Вчера в Шереметевском дворце Санкт-Петербурга состоялась церемония награждения лауреатов премии имени Дмитрия Лихачева. Среди награжденных - саратовец Александр Ярешко, доктор искусствоведения, профессор Саратовской государственной консерватории. Созданная им Всероссийская ассоциация колокольного искусства оказала огромную помощь в возвращении колокольного звона в повседневную жизнь.
Многие собеседники профессора Ярешко легкомысленно называют возглавляемую им ассоциацию Ассоциацией колокольного звона. Профессор терпеливо и привычно поправляет: «Не звона, а искусства, потому что звон колокола — это одно из направлений нашей исследовательской работы. А искусство — это и литье, и акустика, и еще тысяча колокольных дел. В нашей организации состоят все специалисты, которые, так или иначе, имеют отношение к колоколам».
Официально Ассоциация существует уже двадцать лет. Она возникла как раз тогда, когда началось активное возрождение храмов по всей стране, а какой же храм без колокольного звона? Александру Сергеевичу задают иногда такой вопрос: «Сейчас ваша организация для чего нужна? Русь разбужена, уже все умеют звонить — есть специальные методики, наработки…». Действительно, в XIX веке не существовало никаких объединений звонарей, а ведь храмов и колоколен было на порядок больше. Но тогда и не возникало идеи, например, настраивать наши российские колокола на разные лады наподобие европейского карильона (это музыкальный инструмент, посредством часового механизма заставляющий ряд колоколов исполнять какую-либо мелодию; карильоны очень распространены в Нидерландах). Чтобы объяснить нелогичность этой идеи, и нужны Александр Сергеевич Ярешко и Ассоциация колокольного искусства.
— У людей возникают вопросы, на которые необходимо давать профессиональные ответы,— говорит Александр Сергеевич.— И получается, что наша организация необходима. Посмотрите на церковные хоры — в советское время они почти исчезли, а сейчас возрождаются, многие из них ведут миссионерскую деятельность, выступая с концертами в светских залах. Церковная музыка размягчает душу даже вне храма. Вот и наша Ассоциация устраивает ежегодные фестивали, чтобы люди поняли, для чего нужен колокольный звон, каким он бывает.
В Саратове фестиваль проводился в мае этого года в рамках Всероссийского празднования Дней славянской письменности и культуры — тогда перед саратовцами выступали многие профессиональные звонари со всей страны. Многолюдный колокольный фестиваль организуется ежегодно и на Урале, в городе Каменске-Уральском, где действует один из самых крупных в России на сегодняшний день колокололитейных заводов.
— Ассоциация становится все больше и больше,— рассказывает Александр Сергеевич.— В каждом «филиале» хочется побывать, поделиться опытом, пообщаться. Колокол — это символ, объединяющий нашу страну. Так было всегда. И хочется, чтобы так и осталось.
От катушечного магнитофона — к науке кампанологии
Собирать и изучать колокольные звоны искусствовед Ярешко начал в 70-х годах. После окончания cаратовской консерватории будущий профессор работал в астраханской, куда его пригласили читать курс истории русской музыки. Тут-то и выяснилось, что колокольный звон, колокольный лад, на котором основана почти вся русская музыка — от Глинки, Мусоргского до Рахманинова, Скрябина, Свиридова, Щедрина,— был запретной темой.
— Все учебники молчали об этом, известные музыковеды писали об органах на Руси, что было само по себе незначительным явлением, а о звонах — ни слова. Боялись. Меня это взволновало — я поразился такому противоречию, лучше даже сказать — абсурду. И начал ездить по России в поисках старых звонарей — ездить с катушечным магнитофоном. Кого-то я нашел еще в добром здравии, и самое главное — мне удалось принять у них необходимую информацию и музыку звонов — там, где уцелели колокольни.
Так появилась уникальная коллекция — собрание уходящих колокольных звонов в исполнении потомственных звонарей. После этого профессор Ярешко засел в Государственную библиотеку — в стремлении найти все, что когда-либо в России писали о колоколах. Но отыскать это богатство оказалось сложно — месяцы Александр Сергеевич проводил в читальных залах, исследуя каждую страницу древних летописей, штудируя тома. Кстати, на рубеже XIX–XX веков о колоколах писали много, обобщали почти тысячелетний опыт, но советским потомкам этих исследователей книги о звонах и технике литья оказались не нужны.
Вскоре, однако, выяснилось, что у Александра Ярешко есть единомышленники:
— В самом начале — очень мало, несколько человек всего, но каждый из нас искал, придерживаясь сферы своих интересов, что очень способствовало единению. Я, например, больше занимался теорией колокольного звона, а вот московский физик и математик Юрий Пухначев, ныне покойный, объяснял все со своих позиций: находил физическое объяснение звука, писал в своих статьях и книгах о том, как устроен колокол, почему именно так, а не иначе. Валерий Лоханский, тоже уже ушедший из жизни, преподаватель Архангельского музыкального училища, дирижер-хоровик, искал колокола для церквей, стоящих в музее деревянного зодчества в Малых Карелах. Он начал изучать звонарное мастерство с точки зрения практики.
