В статье "О лиризме наших поэтов", вошедшей в книгу "Выбранные места из переписки с друзьями", Гоголь говорит о двух предметах, которые вызывали у русских поэтов высокое лирическое одушевление, близкое к библейскому. Первый из них - Россия, второй - любовь граждан к своему монарху. "От множества гимнов и од царям, - пишет Гоголь, - поэзия наша, уже со времен Ломоносова и Державина, получила какое-то величественно-царственное выражение. Что их чувства искренни - об этом нечего и говорить. Только тот, кто наделен мелочным остроумием, способным на одни мгновенные, легкие соображенья, увидит здесь лесть и желанье получить что-нибудь..."
Размышляя о значении самодержавия для России, Гоголь приводит следующие слова Пушкина. ""Зачем нужно, - говорил он, - чтобы один из нас стал выше всех и даже выше самого закона? Затем, что закон - дерево; в законе слышит человек что-то жесткое и небратское. С одним буквальным исполненьем закона не далеко уйдешь; нарушить же или не исполнить его никто из нас не должен; для этого-то и нужна высшая милость, умягчающая закон, которая может явиться людям только в одной полномощной власти. Государство без полномощного монарха - автомат: много-много, если оно достигнет того, до чего достигнули Соединенные Штаты. А что такое Соединенные Штаты? Мертвечина; человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит"".
И далее: ""Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди них одного такого, который бы движеньем палочки всему подавал знак, никуды не пойдет концерт. А кажется, он сам ничего не делает, не играет ни на каком инструменте, только слегка помахивает палочкой да поглядывает на всех, и уже один взгляд его достаточен на то, чтобы умягчить, в том и другом месте, какой-нибудь шершавый звук, который испустил бы иной дурак-барабан или неуклюжий тулумбас. При нем и мастерская скрыпка не смеет слишком разгуляться на счет других: блюдет он общий строй, всего оживитель, верховодец верховного согласья!" Как метко выражался Пушкин! Как понимал он значенье великих истин!".
В недавно вышедшем в свет новом издании "Пушкин в воспоминаниях современников" утверждается, что в "Выбранных местах из переписки с друзьями" Гоголь создает "консервативную легенду" о Пушкине. Факты, однако, свидетельствуют об обратном. Суждения поэта, приводимые Гоголем, подтверждаются и другими источниками. Так, например, слова Пушкина о Соединенных Штатах, сказанные, видимо, в личной беседе, находят подтверждение в мемуарах Веры Ивановны Анненковой, видевшей Пушкина в январе 1837 года у великой княгини Елены Павловны: "Разговор был всеобщим, говорили об Америке. И Пушкин сказал: "Мне мешает восхищаться этой страной, которой теперь принято очаровываться, то, что там слишком забывают, что человек жив не единым хлебом""[i].
В другом месте Гоголь называет стихотворение Пушкина "Странник" (опубликованное в 1841 году в посмертном собрании сочинений поэта под заглавием "Отрывок") таинственным побегом из города. Издатель "Русского Архива" Петр Иванович Бартенев пишет по этому поводу: "Припомним также загадочное стихотворение "Отрывок", которое Гоголь в статье о лиризме наших поэтов назвал таинственным побегом из города. По словам Гоголя, которые удалось узнать мне частным образом, Пушкин за год до смерти действительно хотел бежать из Петербурга в деревню; но жена не пустила"[ii]. Это свидетельство подтверждается записью в дневнике Екатерины Александровны Хитрово, передавшей слова Гоголя о Пушкине: "Он хотел оставить Петербург и уехать в деревню; жена и родные уговорили остаться"[iii].
В подтверждение монархических убеждений Пушкина Гоголь приводит стихотворение "С Гомером долго ты беседовал один...", впервые напечатанное в 1841 году под названием "К Н***".
Обращаясь к Василию Андреевичу Жуковскому, он говорит: "Это внутреннее существо - силу самодержавного монарха он (Пушкин. - В. В.) даже отчасти выразил в одном своем стихотворении, которое между прочим ты сам напечатал в посмертном собраньи его сочинений, выправил даже в нем стих, а смысла не угадал. Тайну его теперь открою. Я говорю об оде Императору Николаю, появившейся в печати под скромным именем: "К Н***". Вот ее происхожденье. Был вечер в Аничковом дворце, один из тех вечеров, к которым, как известно, приглашались одни избранные из нашего общества. Между ними был тогда и Пушкин. Все в залах уже собралося; но Государь долго не выходил. Отдалившись от всех в другую половину дворца и воспользовавшись первой досужей от дел минутой, он развернул "Илиаду" и увлекся нечувствительно ее чтеньем во все то время, когда в залах давно уже гремела музыка и кипели танцы. Сошел он на бал уже несколько поздно, принеся на лице своем следы иных впечатлений. Сближенье этих двух противуположностей скользнуло незамеченным для всех, но в душе Пушкина оно оставило сильное впечатленье, и плодом его была следующая величественная ода..."
