Когда читаешь работы последних лет, приоткрывающие завесу над, выражаясь словами Валентина Осипова, «тайной жизнью Михаила Шолохова», поражаешься его страстотерпчеству, полной готовности пожертвовать жизнью за правду как художественного произведения, так и жизни человеческой, вылившемуся в его героическое заступничество за несправедливо обиженных властями предержащими людей - партработников Лугового, Краснюкова и Логачева ( 1937 г .), причем с требованием их освобождения Шолохов обращался к самому Сталину1, его попытку освободить из-под ареста сына Е.Г.Левицкой Игоря2, борьбу против жестокости коллективизации (при этом в письме к Сталину он не пощадил и лично симпатичного ему Плоткина, ставшего прототипом Давыдова в «Поднятой целине»): «В Наполовском колхозе уполномоченный РК кандидат в члены бюро РК Плоткин при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку. Посаженный кричал, что не может сидеть, горячо, тогда под него лили из кружки воду, а потом «прохладиться» выводили на мороз и запирали в амбар. Из амбара снова на плиту и снова допрашивают. Он же приказал: «Стреляйся, а нет - сам застрелю!» Тот начал спускать курок (не зная того, что наган разряженный) и, когда щелкнул боек, - упал в обморок»3.
Шолохов никогда не произносил громких слов типа «Поэт в России - больше чем поэт», но всю жизнь он, говоря словами Пушкина, «числился по России».
Вообще же, особенно в романах «Тихий Дон» и «Они сражались за Родину», художественная правда, в толстовском понимании этого слова, становится главной задачей писателя. Не довольствуясь официальными концепциями Гражданской войны, Шолохов изучает мемуары как советских, так и эмигрантских авторов: Деникина, Лукомского, Краснова4.Кроме того, как верно полагает С.Н. Семанов, «основные фактические подробности романа брались автором прежде всего из устного народного предания»5.
Так, в 1926 г . Шолохов встречается с расстрелянным годом позже Харлампием Ермаковым, ставшим одним из прототипов Григория Мелехова. О необходимости этой встречи писатель так говорил К.И. Прийме: «Надо было поскорее кое-что «застолбить» в сюжете, набросать важные сцены, написать в третью книгу романа целые главы, определяющие генеральный план «Тихого Дона» в целом. Помню однажды Ермаков, рассказывая, вспомнил страшный бой с матросами возле хутора Климовка. Казалось бы, что это - лишь частный случай из множества других боевых столкновений. А я эту кровавую сечу воспринял, как бы это этичнее сказать, как неоценимую находку - поворот в развитии образа Григория Мелехова в его трагическом поиске правды»6. Шолохов не побоялся сказать самому Сталину, что Корнилов «субъективно... был генералом храбрым... Ведь он бежал из плена, руководствовался кодексом офицерской чести»7.
Думается, что невозможность в советское время выразить правду о Великой Отечественной войне и привела писателя к решению не заканчивать роман «Они сражались за Родину». Как всегда, Шолохов не довольствовался одними только официальными мемуарами советских военачальников: он и сам многое повидал на войне, но главное - встретился с побывавшим в немецком плену генералом Лукиным, ставшим прототипом генерала Александра Михайловича Стрельцова. Самое острое противостояние с властями началось у Шолохова, как ни странно, в эпоху Брежнева. В 1968 г . писатель обратился к Брежневу и Кириленко с просьбой опубликовать очередной отрывок из романа в «Правде», что закончилось публикацией отрывка в очень искареженном виде и привело к решению писателя романа не продолжать и даже, по мнению его близких, к сожжению неопубликованных глав8. Измученный постоянной конфронтацией с «ленинским ЦК», совпавшей по времени с очередной волной слухов о плагиате «Тихого Дона», писатель не выдержал этого последнего вмешательства в свою работу. Он говорил: «И любят, и благодарствуют, и надежду выражают, что я сдам в печать «Они сражались за Родину». А кто подумал о наших зигзагах в оценке войны после Сталина? Эта война еще не стала подлинной историей... Хрущев нашел дорогу в Вешки, возил меня в Америку. А цель? Оценить его заслуги, как он, будучи представителем Верховной Ставки, просрал Харьковскую операцию? С историей надо обращаться осторожно, по правде исследовать и писать. Не так, как с Малоземельной историей»9.
