Недавняя резолюция польского сейма по поводу 70-летия вступления советских войск в Западную Украину и Западную Белоруссию вновь напомнила о "давнем споре славян между собою". Порой кажется, что иного в отношениях между нашими странами не дано. Но нет, бывали и иные времена. Польская элита почти никогда не была монолитной в антироссийском настрое. В ней имелись и прорусские течения.
Во 2-й половине XVI века между Россией с одной стороны, Литвой, Польшей и Швецией с другой, бушевала война за обладание землями бывшего Ливонского ордена. В разгар этой войны Литва и Польша окончательно объединились в одно государство. И вскоре же польско-литовский король Сигизмунд II Август скончался. По традиции, в уникальном по своему государственному устройству Речи Посполитой предстояли выборы нового короля.
Ещё прежде смерти Сигизмунда польские и литовские послы тайно посетили в Москве царя Ивана IV Грозного и, сообщив ему о старости и тяжёлой болезни короля, намекнули на возможность занятия польского трона. Как видим, здесь действовали какие-то группировки среди польской знати, заинтересованные не только в скорейшем завершении войны с Россией, но и в прекращении вековой конфронтации двух держав вообще. Для этого имелись основательные геополитические соображения. Силы России и Речи Посполитой были тогда примерно равны, и борьба, казавшаяся бесплодной, только истощала обе монархии. А на юге крымские татары, поддерживаемые Турцией, беспрестанно терзали оба государства. Объединение христианских монархов в борьбе за освобождение Юго-Восточной Европы от власти басурман было лейтмотивом многих внешнеполитических комбинаций Позднего Средневековья и начала Нового времени.
Иван Грозный дал послам отрицательный ответ. Он заподозрил подвох в их предложении. Царь справедливо опасался, что под предлогом избрания королём его хотят уговорить уступить Литве спорные территории. А передать королевский титул, подобно царскому, по наследству Иван IV не мог.
Иван Грозный, как один из умнейших политиков своего времени, прекрасно отдавал себе отчёт во всей сложности ситуации. Польский король был выборным. Если в Москве царь правил самодержавно, то в Польше и Литве ему бы пришлось сообразовываться с волей спесивых магнатов. В те времена или чуть позже родилась поговорка: "Польшу легко завоевать, но ею невозможно управлять". В случае избрания русского царя на польский престол непримиримый конфликт двух воззрений на сущность монаршей власти был неизбежен.
Но в то же время объединение России, Литвы и Польши под личной унией представляло и определённые выгоды. Царь мог использовать это время для защиты православных единоверцев в Речи Посполитой, укрепления там позиций Православия.
Поэтому, когда в 1572 году король Сигизмунд Август скончался, в Москве уже не столь категорично отнеслись к предложению кандидатуры царя на польский престол. Начались сложные дипломатические игры, в которые были вовлечены разные группировки польской и литовской знати и внешние силы.
Не отказываясь от своего выдвижения на избирательном сейме, Иван Грозный пытался протолкнуть свою идею самодержавной власти. Задача состояла в том, чтобы побудить большую часть магнатов согласиться на закрепление польско-литовского трона также и за потомками русского царя. То есть добиться уже не личной, а династической унии двух государств. Это могло бы стать важным шагом к их последующему объединению. Речи о том, чтобы потеснить в Польше католичество, не велось. В Польше и Литве позиции сторонников унии с Россией объективно усиливались упадком влияния традиционного католичества. Усиливалось воздействие идей Реформации. Польские и литовские диссиденты (как называли там протестантов) не считали, что король должен обязательно исповедовать католическую веру. Им бы больше импонировало даже избрание королём православного, чем католика. В Речи Посполитой православные и протестанты в XVI веке часто объединялись в борьбе за свободу вероисповедания против господствующей католической церкви. Однако вряд ли это нравилось Ивану Грозному. Известно, что к протестантству он относился ещё непримиримее, чем к католичеству.