И далее Гоголь цитирует стихотворение в том виде, как оно было опубликовано Жуковским:
С Гомером долго ты беседовал один,
Тебя мы долго ожидали.
И светел ты сошел с таинственных вершин
И вынес нам свои скрыжали.
И что ж? Ты нас обрел в пустыне под шатром,
В безумстве суетного пира,
Поющих буйну песнь и скачущих кругом
От нас созданного кумира.
Смутились мы, твоих чуждаяся лучей.
В порыве гнева и печали
Ты проклял нас, бессмысленных детей,
Разбив листы своей скрыжали.
Нет! Ты не проклял нас. Ты любишь с высоты
Сходить под тень долины малой,
Ты любишь гром небес, и также внемлешь ты
Журчанью пчел над розой алой.
Процитировав стихи Пушкина, Гоголь говорит: "Оставим личность Императора Николая и разберем, что такое монарх вообще, как Божий помазанник, обязанный стремить вверенный ему народ к тому свету, в котором обитает Бог, и вправе ли был Пушкин уподобить его древнему Боговидцу Моисею?" И затем, сказав о богоустановленности Царской власти, ведущей свое происхождение от ветхозаветных пророков, Гоголь замечает: "Кажется, как бы в этом стихотворении Пушкин, задавши вопрос себе самому, что такое эта власть, сам же упал во прах перед величием возникнувшего в душе его ответа".
Впоследствии биографом Пушкина Павлом Васильевичем Анненковым была обнаружена и напечатана еще одна строфа из этого стихотворения:
[Таков прямой поэт. Он сетует душой
На пышных играх Мельпомены,
И улыбается забаве площадной
И вольности лубочной сцены,]
То Рим его зовет, то гордый Илион,
То скалы старца Оссиана,
И с дивной легкостью меж тем летает он
Во след Бовы иль Еруслана.
Первые четыре строки (от слов: "Таков прямой поэт") зачеркнуты в автографе, что говорит о том, что Пушкин испытывал какие-то сомнения в отношении их смысла, - они не подтверждают всего предыдущего.
История написания пушкинского послания (эпизод о том, как Император Николай Павлович читал "Илиаду") в первом и единственном прижизненном издании "Выбранных мест из переписки с друзьями" была исключена цензурой, что привело к недоумениям и кривотолкам. Современники считали адресатом стихотворения Николая Гнедича. Так, Виссарион Белинский в пятой статье пушкинского цикла ("Отечественные Записки", 1844) упоминает его под заглавием "К Гнедичу". Поэт и литературный критик Степан Петрович Шевырев писал Гоголю 30 января 1847 года: "Как мог ты сделать ошибку, нашед в послании Пушкина к Гнедичу совершенно иной смысл, смысл неприличный даже? Не знаю, как Плетнев не поправил тебя. Послание адресовано к Гнедичу: как же бы Пушкин мог сказать кому другому "ты проклял нас"?"[iv].
Степан Петрович Шевырев
Замечание Шевырева несправедливо. Во-первых, смысл стихотворения прямо противоположный:
Ты проклял нас, бессмысленных детей,
Разбив листы своей скрыжали.
Нет, ты не проклял нас...
Во-вторых, Шевырев, как и Гоголь, цитирует стихи Пушкина по первой публикации. Ни тот, ни другой не видели автографа, - а в нем указанная строка читается иначе: "Ты проклял ли, пророк, бессмысленных детей..."
В ответ Гоголь посылает Шевыреву исключенный цензурой отрывок статьи и в приписке сообщает: "Слух о том, что это стихотворение Гнедичу, распустил я. С моих слов повторили это "Отечественные Записки""[v].
