Один мой знакомый, посмотрев фильм Павла Лунгина «ЦАРЬ», сказал о его предыдущей картине, об «Острове»: «Это был сатана, обратившийся духом света. Тогда мы этого не поняли, а теперь, после «Царя», всё стало ясно». Комментировать эти слова не берусь - пусть выскажется тот, у кого духовный опыт побольше моего... Не стану говорить и о трактовке исторических событий в лунгинском фильме: в конце концов, профессиональными историками говорено-переговорено, что Лунгин попросту врёт, передёргивает факты, меняет даты... Интересно, что этого не отрицают и сторонники режиссёра, но объясняют это тем, что Лунгин-де снимал притчу, а не киномонографию, - для притчи, мол, историческая правда - вещь второстепенная.
С этим можно было бы согласиться: фильм «Царь» - это и вправду притча с претензией на философскую, историософскую глубину... Беда, однако, в том, что для притчи фигура Иоанна Грозного не очень-то подходит. Парадокс наших дней в том, что Грозный Царь сегодня «живее всех живых»: это не какой-нибудь утонувший в пучинах лет царь Камбиз, или Пипин Короткий, или президент Французской Республики Луи Блан. Наверное, об этих персонажах тоже не стоит сочинять небылицы, - но не они сегодня определяют русский взгляд на историю... Сегодня хочется, чтобы всякий, пытающийся указать место Иоанна Грозного в судьбе России, каждое своё положение подкреплял документально, - пусть даже в ущерб занимательности повествования.
Не хочется в тысячный раз повторять всем известный факт, что за одну Варфоломееву ночь Екатерина Медичи убила больше народу, чем Иоанн Грозный за всё своё царствование. Но вот ведь что странно: факт этот (и масса иных, подобных ему) всем известны, а Лунгин всё равно изображает русского царя захлебнувшимся в крови тираном. Почему бы это? Почему для иллюстрации своих историософских измышлений он выбрал именно Иоанна IV, а не ту же Екатерину Медичи или Елизавету Английскую, отнюдь не церемонившихся со своими противниками? Надо ли называть такую позицию Лунгина русофобской? Но ведь в фильме действуют (и в большом количестве) и «хорошие русские» - тот же митрополит Филипп, монахи, укрывшие тело опального митрополита, воеводы, затравленные медведем... Может быть, дело тут не в русофобии, - в чём-то другом.Да, фильм «Царь» - это притча о взаимоотношениях светской и духовной власти... Вопрос, мягко скажем, непростой. Неоднозначный. Тысячелетней истории России оказалось мало, чтобы ответить на него. Кажется, Россия прошла тут все пути: от полного подчинения царя Церкви (времена святителя Алексия Московского или начало патриаршества Никона) до полного подчинения Церкви царю (Петр I и далее, чуть ли не весь XVIII век). Видимо, сейчас мы стоим на пороге новой эпохи в церковно-государственных взаимоотношениях. Будет сделана новая попытка, а к чему она приведёт, то Господь ведает.
А у Лунгина всё просто: церковная власть всегда праведна, светская - всегда греховна; компромисса между ними быть не может, о симфонии же и мечтать не приходится. Любая власть есть образ антихриста, - явление глубоко порочное, преступное и страшное. Вы скажете: Лунгин говорит не о любой власти, а только об Иоанне Грозном. А я отвечу: но это же притча, а притча предполагает обобщение. В фильме нет противопоставления плохой светской власти и хорошей светской власти. В фильме светская власть однозначно плоха, да что там плоха! Чудовищна! Когда в фильме огромный медведь рвёт живых людей (овладели-таки российские киношники спецэффектами на нашу голову!), - медведь рвёт, а царь сладострастно таращится на это действо, когда обезглавленные куриные тушки сменяются обезглавленными человеческими телами, когда весь экран заполняют судорожно дёргающиеся ноги удавленника, - ну, знаете, трудно поверить, чтобы Лунгин оставлял светской власти хоть какой-нибудь шанс на исправление. Власть есть грех! - вот ведь как сформулировано. Даже праведник, даже всей душой стремящийся к Богу митрополит Филипп, волею царя оказавшийся в роли судьи, не может вынести иного решения, как только казнить невиновных! Праведник, причастившись власти, совершает беззаконие! А всё потому, что власть как таковая - это грех!
Такого максимализма, такого ультраанархизма, по-моему, свет ещё не видел. Бакунин, Кропоткин и батька Махно, гневно отрицавшие любое государство, тихо отдыхают, забившись в уголок. И как-то само собой просится на язык страшное слово «ересь», хотя не моё это дело... Но, с другой-то стороны, весь Новый Завет дышит словами «несть власти, аще не от Бога» (Рим. 13:1), и наказ «воздадите убо кесарева кесареви» звучит в Евангелии так же твёрдо, как «и Божия Богови» (Мф. 22: 21).
Царь в фильме Лунгина время от времени произносит очень глубокие и мудрые слова: «Царёв грех - сданные неприятелю города»; «Как человек я грешен, а как царь праведен!» и т.д. Но у зрителя нет ни времени, ни желания поразмыслить над этим: режиссёр не даёт. Режиссёр тащит зрителя от одной лужи крови к другой, ещё большей; зритель задыхается, отплёвывается, зажмуривает глаза, затыкает уши - он не в состоянии вдумываться в происходящее. Зритель не понимает, в чём разница между православным царём, вдвое увеличившим русские земли, создавшим крепкое, жизнеспособное государство, - и тем, что все мы слышали о грядущем антихристе. А для Лунгина и нет разницы: для него антихрист царит вечно, ибо никакая власть без крови не живёт.
Тут бы и подумать об отношениях земной власти к Богу, - можно было бы о многом догадаться. Можно было бы предположить, что Ветхий Завет с его «око за око» обращён к народу в целом, к государству, к власти, и цель Ветхого Завета - воспитать нацию; а Новый Завет обращён к личности, к каждой единичной душе, его цель - спасти человека; оба Завета действенны, и Новый не отменяет Ветхого («Не нарушить пришел Я, но исполнить» (Мф. 5:17)); просто существуют они в разных измерениях... Поле для размышлений обширное, - но к чему оно? Легче махать саблей, - то бишь мясницким топором, выдавать томатный кетчуп за кровь и кровь за кетчуп, трудноразрешимые загадки объявлять вовсе неразрешимыми и в качестве выхода из тупика предлагать такую бездонную яму, из которой уже никто не выберется...