Католики, настроенные на союз с Россией (а таких тоже было немало), понимали, что русский царь не может принять католическую веру. Но они хотели добиться того, чтобы обе ветви традиционного христианства были уравнены в правах в обоих государствах. И, подобно тому, как в Речи Посполитой можно было исповедовать Православие, так, хотели они, и в Московии должно быть разрешено католичество и свободный въезд туда католическим священникам. Это тоже было неприемлемо для русского царя.
Нежелание Ивана IV "поступаться принципами" объективно усиливало позиции консерваторов, настаивавших на нерушимости древнего установления Речи Посполитой, что королём должен быть обязательно католик. В конце концов их точка зрения взяла верх. На престол был приглашён брат французского короля Карла IX Валуа герцог Анжуйский Генрих. После смерти Карла IX Генрих Анжуйский тайно бежал в Париж, чтобы успеть вступить на французский престол, и был за это лишён польского трона. Сейм выбрал нового короля. Им стал трансильванский князь Стефан Баторий, прославившийся как непримиримый противник и победитель Ивана Грозного.
Конечно, при догматическом отношении Ивана IV к принципу самодержавия его избрание на польский и литовский престолы было невозможно. Он, очевидно, и сам это понимал и вёл переговоры только для того, чтобы выиграть время перед возобновлением войны. Однако представим себе, что такое избрание всё-таки состоялось бы. Как могли бы дальше эволюционировать объединившиеся государства?
Королевское самодержавие или боярская республика?
Очевидно, что уния России, Литвы и Польши могла бы не распасться только в случае максимального сближения политического строя этих стран. Причём это сближение, скорее всего, происходило бы в сторону польского образца, а не московского. Об этом свидетельствует то, что в Смутное время начала XVII века среди русской знати оказались довольно влиятельные силы, стремившиеся установить в России порядки, близкие к польским, то есть аристократическую монархию, и даже призывавшие с этой целью на русский престол польского королевича.
В принципе, в соглашениях, на которых московское боярство в 1610 году призывало на русский престол польского королевича Владислава, не было ничего такого, что ущемляло и суверенитет России и господство в ней Православия. Перед обеими странами снова открывался путь к примирению. Россия, измученная уже шестью годами Смуты, могла примириться на избрании иноземного королевича, лишь бы он дал покой стране сообразно с её обычаями. Но, как известно, соглашения были грубо нарушены с польской стороны. Алармистские круги Польши (себе на беду, как выяснилось) отвергли исторический шанс достичь вечного союза двух великих славянских держав.
События Смутного времени окончательно определили историческую перспективу: кто-то один - Россия или Польша - должен был одолеть другого. И если до середины XVII столетия Польша казалась сильнее России (Смоленская война 1632-1634 гг. - последняя, выигранная Польшей у царской России), то с середины века, с началом войны Украины за самостоятельность, чаша весов начала клониться на русскую сторону. В этих обстоятельствах второй раз в истории русского государя приглашали на польский трон. Снова это происходило в условиях войны России с Польшей, осложнённою вмешательством Швеции. Со стороны части поляков это был, однако, только тактический манёвр, направленный на выигрыш времени: слишком удачно царь Алексей Михайлович, опираясь на всенародное сочувствие в Белоруссии и на Украине, начал войну.
Царь Алексей Михайлович поддался соблазну, а пока шли переговоры часть польских магнатов пригласила на трон шведского короля, и царь начал войну со Швецией. Её пришлось завершить на условиях статус-кво, но за это время поляки собрались с силами. Они выставили царю условием избрания на польский престол возвращение Речи Посполитой всех земель, занятых Россией в начале войны, то есть Украины, Смоленска, Белоруссии и Литвы. Русский царь отказался, так как в этом случае он не смог бы завещать эти земли своему наследнику. Война возобновилась, но на этот раз, вследствие измены России украинских казаков, уже не столь успешно. Некоторые русские историки справедливо сетуют на то, что Алексей Михайлович, дав вовлечь себя в игры вокруг польского королевского трона, упустил благоприятную возможность ещё в XVII веке воссоединить в Российском государстве все земли исконной Руси.