Говоря о шолоховском стремлении к правде, нельзя не вспомнить и рассказ «Судьба человека», также ставший очередным прорывом в деле показа правды о войне. Некоторые критики упрекали Шолохова за то, что это еще не вся правда, в том смысле, что Андрея Соколова мог бы ждать еще и советский концлагерь. Но Шолохов всегда рассчитывал на взаимопонимание с читателем. Так, он говорил о «Поднятой целине»: «Хочется мне и во второй книге не все разжевывать, оставить читателю место для размышления»10. И хотя шолоховский рассказ - произведение на все времена, но он вписывается и в литературные споры 50-х -60-х годов ХХ столетия (дискуссии о положительном и идеальном герое и о «простом человеке»). Художественным открытием Шолохова стал образ человека, которого, по его социальному статусу, вроде бы следовало назвать маленьким, но который проявляет беспримерное величие души, отдав все на алтарь отечества и оставшись несломленным в борьбе с историческими обстоятельствами. Своим мужеством и стоицизмом Андрей Соколов напоминает героев античных трагедий, но в то же время это характер истинно русский во всех своих проявлениях, не осознающий собственного величия, а просто живущий согласно тому канону поведения, который складывался во времена Дмитрия Донского и Козьмы Минина и который, возможно, к нашим дням уже утратился, так что «микроэпопея» Шолохова является, говоря словами Г.Д. Гачева, «гигантским надгробным словом»11 русскому характеру.
Но как же все-таки сочетаются требования художественной правды с некоторым «сглаживанием» противоречий действительности в «Поднятой целине», тем более что не так давно опубликованные письма Шолохова показывают, что он знал всю правду о коллективизации, не говоря уже об отраженной в «Тихом Доне» правде о Гражданской войне и революции? Несмотря на это, в 1932 г . Шолохов вступает в ВКП(б). Почему? Думается, что он мог бы сказать о себе словами Ахматовой:
Я была тогда с моим народом
Там, где мой народ, к несчастью, был.
При «медленном чтении» «Поднятой целины» можно заметить, что Шолохов сказал в своем романе и о безуспешной попытке создания оказавшейся нежизнеспособной артели бедноты, сказал, каким нелегким и подчас по-своему творческим трудом достигалась зажиточность Якова Лукича Островнова и Тита Бородина, показал и несправедливость советской власти в отношении выполнивших план хлебозаготовок «кулаков», и жестокость раскулачивания, и недостаточную компетентность в сельском хозяйстве двадцатипятитысячников и некоторых партийных руководителей. Что касается «жестокости» показа действительности, то это как раз Шолохова не пугало. В 1934 г . в обращении к английским читателям в связи с «Тихим Доном» он писал: «Плох был бы тот писатель, который прикрашивал бы действительность в прямой ущерб правде и щадил бы чувствительность читателя из ложного желания приспособиться к нему»12.
Тем не менее, патриотизм Шолохова заставлял его, по-видимому, принять неизбежное. Однажды в беседе с писателями Шолохов сказал, что Бунин нашел «свои» Вёшки в Европе, и его раздражает, когда он видит под рассказом Бунина мелко набранное Приморские Альпы13. У Шолохова сам ход романа «Тихий Дон» и судьба одного из прототипов Григория Мелехова Харлампия Ермакова не оставляют сомнений в том, что любимый герой Шолохова возвращается домой на верную гибель. Тем не менее возвращается. Остается на родной земле сам и оставляет на ней сына Мишутку (судьба которого тоже могла стать трагической).
Опубликованные в последнее время документы не дают никаких иллюзий относительно того, что Шолохов с самого начала понимал ошибочность коллективизации. Неслучайно ее главные деятели «милые сердцу» писателя Давыдов и Нагульнов в конце романа погибают. Думается, что прав С.Н. Семанов, видящий в публикации романа о коллективизации, относительно лояльного к советской власти, результат своеобразного компромисса Шолохова со Сталиным - за роман о коллективизации писатель получал право опубликовать «Тихий Дон» в том виде, в каком считал нужным14.
В творческой личности Шолохова переплелось все: стремление к правде, народности и патриотизм. Он не мог себе представить, чтобы «Они сражались за Родину» появились за границей. 12 декабря 1968 г . он писал Брежневу: «Ко всем прочим неудобствам мне лишь не хватает одного: чтобы в «Нью-Йорк Таймс», или какой-либо газете на Западе, появилась хлёсткая статья, в которой я был бы причислен к лику находящихся в оппозиции писателей и стоял бы в одной шеренге с Солженицыным и пр»15.
Народность, состоящая в отражении духа народа, плохо поддается определению, но, без сомнения, Шолохову удалось изобразить основные события нашей истории ХХ века с точки зрения человека из народа: Григория Мелехова, Ивана Аржанова, русских солдат Великой Отечественной. В речи на ХХ съезде КПСС Шолохов советовал писателям жить среди народа. Говоря о руководстве Фадеевым Союзом писателей. Шолохов утверждал: «Общими и дружными усилиями мы похитили у Фадеева пятнадцать лучших творческих лет его жизни, а в результате не имеем ни генсека, ни писателя»16.
Народность творчества Шолохова проявилась и в его борьбе за русский язык. Но если вначале он боролся с «местными речениями»17, то уже в 1970 г ., встречаясь со школьниками, заметил: «У вас очень беден лексикон»18. Высоко ценил Шолохов собранный В.И.Далем «Словарь русских пословиц», видя в нем «золотые крупицы народной жизни, борьбы и традиций бесчисленных поколений»19.
