и икон эти люди восклицают: «Ой, нам этого не надо!». Поскольку многие устроители кинофестивалей придерживаются левых взглядов, то тема Православия им чужда. Я это знала, но меня это не останавливало, поскольку хотелось рассказать эту историю. Для простого зрителя она – очень душевная мелодрама, и отзывы это подтверждают.
– Вы думали, когда собирались снимать фильм, насколько он интересен будет зрителю?
– Да, конечно, я думаю о зрителе. В фильме рассказана такая человеческая история, которая всегда интересна. И она оказалась интересной. Такая среда, как подворье, все же не настолько экзотична для сознания русского человека. Там нет ничего такого особенного, что могло бы быть непонятным.
– Жить на подворьях, пережидая жизненные неурядицы, – удел только неблагополучных людей, или, может быть, людям вообще бывает полезно пожить при монастырях, поработать во славу Божию, пропитаться этим духом?
– Это по потребности души. Не будешь же говорить людям: иди поживи трудником или побудь в послушании. Нет ведь таких готовых рецептов. Всегда в жизни есть место для покаяния, независимо от того, где живешь – в монастыре или миру. Жить по-настоящему человеку везде трудно. Везде он встречает искушения, испытания. Монастырь – это чистая среда, где специально собрались люди, чтобы посвятить себя Богу.
Кинематограф – вещь более динамичная, нежели литература. И если в русской литературе тема покаяния раскрыта, то как это тема сегодня востребована отечественным кино, и как оно способно ее раскрыть!
Кинематограф состоит из отдельных людей. Сегодня религиозная тема уже не настолько экзотична для нашего кино. И уже можно отметить ряд фильмов на эту тему. Поскольку Церковь так или иначе занимает большую часть нашей жизни, а наше государство прошло путь становления именно как православная держава, было бы искусственным совсем игнорировать эту тему. Она должна стать, как и любая другая тема, присущей нашей жизни, традиционной и нормальной. Я знаю, что к моему фильму есть такое отношение: мол, это религиозное кино и только для православных.
– Как вы считаете, можно говорить, что в России есть «православное кино», или это штамп зрительской аудитории и критиков?
– Я бы не стала относить свой фильм к разряду «православного кино». Мой фильм общечеловеческий. Что значит «православное кино»? Это что, какой-то узкий сектор? Я помню, когда я сняла свой дебютный фильм, мне позвонили и сказали: «Вот, говорят, что это хорошее кино. А это православный фильм?» Я ответила, что если я человек православный, то и кино у меня, наверное, тоже православное. Можно говорить «Бог», а душе от этого ничего не прибудет. А если ты искренне отобразишь даже природу, то поскольку это икона Создателя, то ты больше в этом случае расскажешь о Боге. Это такая деликатная тема, что сейчас еще раз я не стала бы специально делать такое кино.
– Скажите как режиссер, на каких еще примерах, кроме монастырской жизни, удобно раскрывать тему милосердия в кино?
– Ну, как удобно? Милосердие – это такая же составляющая человека, как и все остальное. Нельзя вычленить тему милосердия из всего остального. Когда честно показаны отношения между людьми, когда честно рассказана житейская история, то она всегда человека разбудит. Кино не может призвать человека в Церковь и к Богу… Да оно и не должно этого делать.
Оно может только размягчить сердце человека, для того чтобы человек с таким сердцем мог задуматься, снять оковы жестокости, чтобы по-другому посмотреть на привычное. Это максимум.
А бывает, что и жестокое кино без грязи заставляет задуматься о милосердии. И совсем необязательно показывать в фильме религиозные предметы, чтобы потом говорили: ой, это такое кино! Наоборот. Принуждение человека, пусть и слабое, к какой-то теме является насилием, и он от этого только делает шаг в противоположную сторону. Когда мы с Ириной работали над сценарием, то всегда делали некий поворот для того, чтобы смягчить пафос, который отпугивает зрителя. Чтобы не было «Ой, вы нам тут про духовность». Есть определенные пути, которые человек увидит сам, если они настоящие.
– Как, с вашей точки зрения, обстоят дела с милосердием в нашем обществе?
– Милосердие в обществе заменено откупанием от болезненных, неимущих и т.д. Проще дать рубль, чем перевести старушку через дорогу. Я дал и спокоен, потому что откупился. Часто благотворительность – это хорошее слово – профанируется. В компаниях есть статьи расходов на благотворительность, на Церковь. Бухгалтерия перевела по безналу или налом вручили – и руководители спокойны. Хотя и это тоже хорошо. Но милосердие – это когда ты сам участвуешь своим сердцем в чьей-то беде. Может быть, люди путают милосердие с милостыней. Слава Богу, что подают, но это разные вещи.
– Главный герой фильма воспринимает монашество как водевиль. Насколько эта позиция отражает ситуацию в обществе?
– Человек, весьма далекий от Церкви, может так воспринимать человека, которого он знал в миру. И если этот его знакомый ушел в монастырь, могут быть непонятны эти перемены. Но я думаю, в основном люди относятся к монашествующим с почтением, уважением, как к людям, которые знают что-то такое, что позволило им перейти черту, за которую всем нам перейти нельзя без особой воли Божией.