Валерий Лоханский и Александр Ярешко встретились случайно, но тем встреча эта поразительнее:
— Я приехал в Троице-Сергиеву Лавру, записывать звоны — как раз звонил сам игумен Михей, старший лаврский звонарь… И вот, стою возле колокольни, подошел еще один парень — так же, как и я, с бородой и магнитофоном. Посмотрели друг на друга, включили запись. Познакомились. А потом уже состоялось знакомство и с другими любителями колокольного звона, оказалось, что у нас у всех есть общее дело. Стали встречаться периодически, вот и получились своего рода первые конференции Ассоциации. Обозначили науку «кампанологию», от слова «кампан» — «колокол». Колоколоведение — громоздко звучит, не находите?..
— А кто нас надоумил взяться за это большое дело? — продолжает Александр Сергеевич.— Одно могу сказать — Господь Бог. Я воспитанник своего времени со всеми его атрибутами, в том числе — атеистическими. Был октябренком, пионером, комсомольцем. Но истина дороже воспитания и прочего, наносного. Нужно было людям вернуть колокольный звон, вот мне и посчастливилось в этом деле поучаствовать. Слава Богу, что дожил до того времени, когда Церковь стала возрождаться.
Не по «Андрею Рублеву»
На рубеже веков, перед революцией, в России было около тридцати крупных колокололитейных заводов. Сейчас только два — в Каменске-Уральском, «Пятков и К», и в Воронеже, «Вера». Есть и еще предприятия — но их, по словам Александра Сергеевича, больше пристало называть цехами. О своих коллегах-литейщиках профессор Ярешко может рассказывать часами:
— В Каменске-Уральском и в Воронеже все начиналось с нуля, руководители этих заводов — настоящие мастера своего дела. Например, директор уральского завода Николай Пятков пришел к нам с Пухначевым совсем юношей, глаза у него горели: «Хочу колокола отливать!». Мы ему с удовольствием на все вопросы ответили, все объяснили. Сейчас Николай — настоящий заводчик, огромный человек — и в прямом, и в переносном смысле. А вот Валерий Анисимов, из Воронежа, даже от бандитов поначалу отбивался, которые пытались его завод к рукам прибрать, мзду получать. Целую книгу остросюжетную можно написать о том, как в Воронеже колокола лить начинали… А сегодня завод «Вера» — один из двух самых известных предприятий, на нем колокола для Гарвардского университета отливали.
Профессор говорит, что у каждого производителя звучание колокола разное, влияет на это все: и выбранный метод литья, и свои секреты. Александр Сергеевич очень любит фильм Андрея Тарковского «Андрей Рублев», в котором есть одно из самых завораживающих зрителя мест — создание огромного колокола.
— Я этот фильм двадцать раз смотрел. Что-то там не совпадает по деталям, но в целом технология отливки показана верно. В те времена над колоколом работали целый год — яму рыли, строили печи, металл плавили. При этом надо отметить, что такая медленная работа давала в итоге определенное звучание колоколу. Сегодня, конечно, колокола отливают не так. Однако современным литейщикам долго пришлось искать аналогии древним «технологиям». Раньше в металл бросали лопату навоза — в нынешних заводских условиях это просто непредставимо. Раньше металл мешали березовыми кольями — береза, постепенно сгорая, давала необходимый для звучания колокола компонент. Теперь нашли замену и навозу, и березовым палкам — химические добавки.
Но искать пришлось очень быстро:
— Наши предки к своим методам столетия шли, совершенствовались, а нам пришлось за несколько лет нагонять. Казалось бы: прочитай все в книге Оловянишникова (был такой знаменитый литейщик в Ярославле, отличные колокола лил, много их сохранилось и до сих пор), делай по рецепту — а не получается! Бывало, отливали со скрупулезной точностью, следуя написанному, а выходил колокол с пустотами — не хватило какой-то добавки. Но это еще полбеды. В одном московском цехе по отливке колоколов по первости тоже ничего не получалось — гадали, выясняли, все перепробовали. Оказалось, что один из рабочих — некрещеный. Окрестили человека — и колокол первый получился…
Говорящие колокола
Происхождение колоколов нам доподлинно неизвестно, можно только предположить, что первые из них появились в Китае, а потом по Великому шелковому пути пришли в Европу. Но вот вопрос: почему в Китае колокола не стали тем, чем стали в России? Ведь китайские «коллеги» российских благовестов до сих пор выполняют только сигнальную функцию, у них нет даже языка. Европа также переняла именно это — колокола там раскачиваются звонарем, который работает как механическое тело, дающее толчок, но творчества в самом высшем смысле слова — нет. В России же колокола стали символом веры и символом Родины:
— Россия — это большое пространство, которое необходимо было собрать в единое целое. Наши необъятные просторы и объединялись храмами, которые были видны издалека — как маяки в море — и звоном колоколов.
Раньше колокола служили также и для регламентации церковной жизни — услышав колокол, человек понимал, что пора в храм. Сегодня у каждого человека есть часы, он знает, что богослужение начинается каждый день в определенное время — но храм по-прежнему должен звучать — и внешне, и внутренне.