Шолохов и православие - особая тема. Для начала можно сказать, что женился он (по церковному обряду) на женщине из очень религиозной семьи, и при желании можно доказать, что и произведения его проникнуты православным миросозерцанием. Но лучше просто обратиться к документам. 26 июня 1970 г . М.А.Шолохов пишет письмо депутату Верховного Совета России А.В. Калинину с просьбой о содействии верующим в открытии храма Иоанна Богослова в хуторе Мостовом.20.
В июне 1970 г . Шолохов обращается с письмами к Л.И.Брежневу и Г.И.Воронову о праздновании 400-летия Донского казачества. В связи с этим срочно составляются справки соответствующими отделами ЦК и создается Старочеркасский музей-заповедник.
14 марта 1978 г . Шолохов обращается к Брежневу с запиской о защите русской культуры, до сих пор звучащей весьма современно: «... враги социализма... пытаются опорочить русский народ, как главную интернациональную силу советского многонационального государства, показать его духовно немощным, неспособным к интеллектуальному творчеству. Не только пропагандируется идея духовного вырождения нации, но и усиливаются попытки создать для этого благоприятные условия... До сих пор многие темы, посвященные нашему национальному прошлому, остаются запретными. Чрезвычайно трудно, а часто невозможно устроить выставку русского художника патриотического направления, работающего в традициях русской реалистической школы... продолжается уничтожение русских архитектурных памятников»21. Шолохов предлагал создать журнал, посвященный вопросам русской культуры, и музей русского быта.
Шолохов долгие годы боролся за возвращение в русскую культуру имени Есенина. Еще в 1955 г . он ратовал за создание книги о поэте22, а позднее готов был стать главным редактором его первого академического собрания сочинений23. Шолохов помог освобождению Л.Н. Гумилева, добился у Сталина публикации книги Ахматовой и в 1940 г . выдвинул ее на Ленинскую премию24. Не щадя живота своего, он как писатель и гражданин выступил собирателем русской патриотической культуры, проявив при этом незаурядное личное мужество. Писатель радел за преемственность лучших национальных традиций: «Паршивые, бездарные ученики мы у истории - вот что плохо. А у нее одно, весёленькое такое, правило есть. Все, что для предков правым было, для потомков чаще всего неправым оказывается. И далеко ходить не надо. Все, что нашим отцам-дедам дорого было, мы на штыки подняли. Но и все, чем мы сейчас восторгаемся, и всех, кто восторгается, скорее всего уже наши внуки проклянут»25.
Гражданственность Шолохова, его стремление научить молодежь «любить Россию в непогоду» привело его к неприятию диссидентства, ибо, возможно, раньше других он понял, что многие «страдальцы» и «сидельцы» метят не в социализм, а в Россию. На ХХШ съезде КПСС он, не называя фамилий, выступил против А.Синявского и Ю.Даниэля: «Совсем другая картина получается, когда объявляется некий сочинитель, который у нас пишет об одном, а за рубежом издает совершенно иное. Пользуется он одним и тем же русским языком, но для того чтобы в одном случае замаскироваться, а в другом - осквернить этот язык бешеной злобой, ненавистью ко всему, что нам дорого, что для нас свято»26.
Отсюда проистекает и его отношение к Солженицыну. 8 сентября 1967 г . Шолохов обращается с письмом в Секретариат Союза писателей СССР и осуждает Солженицына не за то, что тот изображает недостатки и ошибки советской власти, а за то, что делает это «со злом и остервенением». Говоря о пьесе «Пир победителей» и романе «В круге первом», он отмечает, что у Солженицына «все командиры русские и украинец либо законченные подлецы, либо колеблющиеся и ни во что не верящие люди. Как же при таких условиях батарея, в которой служил Солженицын, дошла до Кенигсберга? Или только персональными стараниями автора?.. Почему осмеяны солдаты русские («солдаты-поварята») и солдаты татары? Почему власовцы - изменники Родины, на чьей совести тысячи убитых и замученных наших, прославляются как выразители чаяний народа?»27
Но из патриотизма Шолохова не вытекало, что он хотел, чтобы его страна продолжала жить за железным занавесом. Когда Хрущев был в Вешенской, писатель подарил ему рассказ Лескова «Загон»28, как раз живописующий недоверие русского человека к пришедшим с Запада порой разумным нововведениям.
Он высоко отзывался об английских писателях, а также о Лагерлеф, Стриндберге, Гамсуне29, в речи на ХХП съезде партии вспоминал О'Генри30, в одной из статей - Джека Лондона31. Из современных ему зарубежных писателей Шолохов больше всего ценил Хемингуэя и Ремарка. Еще в 1930 г . он писал Э. Цесарской: «Читали ли Эриха Ремарка «На западном фронте без перемен»? Видел картину по этому фильму. Сильней ее еще не создано в кинематографии»32. В 1960 г . в письме Фурцевой Шолохов хлопотал об издании романа Хемингуэя «По ком звонит колокол».