Так или иначе, первые издатели Пушкина в комментариях указывали, что послание "С Гомером долго ты беседовал один..." адресовано Императору Николаю Павловичу. И здесь, помимо авторитета Гоголя, имел значение тот факт, что стихотворение датируется 1834 годом, в то время как Гнедич умер в 1833 году. Маловероятно, что Пушкин стал бы писать почти панегирик Гнедичу, обращаясь к нему как к живому ("Ты любишь с высоты /Сходить под тень долины малой, /Ты любишь гром небес..."). Последняя палеографическая экспертиза подтвердила, что дата "1834" в черновом автографе написана рукой Пушкина[vi].
Люди с чуткой поэтической душой не испытывали сомнений относительно адресата пушкинского послания. Так, например, Афанасий Фет писал поэту Константину Романову (К. Р.) в декабре 1887 года: "В глубине души я вынужден признать, что, невзирая на верноподданнические убеждения, я не был бы так предан памяти Императора Николая, если бы не знал его глубокого сочувствия всем свободным искусствам вообще, сочувствия, так ярко выставленного Пушкиным стихом: "С Гомером долго ты беседовал один""[vii].
Черновые строки стихотворения (неизвестные Гоголю) со всей определенностью указывают на Государя Николая Павловича:
...Могучий властелин
С Гомером долго ты беседовал один.
В советском литературоведении, однако, утвердилось мнение, что это стихотворение обращено к Гнедичу как переводчику "Илиады"[viii]. Тем не менее многие вопросы остаются без ответов. Если Пушкин имел в виду Гнедича, то почему Жуковский не назвал адресата? Кто надписал "К Н***" в беловой рукописи и кто скрыт под этим названием? Откуда Белинский мог знать то, чего не знали Плетнев и Жуковский? Зачем Гоголь распространял слух, что стихотворение адресовано Гнедичу?
Создается впечатление, что Гоголь знал нечто такое, чего не знали друзья Пушкина. История, рассказанная в статье "О лиризме наших поэтов", находит подтверждение в "Записках А. О. Смирновой", изданных ее дочерью Ольгой Николаевной Смирновой. Вот уже более ста лет они вызывают споры в отношении подлинности[ix]. Здесь, в частности, упоминаются поэмы и стихотворения Пушкина, которые Александра Осиповна передавала на прочтение Императору Николаю Павловичу. Среди них - "стихи Н., когда Государь читал "Илиаду" перед балом". "Этот последний факт, - говорил Пушкин, - я рассказал Гоголю, который записал его, так он был им поражен"[x]. На вопрос поэта, почему она настаивала на том, чтобы тотчас показать Государю эти стихи, Смирнова сказала: "Потому что они прекрасны и доставили ему удовольствие, да вы и сами отлично знаете, что он мне ответил". Ответил же Государь, по ее словам, следующее: "Я и не подозревал, чтобы Пушкин до такой степени за мною наблюдал и чтобы это даже могло поразить его. Это не поразило никого более из бывших на бале"[xi].
Но все-таки мы не можем отбросить Гнедича как хотя бы привходящего адресата послания. Нельзя не признать, что смысл стихотворения не может быть объяснен до конца. Возможно, что Пушкин имел в виду и великий труд Гнедича, и Государя Николая Павловича (его, может быть, более), читавшего "Илиаду", которая и была ему посвящена от переводчика.
[i] Андроников И. Лермонтов: Исследования и находки. М., 1964. С. 175.
[ii] Цит. по: Зайцев А. Д. Петр Иванович Бартенев. М., 1989. С. 78.
[iii] <Хитрово Е. А.> Гоголь в Одессе. 1850-1851 // Русский Архив. 1902. N 3.С. 554.
[iv] Переписка Н. В. Гоголя: В 2 т. М., 1988. Т. 2. С. 345.
[v] Миллер О. Ф. Неизданные письма Гоголя // Русская Старина. 1875. N 12. С. 661.
[vi] Соловьева О. С. Рукописи Пушкина, поступившие в Пушкинский Дом после 1837 г. М.-Л., 1964. С. 25, 91.
[vii] К. Р. Избранная переписка. СПб., 1999. С. 261.
[viii] Историю вопроса см.: Мейлах Б. С. "С Гомером долго ты беседовал один..." // Стихотворения Пушкина 1820-1830-х годов. Л., 1974.