Когда-то на Руси в церквях даже в самых глухих деревнях были огромные четырех-пятитонные колокола, которые было слышно на сто верст окрест. В некоторых городах, например в Ярославле, каждая улица когда-то заканчивалась церковью. Да и в Саратове храмов было больше четырех десятков!
— Представляете, как звучал город, какая атмосфера создавалась, как облагораживалась душа человека, который слышал колокольный голос?..
…Все большие колокола, известные в России, неповторимы по звуку. Объехав всю страну, Александр Сергеевич знает, как они отличаются друг от друга, какой у кого голос. Профессор Ярешко говорит, что голос колокола можно сравнить только с человеческим:
— Колокол вообще похож на человека. У него есть уши, язык, юбка, голова… И каждый колокол — неповторим. Например, в Елоховском соборе в Москве есть старинный колокол. Некоторые люди не могут его слушать — он ревет, как бурное море. У него тот музыкальный ряд, который мы не способны воспринимать в контексте «привычного прекрасного». Но именно в этом заключается неповторимость, индивидуальность этого колокола.
Для Александра Сергеевича Ярешко любой колокол похож на живое существо:
— Все народы чувствовали это, но Россия глубже всех проникла в душу колокола.
Да, у нас колокола умеют говорить, главное — услышать и понять их.
Что каждый христианин должен знать о колокольном звоне?
— Колокольный звон — это священный атрибут православной веры, такой же важный, как храмовое пение, церковное убранство, иконопись и т.д. Он начинает и завершает Божественную литургию, обрамляя собой всю церковную службу. Это глас Церкви. Поэтому колокольня, как правило, самая высокая часть храма.
— В зависимости от службы, звоны бывают разные: будничные, встречные, праздничные, а среди них — красные, великие, малые, перезвоны праздничные, погребальные и другие, которые соответствуют жизненной ситуации Церкви. Например, есть свадебный звон, который звучит при выходе молодых из храма. Когда-то без него невозможно было представить венчание.
— Звон надо выслушать весь, постараться понять его музыку: голоса колоколов одухотворяют нас, придают жизненные силы, а иногда и избавляют от уныния.
— Услышав колокольный звон, каждый православный христианин должен остановиться и осенить себя крестным знамением.
— На церковных православных колоколах нельзя, невозможно исполнять песенные мелодии. У них другой строй, иная музыка. Но она разнообразна — в зависимости от региона, традиций отдельно взятой церкви, набора колоколов (они в каждой церкви немного отличаются друг от друга), наконец, от умений самого звонаря, его «школы», творческих способностей.
— Когда-то на Руси каждый второй мужчина умел звонить потому, что на Пасхальной неделе он подростком проводил целые дни на колокольне и звонил, сколько душе угодно. Если у вас есть возможность, отдавайте своих детей (в том числе и девочек) в звонарные школы, в обучение опытным звонарям. Это пригодится им в жизни.
По Владимиру Далю
В своем словаре «Живого великорусского языка» Владимир Даль приводит вместе со значением слова «колокол» (вылитый из меди толстостенный колпак; с развалистым раструбом, с ушами для подвески и с привешенным внутри билом, или языком; большие колокола используются почти только при церквах, и потому зовутся также Божиим гласом) множество пословиц и поговорок, которые употреблялись народом для обозначения разных явлений. Колокол в этих крылатых выражениях несет определенную смысловую нагрузку. Например, «Пришло счастье, хоть в колокола звони!», «Колокол в церковь людей зовет, а сам никогда не бывает», «Бездушен колокол, а благовестит во славу Господню». А вот, например, как называли общительного человека, похожего на живую газету,— «человек-колокол». А оглушительный шум или громкий голос сравнивали со «стоянием» под колоколом. Создавались и загадки о колоколе: «Язык есть, речей нет, вести подает».
Саратов и колокольный звон
Саратов на рубеже XIX и XX столетий, как и другие города России, был наполнен музыкой колокольных звонов. В нашем городе было два монастыря и больше сорока церквей. А это, в общей сложности, около четырехсот колоколов. Их везли из Москвы, с Урала, но уже в начале XIX века в Саратове стал действовать свой колокольный завод Медведева, который располагался у Привалова моста. Через некоторое время к этому заводу прибавился завод братьев Гудковых. Позже его владельцем стал Василий Каменев. Имена Гудкова и Каменева были запечатлены на больших колоколах, но их уцелело считаное количество.
Еще недавно в Саратове действовало всего две церкви — Свято-Троицкий и Духосошественский соборы, затем их стало четыре. А уже сейчас в Саратове и области силами епархии, областных и местных властей, благотворителей и рядовых прихожан возводятся десятки церквей, а вместе с ними — колокольни. Александр Сергеевич Ярешко надеется, что это строительство продолжится, будет оснащена колоколами и самая большая колокольня Саратова — колокольня Покровского храма (ее высота — 70 метров) и наш город заговорит колокольными голосами, как когда-то давным-давно.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=7667&Itemid=5
_1.jpg)
