Домонгольский период
Будучи архиереями Константинопольского Патриархата, древнерусские митрополиты вступали на свою Киевскую кафедру с совершением того же чина интронизации, что и другие епископы Вселенской Церкви. Чин получил имя настолования, или посажения на стол. «На стол» сажали не только митрополита, но и епископов других русских городов. В древнерусских летописях и иных источниках по истории Русской Церкви домонгольского времени сохранилось несколько упоминаний о настолованиях митрополитов и епископов. Из них можно сделать выводы о сроках совершения интронизации (в частности, митрополит Никифор после своей хиротонии прибыл в Киев 6 декабря 1104 г., а настолован был 18 числа того же месяца; епископ Черниговский Феоктист был рукоположен 12 января 1112 г., а «посажен на столе» 19 числа - и т. д.; см.: Никольский. 1885. С. 3-4; Неселовский. 1906. С. 274), но никакие детали чина в этих источниках не описаны.
Настолование епископов
В древнерусских рукописях чина епископской хиротонии XV века уже сохранился чин интронизации новорукоположенного епископа (см.: АИ. Т. 1. N 375. С. 472-473). Как и в описываемой блж. Симеоном Солунским византийской практике того времени (см. 1-ю часть настоящей статьи), епископа интронизировали уже не в кафедральном храме его города, но в том храме, где совершалась хиротония. Как и византийском чине XV века, епископа усаживали не на его собственный, а на предстоятельский трон (в данном случае - митрополичий), который переносился со своего обычного места к дверям жертвенника; непосредственными совершителями обряда интронизации, имевшей место сразу по окончании Божественной литургии (и хиротонии), были протопоп и прочие священники; сразу после обряда пелись многолетия. Впрочем, было и некоторое отличие от описанной блж. Симеоном Солунским практики - на каждое из троекратных усаживаний пели не «Аксиос!», а «Ис полла эти, деспота»; кроме того, в чине присутствовало указание о снятии с новорукоположенного и настолованного архиерея литургических одежд и облачения его в «переманатку [параман] с источниками», «икону» (т. е. панагию) и мантию с источниками (см.: Никольский. 1885. С. 4; Неселовский. 1906. С. 281-285). Об объезде митрополичьего города верхом на коне, как в византийской традиции, древнерусские рукописи XV века не говорят, но в источниках XVI-XVII веков указано совершать после хиротонии аналогичный обряд шествия на осляти (или же объезда Москвы в карете). При этом до патриаршества Иоакима интронизация (настолование) новорукоположенных архиереев совершалась так же, как и в XV веке - изменения сводились к некоторым уточнениям: вместо двух старших священников, обряд интронизации было предписано совершать протопопу и протодиакону, а к перечню возлагаемых после интронизаций облачений добавилось указание о вручении новорукоположенному архиерейского жезла, что сопровождалось особой речью митрополита или Патриарха (см.: АИ. Т. 4. N 1. С. 11-14. Никольский. 1885. С. 4-7, 29-32; Неселовский. 1906. С. 292-293).
В 1677 г., в патриаршество Иоакима, обряд объезда Москвы новорукоположенными епископами был запрещен и сохранен лишь для новопоставленных Московских Патриархов, в то же патриаршество из чина архиерейской хиротонии была исключена и церемония усаживания архиереев на кафедру (см.: Никольский. 1885. С. 39-40; Неселовский. 1906. С. 324); тем не менее, в чине сохранились слова о возведении новорукоположенного протоиереем и протодиаконом на «уготованный ?еатр» и вручении ему пастырского жезла с чтением особого поучения (Чин на избрание и рукоположение епископа... М., 1825. Л. 33-38; см.: Арранц. 2003. С. 466-467). Обычай торжественного вручения архипастырского жезла новорукоположенным епископам, с чтением торжественных слов, сохраняется в русской богослужебной практике вплоть до настоящего времени, но связь этого обряда с чином интронизации совершенно не ощущается - так, в соответствующем месте Архиерейского Чиновника издания Московской Патриархии 1982-83 гг. вместо «уготованного ?еатра» говорится об «уготованном амвоне», и т. д. (Чиновник... М., 1983. Т. 2. С. 27).
