Они воевали за Родину

В семейном фотоальбоме есть фронтовой снимок моего брата Аркадия, на котором он со своими командирами запечатлён после разведки боем. Подходил к концу первый год Великой Отечественной войны. Обе линии фронта противоборствующих сторон на южном направлении окопались, изредка постреливая. Временами наступала гнетущая тишина. Нещадно пекло солнце, достать воду - проблема. Но по негласной договорённости в водоносов не стреляли ни наши, ни фрицы. На фронтах - относительное спокойствие после разгрома немцев под Москвой. Штабы Красной Армии лихорадочно работали, разгадывая направление главного удара немцев в предстоящей летней кампании. На участке фронта, где воевал брат, решено было провести разведку боем и взять "языка".

Кстати, видите, на фотографии у брата - орден Великой Отечественной войны? Когда я спросил брата, за что он получил его, Аркадий, вытаскивая из голенища сапога финку, ответил: "Вот за это. Ею я заколол девять фрицев! На! Дарю тебе!" - "Зачем мне финка? - отказывался я. - Ты лучше расскажи, как это было".

- Когда нас с другом Егором призвали в армию, - вспоминал Аркадий, - узнали, что мы были в колхозе трактористами. И вот после спешной подготовки мы оказались танкистами в одном экипаже танка БТ. Из двух подбитых фашистами танков выскочили благополучно, но, выбираясь из третьего, я сильно обгорел. После лечения в госпитале меня направили в разведчики.

Задача была - прорваться через линию обороны врага в глубокий тыл, осуществить ряд диверсий, наделать шума, отвлечь внимание противника, а в это время другая группа разведчиков должна была взять вблизи от прорыва "языка"... Нас было 75 человек, но после этой операции вернулись только 27, в том числе и мой друг Егорка. Всех выживших представили к наградам.

Затем была вторая разведка боем и, наконец, третья - последняя, из которой вернулись только трое, Егорка в этом бою погиб... А дело было так. Выступили затемно, безшумно прыгая в окопы врага, орудуя кто штыком, кто финкой, - в общем, была настоящая бойня. У меня от этого боя под левой лопаткой осталась особая память - осколок гранаты. Фронтовые врачи вытаскивать побоялись: очень близко к сердцу он лежал. Но самым тяжёлым было вернуться: очухавшись, немцы весь огонь обрушили на нас. И эта финка спасла мне жизнь в том рукопашном бою. Так что, Коля, бери, мне она больше не нужна, а тебе будет память обо мне и о войне... чтобы этот кошмар никогда не повторился".

С трепетом принял я финку из рук брата, думая: как можно ею взять и лишить жизни человека? Но ведь то были не "люди" - враги. Спрятал своё сокровище я, как мне казалось, надёжно, но больше я её не видел, очевидно, мать убрала от греха подальше.

В 1954 году, будучи на практике в Донбассе от Прокопьевского горного техникума, я заехал к Аркадию в Каменск-Шахтинский. Его жена сказала, что он в больнице. Пошёл в больницу - по дороге встретились: его уже выписали. "Вот он!" - брат протянул руку и разжал кулак: на ладони лежал маленький серый кусочек металла. "Всё, о войне теперь ничто мне не напоминает. Только невозможно забыть тех, кто не вернулся, остался лежать в земле вот с такими же кусочками". Слёзы блеснули на его глазах. "Считай, я второй раз нынче родился. Спасибо врачам-хирургам!"

Уж сколько лет прошло, но память с каждым годом крепчает. Они воевали, чтобы не было больше войны, чтобы мы жили счастливо.
Николай ЧЕРНЫХ

---

Не признающий тостов длинных

Солдат, медалями светясь,

Расскажет о пути к Берлину

Уже, наверно, в сотый раз.

И вдруг, всю душу исповедав,

Уронит голову на грудь.

Да! Велика была Победа.

А жизнь убитым не вернуть.

Вячеслав КУЗНЕЦОВ

---

ПОД НЕМЦАМИ
Из жизни на оккупированной территории

Мне сейчас 74 года. Родился я в деревне под названием Гоголь, в Тверской области. Когда немцы заняли нашу деревню, мне было 9 лет. Хочу рассказать два случая из тогдашней жизни.

У нас в деревне заборы строили так: вбивали рядом два кола, переплетали их кручёными прутьями лозы или молодыми еловыми ветками, а после накладывали жерди - вот и забор готов.

Как-то пошёл я на наш огород да по дороге споткнулся и чуть не упал. Смотрю - под ногами какие-то верёвки протянуты. Тонкие, но крепкие. "Вот удача! - думаю. - Война кончится, мы их на забор пустим". И нарезал этих верёвок побольше, а потом спрятал их у забора в крапиве. Крапивы много было в огороде - война, никому не до прополки... И пошёл я дальше по своим делам, а дела мои такие были: собирать свиные шкуры. Немцы резали свиней, шкуры выбрасывали, а мы собирали за ними, и впоследствии эти шкуры спасли нас от голодной смерти.

Через полчаса возвращаюсь домой и слышу из огорода: "Рус, партизан!" Смотрю, немцы дедушку с бабушкой поставили к стенке и уже собрались их расстрелять. Ясно, что за мои верёвки! Остаётся мне или признаться во всём, или лишиться деда с бабкой. Подбегаю к ближайшему немцу, хватаю его за руку: "Камрад, ком, шнель!" Подвёл к забору, показал обрезанные верёвки, объяснил, зачем это сделал... Немцы сильно избили меня, но бабушку с дедушкой отпустили.

А откуда мне было знать, что это были вовсе не верёвки, а провода немецкой полевой связи?!.

Вот ещё один рассказ.

Однажды зимой остановился в нашей деревне немецкий обоз - саней двадцать. Трещал мороз. Смотрю: из-за сарая торчит одна из подвод. Я подполз к ней, вижу: возница-немец спит, уткнувшись в лошадиный круп, а рядом с ним - туго набитые чем-то мешки. Разрезал ближайший мешок, - там какие-то тряпки... Мне-то еда нужна была! Ткнулся в другой мешок - там картошка. Вырыл я прямо на дороге ямку немецким краденым кинжалом, разрезал мешок и высыпал в эту ямку картошку. Но картошка посыпалась с таким грохотом, что у меня волосы дыбом встали: сейчас немец проснётся! Но он не проснулся. Тогда я заткнул дыру в картофельном мешке тряпкой из первого мешка и спрятался в сугроб. Долго лежал в снегу, дожидаясь, пока немцы уедут, а когда уехали, перетащил добычу домой - вышло ведра два картошки. Я залил её водой, чтобы она меньше чернела, и мы потом долго питались ею.

Вспоминаю этот случай и сам себе не верю, а ведь это так и было. Самая страшная из всех бед - голод.
Иван Константинович БОЙКОВ , Карелия

---

Не могу я спектакли смотреть о войне,

А военные фильмы - тем паче:

Просыпается жалость такая во мне,

Что сижу пред экраном и плачу.

Кто войны не хлебнул, тем вовек не понять

Наших душ, безконечно ранимых, -

В каждом фильме друзей мы хороним опять,

В каждой пьесе теряем любимых.

Юрий РАЗУМОВСКИЙ

http://www.pravpiter.ru/pspb/n198/ta016.htm