[ix] В последнее время этот вопрос был поднят снова. В 1999 году издательства "Московский рабочий" и НПК "Интелвак" выпустили "Записки А. О. Смирновой, урожденной Россет (с 1825 по 1845 г.)" в сопровождении статей Л. Крестовой и А. Пьянова с противоположными оценками их подлинности. Однако вопреки утверждению, что "Записки А. О. Смирновой", опубликованные ее дочерью О. Н. Смирновой, воспроизводятся полностью, новое издание представляет собой текст, печатавшийся в журнале "Северный Вестник" за 1893 год (отдельное издание. СПб., 1894). Между тем "Записки" продолжались печататься и в 1894 году, а затем были изданы отдельно (СПб., 1895. Ч. 1; СПб., 1897. Ч. 2). Таким образом, вне поля зрения составителя К. Ковальджи осталась половина текста. В этом смысле попытку восстановления авторитета названных мемуаров нельзя признать удачной.
[x] Записки А. О Смирновой. Издание редакции журнала "Северный Вестник". СПб., 1895. С. 320.
[xi] Там же. С. 321.
http://www.ioannp.ru/publications/98174
Размышляя о значении самодержавия для России, Гоголь приводит следующие слова Пушкина. ""Зачем нужно, - говорил он, - чтобы один из нас стал выше всех и даже выше самого закона? Затем, что закон - дерево; в законе слышит человек что-то жесткое и небратское. С одним буквальным исполненьем закона не далеко уйдешь; нарушить же или не исполнить его никто из нас не должен; для этого-то и нужна высшая милость, умягчающая закон, которая может явиться людям только в одной полномощной власти. Государство без полномощного монарха - автомат: много-много, если оно достигнет того, до чего достигнули Соединенные Штаты. А что такое Соединенные Штаты? Мертвечина; человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит"".
И далее: ""Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди них одного такого, который бы движеньем палочки всему подавал знак, никуды не пойдет концерт. А кажется, он сам ничего не делает, не играет ни на каком инструменте, только слегка помахивает палочкой да поглядывает на всех, и уже один взгляд его достаточен на то, чтобы умягчить, в том и другом месте, какой-нибудь шершавый звук, который испустил бы иной дурак-барабан или неуклюжий тулумбас. При нем и мастерская скрыпка не смеет слишком разгуляться на счет других: блюдет он общий строй, всего оживитель, верховодец верховного согласья!" Как метко выражался Пушкин! Как понимал он значенье великих истин!".
В недавно вышедшем в свет новом издании "Пушкин в воспоминаниях современников" утверждается, что в "Выбранных местах из переписки с друзьями" Гоголь создает "консервативную легенду" о Пушкине. Факты, однако, свидетельствуют об обратном. Суждения поэта, приводимые Гоголем, подтверждаются и другими источниками. Так, например, слова Пушкина о Соединенных Штатах, сказанные, видимо, в личной беседе, находят подтверждение в мемуарах Веры Ивановны Анненковой, видевшей Пушкина в январе 1837 года у великой княгини Елены Павловны: "Разговор был всеобщим, говорили об Америке. И Пушкин сказал: "Мне мешает восхищаться этой страной, которой теперь принято очаровываться, то, что там слишком забывают, что человек жив не единым хлебом""[i].
В другом месте Гоголь называет стихотворение Пушкина "Странник" (опубликованное в 1841 году в посмертном собрании сочинений поэта под заглавием "Отрывок") таинственным побегом из города. Издатель "Русского Архива" Петр Иванович Бартенев пишет по этому поводу: "Припомним также загадочное стихотворение "Отрывок", которое Гоголь в статье о лиризме наших поэтов назвал таинственным побегом из города. По словам Гоголя, которые удалось узнать мне частным образом, Пушкин за год до смерти действительно хотел бежать из Петербурга в деревню; но жена не пустила"[ii]. Это свидетельство подтверждается записью в дневнике Екатерины Александровны Хитрово, передавшей слова Гоголя о Пушкине: "Он хотел оставить Петербург и уехать в деревню; жена и родные уговорили остаться"[iii].
В подтверждение монархических убеждений Пушкина Гоголь приводит стихотворение "С Гомером долго ты беседовал один...", впервые напечатанное в 1841 году под названием "К Н***".
Обращаясь к Василию Андреевичу Жуковскому, он говорит: "Это внутреннее существо - силу самодержавного монарха он (Пушкин. - В. В.) даже отчасти выразил в одном своем стихотворении, которое между прочим ты сам напечатал в посмертном собраньи его сочинений, выправил даже в нем стих, а смысла не угадал. Тайну его теперь открою. Я говорю об оде Императору Николаю, появившейся в печати под скромным именем: "К Н***". Вот ее происхожденье. Был вечер в Аничковом дворце, один из тех вечеров, к которым, как известно, приглашались одни избранные из нашего общества. Между ними был тогда и Пушкин. Все в залах уже собралося; но Государь долго не выходил. Отдалившись от всех в другую половину дворца и воспользовавшись первой досужей от дел минутой, он развернул "Илиаду" и увлекся нечувствительно ее чтеньем во все то время, когда в залах давно уже гремела музыка и кипели танцы. Сошел он на бал уже несколько поздно, принеся на лице своем следы иных впечатлений. Сближенье этих двух противуположностей скользнуло незамеченным для всех, но в душе Пушкина оно оставило сильное впечатленье, и плодом его была следующая величественная ода..."