И всё-таки, в течение XVI-XVII столетий неоднократно становился актуальным вопрос об унии России и Речи Посполитой. Если представить себе, что такое объединение не только состоялось, но и выдержало испытание временем, то очевидно, что политический строй соединённого государства отличался бы как от московского, так и от польского. Но он не обязательно пошёл бы по пути развития сословно-представительного начала. Дело в том, что в Польше, где короли, подобно президентам, избирались (правда, пожизненно), не существовало сословно-представительного органа, подобного русским Земским соборам. Политическими правами в этой аристократической республике (Речь Посполитая и означает искажённое латинское "res publica") пользовалось только дворянство. А в Московской Руси тенденции укрепления самодержавия были сильнее, чем к развитию представительного начала в управлении.
Так что случилось бы одно из двух. Или Россия заразилась бы польской анархией и превратилась в боярскую республику (это, как показали события Смутного времени, было очень даже реально), что не послужило бы на пользу России. Или же самодержавие ограничивало политические привилегии магнатов и шляхетства в Польше и Литве. Со стороны этих классов наверняка последовало бы сопротивление, и объединённое государство всё равно бы распалось.
Нет, в ту эпоху, когда Россия и Польша были примерно равны по силам, объединиться они никак не могли. Однако показателен сам факт наличия в элите той и другой страны заметных тенденций к объединению. Он опровергает домыслы, будто польский политический класс весь целиком, без исключений, извечно питает мотивы вражды к России.
Ярослав Бутаков
Продолжение следует
http://www.win.ru/Mysteries-of-History/2534.phtml
Иван Грозный - несостоявшийся король Польши
Недавняя резолюция польского сейма по поводу 70-летия вступления советских войск в Западную Украину и Западную Белоруссию (поляки называют это "оккупацией Восточной Польши") вновь напомнила о "давнем споре славян между собою". Сейчас позиция Польши в отношении России очень напоминает таковую в 1920-30-е гг., когда оба государства находились в острой конфронтации. Польша тогда состояла в военном блоке с Румынией, направленном против СССР, и вплоть до сентября 1939 г. нащупывала пути к установлению такого же союза с Германией. Ныне Польша - член блока НАТО, который по-прежнему числит своим главным врагом Россию. Кажется, что иного в отношениях между нашими странами не дано. Но нет, бывали и иные времена. Польская элита почти никогда не была монолитной в антироссийском настрое. В ней имелись и прорусские течения.Во 2-й половине XVI века между Россией с одной стороны, Литвой, Польшей и Швецией с другой, бушевала война за обладание землями бывшего Ливонского ордена. В разгар этой войны Литва и Польша окончательно объединились в одно государство. И вскоре же польско-литовский король Сигизмунд II Август скончался. По традиции, в уникальном по своему государственному устройству Речи Посполитой предстояли выборы нового короля.
Ещё прежде смерти Сигизмунда польские и литовские послы тайно посетили в Москве царя Ивана IV Грозного и, сообщив ему о старости и тяжёлой болезни короля, намекнули на возможность занятия польского трона. Как видим, здесь действовали какие-то группировки среди польской знати, заинтересованные не только в скорейшем завершении войны с Россией, но и в прекращении вековой конфронтации двух держав вообще. Для этого имелись основательные геополитические соображения. Силы России и Речи Посполитой были тогда примерно равны, и борьба, казавшаяся бесплодной, только истощала обе монархии. А на юге крымские татары, поддерживаемые Турцией, беспрестанно терзали оба государства. Объединение христианских монархов в борьбе за освобождение Юго-Восточной Европы от власти басурман было лейтмотивом многих внешнеполитических комбинаций Позднего Средневековья и начала Нового времени.