Получив интронизацию сразу после рукоположения, при вступлении на свою кафедру русские епископы уже не повторяли этот чин. Тем не менее, вступление архиереев на кафедру сопровождалось иными торжественными священнодействиями - первой литургией в кафедральном храме, праздничным молебном, а также шествием вокруг вверенного епископу города (или по городу), с окроплением его св. водой и чтением особых молитв (см.: АИ. Т. 4. N 231. С. 501-502; Никольский. 1885. С. 35-39). В рукописях сохранился целый ряд таких молитв (см.: Никольский. 1885. С. 33-44; Красносельцев. 1889. С. 11-26). Обычай шествия вокруг города с чтением соответствующих молитв сохранялся в Русской Церкви до XVIII века включительно, а одна из них, Господи Боже наш, иже от не сущих в существо создание Свое преложей вся... (являющаяся, вероятно, и наиболее древней; см.: Николова. 1995. С. 107-108), вошла даже в Синодальное издание чина архиерейской хиротонии 1725 г.
Интронизация Московских митрополитов в XV-XVI вв.
Интронизация Московских митрополитов в XV-XVI веках совершалась по тому же чину, что и епископские настолования, но с большей торжественностью. Интронизуемый возводился не на горнее место (как возводились Предстоятели греческих Церквей), но также и не на кафедру, поставленную у дверей жертвенника (как простые епископы), но на кафедру, стоявшую посреди собора на святительском амвоне (т. е. на возвышении, в русской практике доныне устраиваемом в храме при архиерейской службе, которое на Руси в XV-XVII вв. имело значительно большую высоту, чем сейчас). Вместо священников митрополита усаживали на его кафедру архиепископ и епископы, при этом пели: «Ис полла эти, деспота». После этого митрополит снимал «служебные одежды», и архиепископ с прочими епископами возлагали на него «крест золот с перемандом, да икону золоту воротную святительскую, да мантию со источники и клобук белой» и вели его на митрополичье место у одного из столпов собора. Там царь произносил особую речь и вручал митрополиту первосвятительский жезл, после чего пелись многолетия. По окончании богослужения митрополит посещал великого князя, следовали трапеза и шествие на осляти новопоставленного митрополита по городу (см. описания поставления митрополитов Московских свт. Иоасафа 1539 г. (АИ. Т. 1. N 184. С. 159-161) и Афанасия 1564 г. (Там же. N 264. С. 299-300)). Во время шествия на осляти, совершавшегося весьма торжественно, новопоставленный Предстоятель Русской Церкви осенял народ воздвизальным крестом, а у ворот города читал молитву Господи Боже наш, иже от не сущих... - ту же, что читали и епископы при вступлении в свои города. В 1589 году Московские митрополиты получили титул Патриарха, но чин интронизации продолжил совершаться практически так же, как и при поставлении митрополитов (см.: Дмитриевский. 1884. С. 377-380).
Интронизация Московских Патриархов до Патриарха Никона включительно
С другой стороны, от поставления епископов поставление автокефальных Московских митрополитов и затем Патриархов до Никона включительно отличалось весьма существенным обстоятельством: по не вполне ясным причинам (о которых, впрочем, можно строить некоторые предположения) Предстоятели Русской Церкви поставлялись не только через чин интронизации, но и через совершение над ними полного последования архиерейского рукоположения - даже если до своего избрания на Московскую кафедру они уже были епископами. В глазах членов Русской Церкви это, несомненно, наделяло фигуру Патриарха особой сакральностью; тем не менее, этот обычай противоречил церковным канонам и учению о таинствах и был поэтому окончательно оставлен - последним Патриархом, получившим при своем поставлении вторую архиерейскую хиротонию, был Никон (подробнее см.: Успенский. 1998. С. 77-107). Вероятно, с этой же идеей была связана и традиция облачения Патриарха в две епитрахили - одна одевалась, как обычно, а вторая была нашита на патриарший саккос; эта традиция была также оставлена при Никоне.