В беседе в Литинституте он говорил: «Вот Ремарк... Люблю Ремарка... Своеобразный, искренний талант. Как уж нарисовал это потерянное поколение! Сильный... и в эстетическом, и в писательском смысле». И о Хемингуэе: «Возьмем «Старик и море». Говорят, что если в книге до тридцатой страницы нет женщины, произведение обречено на провал. А вот тут нет женщины. Старик и мальчик... А прекрасно, прекрасно»33.
Интересно, что и Ремарк, и Хемингуэй прислали поздравительные телеграммы в связи с выходом в свет рассказа «Судьба человека»34. Отношения личной дружбы связывали М.А.Шолохова с такими писателями, как Ч.П.Сноу и П.Хенсфорд Джонсон, Марти Ларни.
Это не говоря уже о русских писателях. В 1963 г . Шолохов сетовал, что Нобелевская премия была присуждена Бунину, а не Горькому за «Жизнь Клима Самгина».35 Высоко отзывался он и о Маяковском, Алексее Толстом, Есенине, Сергееве-Ценском36, Серафимовиче, Чехове. Очень любил Льва Толстого: «Собственно, старику всем обязаны мы. До сих пор он украшает жизнь. Что было бы с литературой, с русской литературой без этого имени. Их мало таких, как пальцев на руке»37, и в 1950 г . высказался за включение в Полное собрание сочинений в 90 томах его духовной прозы.
Шолохов был убежденным приверженцем жанра романа. В выступлении «Живая сила реализма» (1965) он показал себя верным сторонником романа и реализма («И реализм в целом, и реалистический роман опираются на художественный опыт великих мастеров прошлого. Но в своем развитии приобрели существенно новые, глубоко современные черты»38. По-видимому, он считал , что только роман может вместить всю правду о нашем времени. Так что для него реализм - это в первую очередь правда и отражение жизни в тех формах, в которых она создана Богом. Генерал Краснов говорил о «Тихом Доне»: «Я столь высоко ценю Шолохова, потому что он написал правду»39. Как человек своего времени Шолохов время от времени ратовал за социалистический реализм и партийность, но, очевидно, постепенно менялись и его представления о социализме.
В 1958 г . он, например, говорит: «Однажды я своему другу Александру Фадееву, незадолго до его кончины, задал подобный вопрос. Я спросил его, как бы он ответил на прямой вопрос: что это такое - социалистический реализм? Он сказал: «Если бы меня об этом кто-то спросил, я бы должен был ответить по чистой совести: черт знает, что это такое...»
Вначале марксистские теоретики оценивали мои произведения как кулацкие, позже они меня называли контрреволюционным писателем, а в последние годы говорят, что я всю жизнь был социалистическим реалистом»40.
Вообще же Шолохов всю жизнь тосковал по критику - «другу искусства». В 1935 г . он с горечью говорил о себе: «Критика мне ничего не дала. Мелка она очень, заумна. Люди критикуют то, чего не знают. Критики у нас не ездят даже в творческие командировки и предпочитают, особенно последнее время, писать «научные» труды, чтобы утвердить себя в членах Союза писателей»41. А в 1959 г . подтверждал: «Критика в Советском Союзе мне кажется такой же отстающей, как и литература, в отношении целей, которые ставят перед собой и та и другая»42.
В этих словах, возможно, звучит и личная обида: ведь советские критики, по указанию «свыше», не могли опровергать слухи о плагиате «Тихого Дона». Впрочем, в 1977 г ., вопреки всем поставленным ЦК барьерам, Вешенскую посетил норвежский ученый Гейр Хьетсо, руководивший группой исследователей, доказавших при помощи компьютеров подлинность авторства Шолохова и опубликовавших результаты своей работы.
Параллельно группа наших литературоведов - А.И. Метченко, А.И. Хватов, Ф.Г. Бирюков, Н.А. Федь, С.Н. Семанов, С.Г. Шешуков - упорно боролась против концепции «отщепенчества» Григория Мелехова, которую в те годы упорнее всего проповедовал с кафедр филологического факультета МГУ и Академии Общественных Наук, а также в своих многочисленных трудах Л.Г. Якименко, видевший положительного героя «Тихого Дона» в Михаиле Кошевом и иже с ним, а Григорию отводивший роль постепенно теряющего человеческий облик отщепенца.
В 1974 г . в телеграмме Ф.Г.Бирюкову Шолохов пишет: «Встретимся в апреле в Москве зпт поговорим по всему кругу вопросов в том числе и о неверной заушательской статье Льва Якименко»42. А в 1983 г . Шолохов пишет С.И. Шешукову: «Несомненно, Вы правы: «концепция» Льва Якименко об отщепенстве Григория Мелехова построена на антиисторизме, незнании правды жизни, и потому она потерпела крах. Потуги якименковцев, вроде профессора МГУ П. Николаева, чтобы реабилитировать
« концепцию», траченную молью, при его лживой версии, будто я в письме выражал благодарность Льву Якименко за его ошибочные исследования, показывают, насколько еще живучи кое-где отрыжки рапповщины»43.