Иван Грозный дал послам отрицательный ответ. Он заподозрил подвох в их предложении. Царь справедливо опасался, что под предлогом избрания королём его хотят уговорить уступить Литве спорные территории. А передать королевский титул, подобно царскому, по наследству Иван IV не мог.
Иван Грозный, как один из умнейших политиков своего времени, прекрасно отдавал себе отчёт во всей сложности ситуации. Польский король был выборным. Если в Москве царь правил самодержавно, то в Польше и Литве ему бы пришлось сообразовываться с волей спесивых магнатов. В те времена или чуть позже родилась поговорка: "Польшу легко завоевать, но ею невозможно управлять". В случае избрания русского царя на польский престол непримиримый конфликт двух воззрений на сущность монаршей власти был неизбежен.
Но в то же время объединение России, Литвы и Польши под личной унией представляло и определённые выгоды. Царь мог использовать это время для защиты православных единоверцев в Речи Посполитой, укрепления там позиций Православия.
Поэтому, когда в 1572 году король Сигизмунд Август скончался, в Москве уже не столь категорично отнеслись к предложению кандидатуры царя на польский престол. Начались сложные дипломатические игры, в которые были вовлечены разные группировки польской и литовской знати и внешние силы.
Не отказываясь от своего выдвижения на избирательном сейме, Иван Грозный пытался протолкнуть свою идею самодержавной власти. Задача состояла в том, чтобы побудить большую часть магнатов согласиться на закрепление польско-литовского трона также и за потомками русского царя. То есть добиться уже не личной, а династической унии двух государств. Это могло бы стать важным шагом к их последующему объединению. Речи о том, чтобы потеснить в Польше католичество, не велось. В Польше и Литве позиции сторонников унии с Россией объективно усиливались упадком влияния традиционного католичества. Усиливалось воздействие идей Реформации. Польские и литовские диссиденты (как называли там протестантов) не считали, что король должен обязательно исповедовать католическую веру. Им бы больше импонировало даже избрание королём православного, чем католика. В Речи Посполитой православные и протестанты в XVI веке часто объединялись в борьбе за свободу вероисповедания против господствующей католической церкви. Однако вряд ли это нравилось Ивану Грозному. Известно, что к протестантству он относился ещё непримиримее, чем к католичеству.
Католики, настроенные на союз с Россией (а таких тоже было немало), понимали, что русский царь не может принять католическую веру. Но они хотели добиться того, чтобы обе ветви традиционного христианства были уравнены в правах в обоих государствах. И, подобно тому, как в Речи Посполитой можно было исповедовать Православие, так, хотели они, и в Московии должно быть разрешено католичество и свободный въезд туда католическим священникам. Это тоже было неприемлемо для русского царя.
Нежелание Ивана IV "поступаться принципами" объективно усиливало позиции консерваторов, настаивавших на нерушимости древнего установления Речи Посполитой, что королём должен быть обязательно католик. В конце концов их точка зрения взяла верх. На престол был приглашён брат французского короля Карла IX Валуа герцог Анжуйский Генрих. После смерти Карла IX Генрих Анжуйский тайно бежал в Париж, чтобы успеть вступить на французский престол, и был за это лишён польского трона. Сейм выбрал нового короля. Им стал трансильванский князь Стефан Баторий, прославившийся как непримиримый противник и победитель Ивана Грозного.
Конечно, при догматическом отношении Ивана IV к принципу самодержавия его избрание на польский и литовский престолы было невозможно. Он, очевидно, и сам это понимал и вёл переговоры только для того, чтобы выиграть время перед возобновлением войны. Однако представим себе, что такое избрание всё-таки состоялось бы. Как могли бы дальше эволюционировать объединившиеся государства?
Королевское самодержавие или боярская республика?
Очевидно, что уния России, Литвы и Польши могла бы не распасться только в случае максимального сближения политического строя этих стран. Причём это сближение, скорее всего, происходило бы в сторону польского образца, а не московского. Об этом свидетельствует то, что в Смутное время начала XVII века среди русской знати оказались довольно влиятельные силы, стремившиеся установить в России порядки, близкие к польским, то есть аристократическую монархию, и даже призывавшие с этой целью на русский престол польского королевича.