Возвращаясь собственно к чину интронизации Московских Патриархов, следует вновь повторить, что до Патриарха Никона включительно он имел тот же порядок, что и поставлении Московских митрополитов: после литургии Патриарха возводили на архиерейский амвон два митрополита (вместо прежних архиепископа и епископа) и трижды усаживали на поставленный там трон, с пением «Ис полла эти, деспота». Следовало переоблачение из литургических облачений во внебогослужебные одежды Патриарха, вручение жезла царем (при поставлении Патриарха Филарета жезл вручал ему не царь, приходившийся Филарету сыном, а находившийся в тот момент в Москве Иерусалимский Патриарх; см. подробный «Чин наречения и поставления на Патриаршеский Российский престол Преосвященнаго Филарета Никитича [Романова], Ростовскаго митрополита»: ДРВ. Ч. 6. С. 125-162) и пение многолетий, посещение царя в его палатах, шествие на осляти по Москве (Никольский. 1885. С. 7-8, 23-25).
Интронизация Московских Патриархов Иоасафа II, Питирима, Иоакима и Адриана
С упразднением неканонического обычая пере-рукоположения Патриарха при его поставлении в Русской Церкви была оставлена и традиция совершения обряда настолования - усаживания Патриарха на его трон («престол») - по окончании Божественной литургии. Можно предположить, что в ходе более общего процесса приведения русской практики того времени в соответствие греческой была пересмотрена и церемония Патриаршей интронизации, которая начала совершаться, как и у греков, после литургийного Трисвятого и стала представлять собой просто троекратное - место обычного единократного - восседание на горнем месте. Впрочем, в описаниях поставлений последних русских Патриархов XVII века этот момент литургии обойден молчанием; возможно, что обряд настолования был и вовсе отменен. От старой традиции остались лишь обряды переоблачения Патриарха из обычных архиерейских облачений в патриаршие и вручения Патриарху царем первосвятительского жезла - но и эти обряды стали совершаться не после литургии, а до нее, так что патриаршие мантию, клобук и панагию заменили литургийные одежды: саккос и проч. (см.: ДРВ. Ч. 6. С. 254-255; Никольский. 1885. С. 8-14). Пелись многолетия и совершалась литургия. После литургии Патриарх навещал царя, а затем объезжал город - но не на осляти, как раньше, а на санях или в карете (см. Никольский. 1885. С. 26-29). С упразднением Патриаршества совершение чина интронизации Предстоятеля Русской Церкви, естественно, и вовсе прекратилось.
Интронизация Святейшего Патриарха Тихона
Вновь вопрос о том, как должно совершаться поставление Предстоятеля Русской Церкви, встал только в 1917 году, когда, после долгого перерыва, был избран новый Московский Патриарх - Святейший Тихон. Архиепископом Кишиневским Анастасием и некоторыми другими участниками Поместного Собора 1917-18 гг. был создан чин Патриаршей интронизации, который и был утвержден на Соборе (Деяние 43-е; см.: Деяния 1917-18. Ч. 4. С. 116). Как утверждают сами составители чина, в основе его лежат древние александрийский и константинопольский чины , объединенные вместе; при этом русские чины XVI-XVII веков составителей «не удовлетворили» (см.: Там же). Впрочем, в чине все же присутствуют несколько небольших русских особенностей.
Чин совершается во время Божественной литургии сразу после пения Трисвятого - как в константинопольской традиции; до этого момента литургия имеет обычный порядок архиерейской службы (за тем лишь исключением, что во время облачения на возводимого на Московскую кафедру возлагается патриарший параман, и поручи с палицей берутся не из того комплекта облачений, в котором он начинает литургию, а из того, в котором будет продолжать служить по совершении интронизации; еще одна особенность - прибавление тропаря и кондака Пятидесятницы к положенным по уставу песнопениям на малом входе). Несмотря на то, что момент совершения интронизации соответствует традиции Константинополя, церемония в целом воспроизводит средневековую александрийскую традицию, в которой усаживание Патриарха на престол сопровождалось формулами, основанными на молитвословиях чинов хиротоний и таинства Крещения, а также особой молитвой. Избрание Патриарха в 1917 году сопровождалось самыми священными ожиданиями, поэтому очевидна причина, по которой участники Собора предпочли александрийский чин (хотя он, в общем-то, чужд традиции Русской Церкви) - в нем, в отличие от константинопольского, были особые молитвословия, подчеркивавшие святость и торжественность момента.