Горячая защита Шолоховым реализма и жанра романа, как уже говорилось, была, по-видимому, обусловлена его желанием, чтобы литература осветила все сложнейшие моменты нашей истории, которых, могли бы ей подсказать такие сюжеты, которых, казалось бы, нарочно не придумал ни один писатель. Любопытно, однако, что Шолохов придавал большое значение сюжету произведения. В письме донскому писателю В.А. Гаранжину Шолохов советовал ему поучиться сюжетосложению, описанию и разговорной речи героев, в частности. У Хемингуэя и О'Генри44. В письме к селькору М. Ливинцову Шолохов советует: «... следует вам крепко поработать и по части языка и, главное, по линии сюжета»45.
В советах писателю Веревкину Шолохов рекомендует ему более развернуто показывать психологические переживания героев и давать пейзажные описания46.
Однако главным вкладом М.А. Шолохова в литературу является, на наш взгляд, блестящая демонстрация возможностей большой эпической формы, вызвавшая к жизни соответствующие литературоведческие исследования.
Шолохов напоминает древнего эпического поэта, когда, например, говорит своему другу генералу Плиеву во время военных учений: «Иса Александрович! Я понимаю, сражения выигрывают полководцы и их войска. Но не менее важно, чтобы история и слава этих сражений стала достоянием народа, а это делают писатели»47.
«Тихий Дон» сразу был признан эпическим произведением, в Нобелевском дипломе писателя он назван «донской эпопеей об исторических фазах жизни русского народа»48; при этом само определение эпопеи и круга произведений, которые можно отнести к этому роду, всегда оставалось дискуссионным. Так, например, если рассмотреть высказывания об эпопее М.М.Бахтина, то получится, что «Тихий Дон» не удовлетворит почти ни одному из его требований. «В разрезе нашей проблемы, - пишет Бахтин, считавший, впрочем, эпопеей, прежде всего, эпическую поэму, - эпопея как определенный жанр характеризуется тремя конститутивными чертами:
1) предметом эпопеи служит национальное эпическое прошлое, «абсолютное прошлое» по терминологии Гете и Шиллера; 2) источником эпопеи служит национальное предание (а не личный опыт и вырастающий на его основе свободный вымысел); 3) эпический мир отделен от современности, то есть от времени певца (автора и его слушателей) абсолютной эпической дистанцией»49. В случае с «Тихим Доном» Шолохова предметом эпопеи служит прошлое не « абсолютное», а совсем недавнее, а источником романа-эпопеи, наряду с устными преданиями, служат как раз личный опыт автора и вырастающий на его основе свободный вымысел, и мир «Тихого Дона» не был отделен от современности, в том числе и нашей, «абсолютной эпической дистанцией».
В «нарушении» прав классической эпопеи Шолохов был не одинок. Лев Толстой, при написании «Войны и мира», также широко воспользовался, среди прочих материалов, семейными преданиями Толстых и Волконских, что также вряд ли возможно при «абсолютной эпической дистанции». Обширное знакомство Шолохова со свидетельствами таких участников национальной трагедии, как Х. Ермаков, П. Кудинов и другие представители казачества, помогло ему встать над официальной оценкой Гражданской войны и показать ее многосторонне, с учетом ее результатов не только для Кошевых и Бунчуков, но, прежде всего, для русского народа в целом. Представляется глубоко верным мнение датского рецензента романа «Тихий Дон» Ф. Шюберга: «Важно отметить, что горизонт писателя выше горизонта его героев. Вот почему его роман является выдающимся изображением психологии русского народа, свершившего революцию»50.
Думается, что датский журналист вообще подметил характерную черту любого состоявшегося эпоса. Горизонт Гомера выше горизонта его героев, ибо ему равно дороги и Агамемнон с Ахиллом, и Приам с Гектором. По мудрой мысли С.А. Небольсина, Гомер в «Илиаде» закладывает архетип изображения Гражданской войны, и Шолохов этот архетип во многом наследует. У Гомера авторские симпатии определяются не принадлежностью героя к стану греков или троянцев и не отношением к нему богов, а его личными качествами. Эпик воспевает мужество Гектора и ратную доблесть Ахилла, добродетель Андромахи и воспринимаемую им как дар богов красоту Елены. Среди любимых им греков есть и «великий Патрокл», и «презрительный Терсит», а среди троянцев - и храбрый Эней, и в чем-то мелкий как личность Парис.