В принципе, в соглашениях, на которых московское боярство в 1610 году призывало на русский престол польского королевича Владислава, не было ничего такого, что ущемляло и суверенитет России и господство в ней Православия. Перед обеими странами снова открывался путь к примирению. Россия, измученная уже шестью годами Смуты, могла примириться на избрании иноземного королевича, лишь бы он дал покой стране сообразно с её обычаями. Но, как известно, соглашения были грубо нарушены с польской стороны. Алармистские круги Польши (себе на беду, как выяснилось) отвергли исторический шанс достичь вечного союза двух великих славянских держав.
События Смутного времени окончательно определили историческую перспективу: кто-то один - Россия или Польша - должен был одолеть другого. И если до середины XVII столетия Польша казалась сильнее России (Смоленская война 1632-1634 гг. - последняя, выигранная Польшей у царской России), то с середины века, с началом войны Украины за самостоятельность, чаша весов начала клониться на русскую сторону. В этих обстоятельствах второй раз в истории русского государя приглашали на польский трон. Снова это происходило в условиях войны России с Польшей, осложнённою вмешательством Швеции. Со стороны части поляков это был, однако, только тактический манёвр, направленный на выигрыш времени: слишком удачно царь Алексей Михайлович, опираясь на всенародное сочувствие в Белоруссии и на Украине, начал войну.
Царь Алексей Михайлович поддался соблазну, а пока шли переговоры часть польских магнатов пригласила на трон шведского короля, и царь начал войну со Швецией. Её пришлось завершить на условиях статус-кво, но за это время поляки собрались с силами. Они выставили царю условием избрания на польский престол возвращение Речи Посполитой всех земель, занятых Россией в начале войны, то есть Украины, Смоленска, Белоруссии и Литвы. Русский царь отказался, так как в этом случае он не смог бы завещать эти земли своему наследнику. Война возобновилась, но на этот раз, вследствие измены России украинских казаков, уже не столь успешно. Некоторые русские историки справедливо сетуют на то, что Алексей Михайлович, дав вовлечь себя в игры вокруг польского королевского трона, упустил благоприятную возможность ещё в XVII веке воссоединить в Российском государстве все земли исконной Руси.
И всё-таки, в течение XVI-XVII столетий неоднократно становился актуальным вопрос об унии России и Речи Посполитой. Если представить себе, что такое объединение не только состоялось, но и выдержало испытание временем, то очевидно, что политический строй соединённого государства отличался бы как от московского, так и от польского. Но он не обязательно пошёл бы по пути развития сословно-представительного начала. Дело в том, что в Польше, где короли, подобно президентам, избирались (правда, пожизненно), не существовало сословно-представительного органа, подобного русским Земским соборам. Политическими правами в этой аристократической республике (Речь Посполитая и означает искажённое латинское "res publica") пользовалось только дворянство. А в Московской Руси тенденции укрепления самодержавия были сильнее, чем к развитию представительного начала в управлении.
Так что случилось бы одно из двух. Или Россия заразилась бы польской анархией и превратилась в боярскую республику (это, как показали события Смутного времени, было очень даже реально), что не послужило бы на пользу России. Или же самодержавие ограничивало политические привилегии магнатов и шляхетства в Польше и Литве. Со стороны этих классов наверняка последовало бы сопротивление, и объединённое государство всё равно бы распалось.
Нет, в ту эпоху, когда Россия и Польша были примерно равны по силам, объединиться они никак не могли. Однако показателен сам факт наличия в элите той и другой страны заметных тенденций к объединению. Он опровергает домыслы, будто польский политический класс весь целиком, без исключений, извечно питает мотивы вражды к России.
Ярослав Бутаков
Продолжение следует
http://www.win.ru/Mysteries-of-History/2534.phtml