И далее Гоголь цитирует стихотворение в том виде, как оно было опубликовано Жуковским:
С Гомером долго ты беседовал один,
Тебя мы долго ожидали.
И светел ты сошел с таинственных вершин
И вынес нам свои скрыжали.
И что ж? Ты нас обрел в пустыне под шатром,
В безумстве суетного пира,
Поющих буйну песнь и скачущих кругом
От нас созданного кумира.
Смутились мы, твоих чуждаяся лучей.
В порыве гнева и печали
Ты проклял нас, бессмысленных детей,
Разбив листы своей скрыжали.
Нет! Ты не проклял нас. Ты любишь с высоты
Сходить под тень долины малой,
Ты любишь гром небес, и также внемлешь ты
Журчанью пчел над розой алой.
Процитировав стихи Пушкина, Гоголь говорит: "Оставим личность Императора Николая и разберем, что такое монарх вообще, как Божий помазанник, обязанный стремить вверенный ему народ к тому свету, в котором обитает Бог, и вправе ли был Пушкин уподобить его древнему Боговидцу Моисею?" И затем, сказав о богоустановленности Царской власти, ведущей свое происхождение от ветхозаветных пророков, Гоголь замечает: "Кажется, как бы в этом стихотворении Пушкин, задавши вопрос себе самому, что такое эта власть, сам же упал во прах перед величием возникнувшего в душе его ответа".
Впоследствии биографом Пушкина Павлом Васильевичем Анненковым была обнаружена и напечатана еще одна строфа из этого стихотворения:
[Таков прямой поэт. Он сетует душой
На пышных играх Мельпомены,
И улыбается забаве площадной
И вольности лубочной сцены,]
То Рим его зовет, то гордый Илион,
То скалы старца Оссиана,
И с дивной легкостью меж тем летает он
Во след Бовы иль Еруслана.
Первые четыре строки (от слов: "Таков прямой поэт") зачеркнуты в автографе, что говорит о том, что Пушкин испытывал какие-то сомнения в отношении их смысла, - они не подтверждают всего предыдущего.
История написания пушкинского послания (эпизод о том, как Император Николай Павлович читал "Илиаду") в первом и единственном прижизненном издании "Выбранных мест из переписки с друзьями" была исключена цензурой, что привело к недоумениям и кривотолкам. Современники считали адресатом стихотворения Николая Гнедича. Так, Виссарион Белинский в пятой статье пушкинского цикла ("Отечественные Записки", 1844) упоминает его под заглавием "К Гнедичу". Поэт и литературный критик Степан Петрович Шевырев писал Гоголю 30 января 1847 года: "Как мог ты сделать ошибку, нашед в послании Пушкина к Гнедичу совершенно иной смысл, смысл неприличный даже? Не знаю, как Плетнев не поправил тебя. Послание адресовано к Гнедичу: как же бы Пушкин мог сказать кому другому "ты проклял нас"?"[iv].
Степан Петрович Шевырев
Замечание Шевырева несправедливо. Во-первых, смысл стихотворения прямо противоположный:
Ты проклял нас, бессмысленных детей,
Разбив листы своей скрыжали.
Нет, ты не проклял нас...
Во-вторых, Шевырев, как и Гоголь, цитирует стихи Пушкина по первой публикации. Ни тот, ни другой не видели автографа, - а в нем указанная строка читается иначе: "Ты проклял ли, пророк, бессмысленных детей..."
В ответ Гоголь посылает Шевыреву исключенный цензурой отрывок статьи и в приписке сообщает: "Слух о том, что это стихотворение Гнедичу, распустил я. С моих слов повторили это "Отечественные Записки""[v].
