В непролазные дебри, в невозможную глушь пришёл когда-то молодой человек в поисках Бога. Крест поставил, нехитрое жильё соорудил и стал молиться. Это было в далёком XIV веке. Крестившая нас Византия давно ждала конца света. Вспышки святости, древней, чудотворной, «как в житиях», стали редки. От наших же недавно крещённых холодных краёв святости вовсе не ждали. А она засияла. Авво Сергие, моли Бога о нас!
Через мелочи многое познаётся. Если крошки собрать в ладонь, можно птенца с руки покормить. Если умело подобрать разноцветные камушки, можно сложить мозаику. Достаточно в мире икон преподобного Сергия: мозаичных, шитых, писанных и словами, и красками. Не будем дерзать написать ещё одну. Только вспомним те крупицы, что от других слышали. Возьмём в руки бриллиант, поднимем к свету. Пусть упадут на него и тысячу раз отразятся солнечные лучи. Пусть наши глаза порадуются.
Все младенцы мира живут в утробе жизнью матери. Что мать съест, тем и дитя питается. Затревожится мать, заволнуется и ребёнок. Помолится мать, и ребёнка благодать коснётся. Ещё ни одного слова ребёнку не сказано, а воспитание уже началось. Уже привычки будущие обозначаются и характер формируется. Предки наши могли не знать многих умных слов, но лучше академиков понимали простые и необходимые вещи.
Мама будущего Сергия была набожна. В среду и пятницу постилась строго. И хотя от домашних обязанностей никто беременную женщину не освобождал, старалась службу в храме не пропускать. Её настрой передался и сыну.
Однажды на службе из чрева беременной женщины раздался крик. В это время как раз стали читать Евангелие. Отродясь не было слышно, чтобы не родившийся младенец из утробы кричал. Да ещё перед Евангелием. Как будто вместо дьякона говорил: «Вонмем»! Мать перепугалась. Люди оглянулись, ища глазами озорника. Никого не увидели, и служба продолжилась.
Второй раз крик раздался на «Херувимской». Ещё сильнее испугалась мать, и ещё удивлённее и дольше оглядывались прихожане. Наконец, в алтаре иерей взял в руки Святой Хлеб и громко произнёс: «Святая святым»! В третий раз раздался детский крик, как бы отвечая священнику, разумно участвуя в службе.
Вскоре родился мальчик. Назвали его Варфоломеем. Священник объяснил прихожанам, что маленький Предтеча ещё во чреве Елизаветы почувствовал близость Христа и взыграл радостно (Лк. 1, 44). То есть что бывает в особых детях такая чувствительность к вещам Божественным. Прихожане слушали и про себя думали: Что будет младенец сей? (Лк. 1, 66).
Дерзновение перед Богом, чудотворство часто объясняют как плод аскетизма: труда, самоумервщления, непрестанных молитв. Это верно, но не до конца. Сергий, к примеру, не только смиренный труженик, добровольный бедняк и молитвенник. Сергий в высшей степени литургичен. Та самая Божественная литургия, на которую он так живо реагировал ещё в материнской утробе, на протяжении всей жизни была для него пульсирующим церковным сердцем и источником благодати.
Обитель была бедна. Можно сказать «ужасающе бедна», потому что ни один нищий не покусился бы одеть на себя Сергиеву одежду, выбрось он её за ворота обители. Монахи трудились своими руками и часто не имели самого необходимого. Потому и братия была немногочисленна. Игумен работал наравне со всеми. Однажды он собственными руками пристроил за день сени к келье одного из монахов. Платой за труд целого дня для игумена стала корзинка с плесневелыми корками хлеба.
Особым трудом, который Сергий делал сам и никому его не перепоручал, было печение просфор для святой литургии. Ещё только вымешивая тесто, раскатывая его, растапливая печку, преподобный уже начинал совершать литургию. Это было начало проскомидии.
***
Бедность невольная — это мука и нелёгкое испытание. Зато добровольная бедность — это свобода и лёгкость, это — великое и мало кому известное сокровище. Быть может, одно обстоятельство, связанное с бедностью монастыря, печалило Сергия. Это скудость ризницы. Чаш не было не только золотых или серебряных. Не было даже оловянной чаши, и служить приходилось в деревянной. Вместо восковой свечи в храме часто коптила лучина. Ризы были из самого простого полотна, чуть не из мешковины, без шитья, без красивых узоров. Но зато среди простоты и смирения рвалась к Богу жаркая, как огонь, молитва.
Однажды монахи видели, как на престол в храме, где служил игумен, сошли с небес языки пламени. Пламя, как живое, двигалось по престолу, ничего не опаляя, и затем, собравшись в клубок, вошло в потир. Этим фаворским пламенем преподобный и причастился.
Жизнь Сергия внутри литургии, его переживание этой Службы служб и служение её, быть может, составляют один из главных уроков его жизни. Один из главных потому, что строгому посту аввы, его многолетней борьбе с демонами в лесной глуши, его терпению и многим другим подвигам мы подражать не сможем. А вот посещать Божественную службу в воскресные и праздничные дни, быть на ней внимательными, откликаться сердцем на чтение Евангелия и на другие священные моменты и можем, и должны.
Не в пустые места, а в Божьи храмы зовёт нас сегодня за собой преподобный. Да и сами дебри, где он жил, те, что были при нём непроходимыми, давно превратились в город, полный церквей, монашествующих и богомольцев.
http://otrok-ua.ru/sections/art/show/zhizn_vnutri_liturgii.html