Подобно Гомеру, Шолохов также пытается отразить правду обоих противоборствующих станов. Об этом свидетельствует и творческая история романа. Так, с одной стороны, писатель говорил: «Поначалу, заинтересованный трагической историей русской революции, я обратил внимание на генерала Корнилова»51. В то же время Шолохов вспоминал, что когда-то им была задумана повесть о Подтелкове и Кривошлыкове.52
Однако, хотя Шолохов, как всякий большой писатель, и «нарушил» (или превзошел) многие каноны эпического жанра, все-таки эпическая основа «Тихого Дона» несомненна. Так, еще Гегель писал, что «содержание и форму эпического в собственном смысле слова составляют миросозерцание и объективность духа народа во всей их полноте, представленные в их объективируемом облике как реальное событие»53. Он же добавлял, что «у каждой великой и значительной нации есть такие абсолютно первые книги, где высказывается то, что составляет изначальный дух народа»54. Можно еще сказать, что в своих книгах Шолохов лишний раз доказал, что народность, «выражение изначального духа народа» , а отчасти и патриотизм могут быть и эстетическими категориями. Вспомним его отзыв о Солженицыне. Шолохов живописует ужасы Гражданской войны, коллективизации, Великой Отечественной войны, показывает, что Россия как бы выступает мачехой для лучших своих сынов (Григория Мелехова. Андрея Соколова), а все-таки добивается того, что читатель эту Россию любит, и это - одна из загадок его правды. Ведь не менее жестокую правду показали читателям и Евг. Чириков («Зверь из бездны»), и Иван Шмелев («Солнце мертвых»), и Валентин Катаев («Алмазный мой венец»), и Виктор Астафьев («Прокляты и убиты»), но о них не всегда можно сказать , что своей лирой они пробуждали «чувства добрые». А Шолохов сумел быть по-настоящему объективным в отношении описываемого им материала, поэтому действительно его можно сопоставить лишь с Гомером.
Конечно, русский народ и до Шолохова имел, по крайней мере, два эпических произведения, выражающих «изначальный дух народа» - «Слово о полку Игореве» и «Войну и мир» Л. Толстого. Но великие социальные потрясения, выпавшие на долю нашего народа, не могли не отразиться на состоянии его духа. Кроме того, исторический разлом, запечатленный Шолоховым в «Тихом Доне», во многом означал конец исконно присущего России образа жизни, который также нуждался в увековечивании в памяти народной. Как справедливо подметил П.В. Палиевский, «у Шолохова впервые явилась сама масса, поднимающая других. Как будто литература, достигнув «дна», качнулась и пошла наверх, увлекая за собой то, чего не видели и вседостигающие пушкинские лучи»55.
Именно благодаря шолоховскому произведению, термин роман-эпопея был исключительно популярен в советском литературоведении. «Тихий Дон» Шолохова - особенно характерный прием романа-эпопеи советской эпохи»56, - считал А.В.Чичерин. Он же называл примеры других романов-эпопей в истории мировой литературы: «Разгром» Золя, «Жана-Кристофа» Роллана, «Сагу о Форсайтах» Голсуорси. В семидесятые годы прошлого века эпопеей стали объявлять фактически каждый роман, посвященный революции или другим значительным событиям из жизни той или иной страны. Так, Р.М.Самарин говорил о романе-эпопее:: «Я исхожу из общего понимания этого жанра, согласно которому под ним следует подразумевать пространное повествование в прозе или стихах, посвященное значительному событию из истории данного народа, ставящее себе целью изобразить данное общество - и прежде всего народные массы - в его развитии на определенном переломном моменте, отразить его жизнь как в широком историческом аспекте, так и в личных судьбах его участников»57. «Но самое важное для эпопеи, - полагал Р.М.Самарин, - наличие большого исторического конфликта, отраженного в исторических событиях и характерах, порожденных этими событиями или изменяющихся в их ходе... При этом я не считаю обязательным признаком эпопеи ее размеры. Эпопея - изменяющееся явление, выступающее в различных формах, несущее, кроме других признаков жанра, отчетливые признаки различных стилей и творческих методов». Среди эпопей Р.М. Самарин называет «Железный поток» А.С. Серафимовича, «Чапаева» Дм. Фурманова, «Тихий Дон» Шолохова, романы М. Пуймановой, Д. Димова, В. Бределя, Я. Ивашкевича. Думается, что здесь есть некоторое преувеличение. Конечно, и от века эпических поэм в большой литературе осталось не так много произведений, но все-таки, на наш взгляд, «Чапаева», «Железный поток», «Хождение по мукам» трудно считать эпопеями. Возможно, это как раз объясняется односторонностью взглядов их авторов на описываемые события, неумением писателя возвыситься над горизонтом своих героев. Интересно, что и «Поднятую целину», возможно, также в силу некоторой односторонности показа описываемых событий, редко называют романом-эпопеей.
Представляется, что для жизнеспособности эпического произведения максимальное значение имеет степень высказанной в нем правды о нации и тех исторических испытаниях, в которых она изображается ( кстати, если «Илиаду» действительно можно считать «архетипом» европейских эпопей, то насчет «Одиссеи» еще надо подумать). Безусловно, каждый великий писатель имеет право на свой угол зрения на описываемые события. Так, в основе мировоззрения Гомера лежала мифология, но при этом он сумел запечатлеть сущность древнегреческой цивилизации в основных моментах ее развития. Вергилий исходил из идеи божественного промысла, предопределившего судьбы его героев, что порой превращало их самих в довольно бледные фигуры; однако ему также удалось отразить духовные ценности древнеримской государственности. Камоэнс в «Лузиадах» избрал парадно-героический взгляд на португальскую историю, отказавшись от создания индивидуальных портретов ее героев, что не помешало ему сотворить глубоко верный коллективный портрет португальской нации и отразить главные этапы ее судьбы. Толстой в «Войне и мире» исходил из теории исторического фатализма; но при этом он сумел запечатлеть главные особенности национального образа жизни.