Согласно одобренному Собором чину, по окончании Трисвятого два митрополита вели Патриарха вели к горнему месту Успенского Собора. Все трое поворачивались к западу, и один из митрополитов возглашал: «Вонмем», а другой читал формулу: «Божественная благодать, немощная врачующи, оскудевающая восполняющи и промышление всегда творящи о святых своих Православных Церквах, посаждает на престоле святых первосвятителей Российских Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Ермогена Отца нашего Тихона, Святейшаго Патриарха великаго града Москвы и всея России, во имя Отца. Аминь» - и митрополиты усаживали Патриарха на его место в первый раз - «и Сына. Аминь» - и Патриарха усаживали вторично - «и Святаго Духа. Аминь» - и Патриарха усаживали в третий и окончательный раз. Старший митрополит возглашал: «Аксиос!», и то же по трижды пели в алтаре и в храме. Таким образом, в чине была использована александрийская традиция возглашать при патриаршей интронизации имя Пресвятой Троицы - «как при Крещении», - а «Аксиос» петь в конце (тогда как в константинопольском чине «Аксиос!», без каких-либо других слов, возглашалось на каждое из усаживаний).
Сразу после этого один из архиереев возглашал, стоя в царских вратах, ектению с особыми прошениями, а старший митрополит читал в алтаре молитву Владыко Вседержителю и Господи всяческих, Отче щедрот и Боже всякия утехи... - это та же молитва Despota Pantokrator kai Kyrie ton holon..., которая в александрийском чине положена при интронизации всякого вообще епископа.
Во время ектении Патриарха переоблачали в другие саккос, омофор, митру (в этом следует видеть воспроизведение того обряда интронизации, который совершался в Москве в последних десятилетиях XVII века - впрочем, там переоблачение происходило до литургии, а не во время нее) и возлагали на него две панагии и наперсный крест. Перед царскими вратами вставал иподиакон с Патриаршим предносным крестом, а другой иподиакон вместо обычного примикирия (предносной свечи) вставал с «двуплетеной» свечой.
По окончании ектении старший митрополит произносил возглас молитвы и пелась великая похвала - многолетия Предстоятелям Православных Церквей и Российскому государству. Далее литургия совершалась обычным порядком. По окончании литургии Патриарх, стоя перед св. престолом, облачался в патриаршую мантию и клобук (особой формы, согласно древнерусской традиции), что и брал в руки монашеские четки. Все архиереи вставали на солее и Киевский митрополит подавал Патриарху жезл свт. Петра, митрополита Московского, произнося при этом слово. Патриарх отвечал ответным словом и затем шествовал на патриаршее место у столпа Успенского собора, под пение хора: «На гору Сион взыди, благовествуяй». Здесь его облачали в епитрахиль и малый омофор, и совершался молебен и крестный ход, заменявший собой древний обычай шествия на осляти. По этому чину, с небольшими изменениями в формулах поминовений, и была совершена интронизация Святейшего Патриарха Тихона (Деяния 1917-18. Ч. 4. С. 118-122).