– В фильме не раз говорится о молитве, в том числе есть эпизод, в котором учат, как надо молиться. Должно кино учить сакральным вещам?
– Не знаю. Мы не делали этого специально. Вы прочитали этот эпизод так, а кто-то увидел просто смешного человека. Каждый считывает свою информацию. Настоящее кино тем и хорошо, что зритель может увидеть то, о чем режиссер даже и не думал, а оно получается.
– Как подбиралась актриса на роль матушки Екатерины?
– Я уже работала с Ксенией Кутеповой в фильме «Путешествие с домашними животными». Хотя первая версия сценария «Скоро весна» была написана еще до «Путешествия», и автор имел в виду как раз одну из сестер Кутеповых. А я их плохо знала. Ксения вообще в кино мало снималась. И вот после «Путешествия», хотя я не очень люблю повторяться с актерами, вернулась к Ксении. И матушка Ольга (Гобзева) говорит, что актрисе удивительно удалось передать дух монахини, хотя сама Ксения довольно далека от этого. Но вот ее мастерство и чутье позволили донести до зрителя ровность, бесстрастность, иносостояние героини.
– Что вы лично для себя открыли, снимая этот фильм?
– Во время съемок занимаешься таким огромным объемом работ: порядка семидесяти человек на площадке, актеры, график, дождь не вовремя – ты все время в ситуации, поэтому открытия делаешь потом, когда увидишь фильм. На самом деле открытия для меня делают зрители, когда смотрят кино. Только тогда начинаешь оценивать, понимать, что получилось, достиг ли ты того, что задумывал изначально.
Конечно, фильм меня обогатил. Но обычно ты эти приобретения не формулируешь. Их даже как бы и не видишь сразу. Это все равно как человек долго тренируется, а потом на десятый этаж легко поднимается, без одышки. Раз-раз – и уже ощущаешь некое другое качество. Мне трудно сейчас сформулировать, что конкретно я приобрела через этот фильм. Тут есть профессиональные вещи. Само собой и духовные, но об этом я не очень хочу говорить – слишком личные вещи.
– В ваших двух последних фильмах присутствуют церковные люди: в «Путешествии с домашними животными» – священник, в «Скоро весна» – монахиня. Тяжело актерам играть клириков, монахов?
– Очень тяжело, потому что надо играть так, чтобы, грубо говоря, елей с бороды не потек. Поэтому, например, образ священника в «Путешествии» – его сыграл народный артист Евгений Князев – нам пришлось сделать более острым. Для того чтобы высокие вещи говорить – как это и бывает в жизни – просто. Актер ходил на службы, учил, как совершается чин отпевания. Это особая подготовка, так как необходимо соответствовать по форме и содержанию церковному уставу.
– Сегодня кинематограф, показывая в фильмах священнослужителей и монашествующих, как бы между делом создает образ Церкви. Насколько наши режиссеры и актеры, люди по большей части невоцерковленные, готовы и в состоянии передать настоящую церковную жизнь?
– То, что мы показали, – это одна из областей нашей жизни, более невидимая. И у нас не было специальной установки делать православное кино. Мы хотели разобрать некую ситуацию, увидеть ее, показать настоящих людей, которые живут в других условиях, нежели мы в большинстве своем привыкли. Но я не думаю, что нужно создавать какое-то такое особое направление. По крайней мере, я не стала бы в этом участвовать. Само по себе это некая узость – православное кино. То есть если не православный – не входи. Но ведь, как сказал святой, всякая душа по природе христианка, и когда есть правда, искренность, настоящее, всякая душа откликнется своей лучшей христианской стороной.
– Что вам больше всего понравилось в реакции зрителя на ваш фильм?
– Живая реакция людей, как зал смеется, замирает, плачет. На одном из первых показов мужчина выбежал за пять минут до конца фильма и зарыдал, стесняясь сидящих в зале женщин. Для публики, которая с раздражением реагирует на кресты, это вполне нормальная человеческая мелодрама, которой славилось советское кино. Разные жанры хороши, но, на мой взгляд, нет ничего лучше, чем рассказать теплую историю. Такие вещи зрители всегда любят.
– Скажите, а насколько наше кино отличается от мирового, насколько за рубежом готовы смотреть наши фильмы?
– Запад наше кино воспринимает только в том контексте, в каком он хочет видеть Россию. Для него мы являемся маргинальной страной, где преобладает негатив и ужасы. На фестивалях нам есть место с теми фильмами, которые, грубо говоря, не воспевают величие души человека, на фестивалях востребовано депрессивное кино, хотя и оно может быть выдающихся художественных качеств. Вот такую нишу отвели не только русскому, но всему восточноевропейскому кино. И этого никто не скрывает. А последний «Кинотавр» показал, что наши молодые режиссеры, к сожалению, к этому-то и стремятся – усугубиться в кошмарах и чернухе.
– На каких фестивалях уже показывался фильм «Скоро весна»?
– Я показывала фильм в Германии на фестивале в Котбусе. Но наш фильм не для зарубежного фестиваля, он очень русский. В России фильм показывался на «Кинотавре» и еще на нескольких фестивалях. Но я все-таки рассчитываю на телевизионный показ по Первому каналу.
С Верой Сторожевой беседовал Игорь Ильин
.jpg)