Думается, что основная художественная сила «Тихого Дона» состоит в безошибочном выборе героя-правдоискателя, действительно олицетворяющего собой весь русский народ. Неслучайно и прототипами Григория Мелехова послужили личности, по-своему выдающиеся. Григорий может быть сопоставлен с так называемыми «культурными героями»58, только добывает он для своего народа не огонь и не орудия труда, а нечто не менее важное - прозрение в суть происходящих в стране перемен и определение своего места в отношении к жизни и смерти.
Удачен выбор в качестве героя человека из народа, вынужденного, в силу исторических обстоятельств, решать проблемы едва ли не более сложные, чем те, что стояли перед князем Андреем Болконским и Пьером Безуховым.
К месту пришелся и так называемый регионализм писателя, ибо и духовный мир русского человека, запечатленный Шолоховым на примере Григория Мелехова, и образ жизни казачества, вовремя «схваченный» и зафиксированный в «Тихом Доне», во многом стали достоянием прошлого. Постигшие Россию социальные потрясения обусловили как изменение нравственного облика русского человека (с тенденцией к его деградации), так и утрату свойственного казачеству специфического образа жизни, хотя генетическая память о прошлом и желание возродить некоторые забытые традиции также обусловливают живой читательский интерес к «Тихому Дону». Так что, подобно Гомеру, Толстому и Камоэнсу, русский писатель успел запечатлеть характерный как для отдельного сословия, так и для целой нации жизненный уклад накануне его исчезновения с исторической арены и тем самым создать ему своеобразный словесный памятник. Как много лет спустя напишет Валентин Распутин, «если бы даже случилось так, что Россия перестала быть Россией, литература и тогда еще десятки лет продолжала бы любить ее и славить древней незатухающей памятью»59.
Роман Шолохова «Тихий Дон» выступает как продолжение традиций героического эпоса, который «содержит целостную картину народной жизни в форме героического повествования о прошлом. Идеальный эпический мир и герой-богатырь в их гармоническом единстве - основные элементы содержания героического эпоса»60. Рассмотрев отличия романического эпоса от традиционного, один из современных теоретиков жанров приходит к выводу, что «общим для них нужно признать то, что в том и другом случае самоутверждение (самоопределение) человека (героя) дается перед лицом народа, то есть как обыкновенное (в соответствии с идеалами коллектива, народа) самоутверждение индивида»61.
Впрочем, вероятно, все наши теоретики романа-эпопеи в своих построениях так или иначе учитывали художественный опыт «Тихого Дона». Так, В.М. Переверзин писал, что «сущность жанра эпопеи заключается в повествовании о «подлинно национальных сторонах и тенденциях национального бытия», стремлении к осмыслению бытия всего национального общества в аспекте его становления, а отсюда и к изображению героев, воплощающих в силу своего особого положения общенародную, в широком смысле - национальную судьбу»62.
Вообще же при анализе «Тихого Дона» припоминаются слова из лекции Томаса Манна, названной «Искусство романа»: «Это один из тех случаев, которые вводят нас в искушение опрокинуть соотношение между романом и эпосом, утверждаемое школьной эстетикой, и не роман рассматривать как продукт распада эпоса, а эпос - как примитивный прообраз романа»63.
Подобно «Илиаде», «Энеиде», «Лузиадам», «Войне и миру», «Тихий Дон» выразил целую эпоху в жизни своего народа, а по пронизывающему роман накалу трагизма Шолохов сопоставим только с Шекспиром. Если трагизм английского писателя обусловлен осознанием разлома средневекового уклада жизни и тревогой по поводу идущей ему на смену буржуазной цивилизации, то трагизм Шолохова также вызван пониманием конца многовекового уклада, ибо человечество лишь в фантазиях Маркса может весело расставаться со своим прошлым.
Безусловно, Шолохов вошел в литературу не только своим «Тихим Доном» и вообще не только своими художественными произведениями. Долгое время, как уже говорилось, он боролся против групповщины в литературной критике, пока не понял, что водораздел между соответствующими группами определяется не столько литературными вопросам, сколько их взглядами на судьбы России.
Не будем касаться и всю жизнь преследовавших великого писателя обвинений в плагиате, бывших также результатом постоянной зависти к Шолохову и низменных эмоций «братьев-писателей» и даже не стимулировавших соответствующих текстологических исследований. Впрочем, главной своей цели эти обвинения достигли, частично деморализовав писателя и оставив немало зарубок на его сердце.