Интронизация Патриархов Московских и всея Руси Сергия и Алексия I
Иной порядок имел чин интронизации при поставлении Патриархов Сергия и Алексия I. Он начался до литургии - со встречи Патриарха по обычному архиерейскому чину и его восшествия на архиерейский амвон (в просторечии называемый «кафедрой») посреди храма. Настоятель патриаршего Богоявленского собора в Москве во всеуслышание прочитал соборное Деяние об избрании Патриарха - и духовенство, хор, а затем народ пропели «Аксисос!» по трижды. Затем второй по старшинству из митрополитов поднес Патриарху патриарший куколь с изображением херувимов, и Патриарх возложил его на себя при пении всеми «Аксиос!» (при возложении куколя диакон возгласил: «Господу помолимся», протодиакон: «Возложи Господь на главу твою венец...»). Старший митрополит поднес Патриарху первосвятительский жезл, сказав при этом краткую речь, и Патриарх принял его при пении всеми «Аксиос!» (диакон: «Господу помолимся», протодиакон: «Жезл силы послет ти Господь от Сиона...»). Затем, при интронизации Патриарха Сергия, было возглашено многолетие и началось облачение к литургии и сама литургия - по Патриаршему чину (см.: Церковное торжество в Москве 12 сентября 1943 года // ЖМП. 1943. N 1). При поставлении же Патриарха Алексия I этот чин был украшен двумя замечательными молитвами: после вручения жезла старший митрополит прочитал о Патриархе молитву «Боже великий и дивный, премудрым Твоим промыслом управляя всяческая...» (молитва составлена из нескольких известных молитв), а сам Патриарх коленопреклонно вознес молитву об укреплении его в первосвятительском служении: «Боже всесильный, Отче Господа и Спаса нашего Иисуса Христа, Егоже дал еси Пастыреначальника Святей Твоей Церкви...» (ЖМП. 1944. N 12. С. 13-15; ЖМП. 1945. N 2. С. 58-65).
Интронизация Патриархов Московских и всея Руси Пимена и Алексия II
При избрании Патриархов Пимена и Алексия II их интронизация совершалась не по чину, по которому на Московский престол были возведены Патриархи Сергий и Алексий I, а по чину, разработанному Поместным Собором 1917-18 гг. - но с некоторыми изменениями, небольшими по объему (см.: ЖМП. 1971. N 6. С. 22; ЖМП. 1990. N 9. С. 28-39).
Первое изменение относится к порядку облачения Патриарха во внебогослужебные одежды в конце литургии. Если в чине 1917 года об облачении Патриарха в мантию, куколь и четки говорится лапидарно, и особый акцент стоит лишь на вручении жезла (как и в древней традиции), то в чинах 1943-45 гг. отчетливо проакцентировано вручение Патриарху как жезла, так и куколя; иными словами, куколь особой формы, который по традиции носит Московский Патриарх, воспринимается составителями этих чинов как предмет столь же символичный, сколь и первосвятительский жезл (хотя если жезл действительно указывает на власть Первосвятителя, то куколь по своей символике эквивалентен клобукам всех вообще монашествующих; особое значение белому куколю Московского Патриарха может придавать разве что «Повесть о белом клобуке»; см.: Успенский. 1998. С. 429-454). То же особое отношение не только к патриаршему жезлу, но и к патриаршему куколю присутствует и в чинах интронизации Патриархов Пимена и Алексия II - каждый из Патриархов в конце литургии облачился в мантию, но не клобук, а клобук был подан каждому одним из старших митрополитов, отдельно от жезла и с особым словом.
Второе изменение касается формулы, возглашаемой при усаживании Первосвятителя на горнее место после Трисвятого литургии. В константинопольской традиции (см. 1-ю часть настоящей статьи) этот обряд сопровождался возглашением «Аксиос!» на каждое из усаживаний. В александрийской традиции, которую и решил использовать Собор 1917-18 гг., обряд сопровождался формулой, составленной из соответствующих молитвословий чинов хиротоний и таинства Крещения, согласно которой усаживания сопровождаются возглашением Имени Пресвятой Троицы. В чинах интронизаций Патриархов Пимена и Алексия II обе традиции оказали контаминированы - на первое усаживание возглашали: «Во имя Отца. Аминь. Аксиос!», и так далее. Эта контаминация представляется все же достаточно неуклюжей.
Наконец, ни та, ни другая интронизация не сопровождалась крестным ходом (хотя Патриархи все же объезжали Москву на автомобиле).
По чину, составленному и утвержденному Поместным Собором 1917-18 гг. - возможно, с теми или иными изменениями - будет совершаться и интронизация новоизбранного Патриарха Московского и всея Руси, которая состоится 19 января (1 февраля нового стиля) 2009 года.
http://www.ei1918.ru/russian_orthodox/chin_intronizacii.html