По большому счету, Михаил Шолохов представлял собой, как теперь принято говорить, «архетип» великого русского писателя. Он всегда находился в гуще народной жизни, печалился всеми печалями своего народа и бесстрашно брал его под защиту перед лицом официальных властей. Шолохов, в отличие от Леонова, не отказывался и от бесчисленных общественных дел, самоотверженно сливаясь с жизнью своего народа, иногда даже в ущерб собственному творчеству. Взгляд на фигуру Шолохова наполняет сердце одновременно гордостью и печалью, ибо он является, вероятно, одним из последних могикан золотого века русской литературы.
____________________________________________
1 Шолохов М.А. Собр.соч. В 10 т. М., 2005.- Т.10.- С.278-284.
2 Там же.- С.337-338.
3 Там же.- С.196.
4 Осипов В.О. Шолохов. М., 2005.- С.67.
5 Семанов С.Н. Православный « Тихий Дон». М., 1999.- С.4.
6 Цит. по кн.: Шолохов М.А.Собр.соч.- В 10 т.- Т.10.- С.27-28.
7 Семанов С.Н. Указ. соч.- С.120.
8 Осипов В.О. Михаил Шолохов. Годы, спрятанные в архивах.- Роман-газета, 1995, N 3 (1249).- С.82.
9 Осипов В.О. Шолохов.- С.547.
10 Шолохов М.А. Собр.соч.- В 10 т.- Т.9.- С.391.
11 Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика.Театр.- М., 1966.- С.97.
12 Шолохов М.А. Собр.соч. В 10 т.- Т.9.- С.38.
13 Осипов В.О. Шолохов.- С.223.
14 Семанов С.Н. Указ.соч.- С.124.
15Шолохов М.А. Собр.соч. В 10 т.- Т.10.- с.588.
16Там же.- Т.9.- С.268.
17 Там же.- С.30.
18 Там же. С.524.
19 Там же. С.278.
20 Там же.- Т.10.- С.604.
21 Там же.- С.649.
22 Там же.- С.432.
23 Осипов В.О. Михаил Шолохов. Годы, спрятанные в архивах.- С.71.
24 Там же.- С.45.
25 Там же.- С.80.
26 Шолохов М.А. Собр.соч. В 10 т.- Т.9.-С.339.
27 Там же.- Т.10.- С.572.
28 Осипов В.О. Шолохов.- С.462.
29 Шолохов М.А. Собр. Соч. В 10 т.- Т.9.- С.37; 278.
30 Там же.- Т.10.- С.497.
31 Там же.- С.299.
32 Там же.- Т.10.- С.124.
33 Там же.- Т.9.- С.477.
34 Осипов В.О. Михаил Шолохов. Годы, спрятанные в архивах.- С.78.
35 Шолохов М.А. Собр.соч.- В 10 т.- Т.9.- С.312.
36 Там же.- С.313.
37 Там же.- С.372.
38 Там же.- С.333.
39 Цит. по кн.: Кузнецов Ф.Ф. Судьба и правда великого романа.- М., 2005.- С.469.
40 Шолохов М.А. Собр.соч.- В 10 т.- Т.9.- С.465-466.
41 Там же.- С.393.
42 Там же.- С.638.
43 Там же.- С.663.
44 Там же.- С.335.
45 Там же.- С.338.
46 Там же.- С.413.
47 Плиев И.А. Полковник Шолохов.// Наш Шолохов.- Ростов-на -Дону, 1975.- С.61.
48 Цит по кн.: Прийма К.И. «Тихий Дон» сражается.- Ростов-на-Дону, 1972.- С.342.
49 Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб, 2000.- С.205.
50 Цит по кн: Прийма К.И. «Тихий Дон» сражается.- С.143.
51 Цит. по кн.: Колодный Л.Е. Как я нашел «Тихий Дон».- М., 2000.- С.294.
52 Там же.- С.318.
53 Гегель Г.В.Ф. Эстетика.- М., 1971.- Т.3.- С.426.
54 Там же.- С.427.
55 Палиевский П.В. Литература и теория.- С.206.
56 Чичерин А.В. Возникновение романа-эпопеи. М., 1975.- С.361.
57 Самарин Р.М. Эпопея в литературах социалистического реализма.- М., 1972.- С.5.
58 Мелетинский Е.М. Общее понятие мифа и мифологии// Мифологический словарь. М., 199щ0.- С.638.
59 Распутин В.Г. Мой манифест// Распутин В.Г. Последний срок. М., 2004.- С.7.
60 Мелетинский Е.М. Народный эпос// Теория литературы. Кн.2. М., 1964.- С.170.
61 Михайлов М.И. Эпос, драма. Лирика как роды литературы. Нижний Новгород, 2003.- С.59.
62 Переверзин В.М. Жанр романа-эпопеи. Якутск, 1984.- С.4.
63 Манн Томас. Собр.соч.- В 10 т. М., 1961.- Т.10.- С.279.
_1.jpg)