Так или иначе, первые издатели Пушкина в комментариях указывали, что послание "С Гомером долго ты беседовал один..." адресовано Императору Николаю Павловичу. И здесь, помимо авторитета Гоголя, имел значение тот факт, что стихотворение датируется 1834 годом, в то время как Гнедич умер в 1833 году. Маловероятно, что Пушкин стал бы писать почти панегирик Гнедичу, обращаясь к нему как к живому ("Ты любишь с высоты /Сходить под тень долины малой, /Ты любишь гром небес..."). Последняя палеографическая экспертиза подтвердила, что дата "1834" в черновом автографе написана рукой Пушкина[vi].
Люди с чуткой поэтической душой не испытывали сомнений относительно адресата пушкинского послания. Так, например, Афанасий Фет писал поэту Константину Романову (К. Р.) в декабре 1887 года: "В глубине души я вынужден признать, что, невзирая на верноподданнические убеждения, я не был бы так предан памяти Императора Николая, если бы не знал его глубокого сочувствия всем свободным искусствам вообще, сочувствия, так ярко выставленного Пушкиным стихом: "С Гомером долго ты беседовал один""[vii].
Черновые строки стихотворения (неизвестные Гоголю) со всей определенностью указывают на Государя Николая Павловича:
...Могучий властелин
С Гомером долго ты беседовал один.
В советском литературоведении, однако, утвердилось мнение, что это стихотворение обращено к Гнедичу как переводчику "Илиады"[viii]. Тем не менее многие вопросы остаются без ответов. Если Пушкин имел в виду Гнедича, то почему Жуковский не назвал адресата? Кто надписал "К Н***" в беловой рукописи и кто скрыт под этим названием? Откуда Белинский мог знать то, чего не знали Плетнев и Жуковский? Зачем Гоголь распространял слух, что стихотворение адресовано Гнедичу?
Создается впечатление, что Гоголь знал нечто такое, чего не знали друзья Пушкина. История, рассказанная в статье "О лиризме наших поэтов", находит подтверждение в "Записках А. О. Смирновой", изданных ее дочерью Ольгой Николаевной Смирновой. Вот уже более ста лет они вызывают споры в отношении подлинности[ix]. Здесь, в частности, упоминаются поэмы и стихотворения Пушкина, которые Александра Осиповна передавала на прочтение Императору Николаю Павловичу. Среди них - "стихи Н., когда Государь читал "Илиаду" перед балом". "Этот последний факт, - говорил Пушкин, - я рассказал Гоголю, который записал его, так он был им поражен"[x]. На вопрос поэта, почему она настаивала на том, чтобы тотчас показать Государю эти стихи, Смирнова сказала: "Потому что они прекрасны и доставили ему удовольствие, да вы и сами отлично знаете, что он мне ответил". Ответил же Государь, по ее словам, следующее: "Я и не подозревал, чтобы Пушкин до такой степени за мною наблюдал и чтобы это даже могло поразить его. Это не поразило никого более из бывших на бале"[xi].
Но все-таки мы не можем отбросить Гнедича как хотя бы привходящего адресата послания. Нельзя не признать, что смысл стихотворения не может быть объяснен до конца. Возможно, что Пушкин имел в виду и великий труд Гнедича, и Государя Николая Павловича (его, может быть, более), читавшего "Илиаду", которая и была ему посвящена от переводчика.
[i] Андроников И. Лермонтов: Исследования и находки. М., 1964. С. 175.
[ii] Цит. по: Зайцев А. Д. Петр Иванович Бартенев. М., 1989. С. 78.
[iii] <Хитрово Е. А.> Гоголь в Одессе. 1850-1851 // Русский Архив. 1902. N 3.С. 554.
[iv] Переписка Н. В. Гоголя: В 2 т. М., 1988. Т. 2. С. 345.
[v] Миллер О. Ф. Неизданные письма Гоголя // Русская Старина. 1875. N 12. С. 661.
[vi] Соловьева О. С. Рукописи Пушкина, поступившие в Пушкинский Дом после 1837 г. М.-Л., 1964. С. 25, 91.
[vii] К. Р. Избранная переписка. СПб., 1999. С. 261.
[viii] Историю вопроса см.: Мейлах Б. С. "С Гомером долго ты беседовал один..." // Стихотворения Пушкина 1820-1830-х годов. Л., 1974.
[ix] В последнее время этот вопрос был поднят снова. В 1999 году издательства "Московский рабочий" и НПК "Интелвак" выпустили "Записки А. О. Смирновой, урожденной Россет (с 1825 по 1845 г.)" в сопровождении статей Л. Крестовой и А. Пьянова с противоположными оценками их подлинности. Однако вопреки утверждению, что "Записки А. О. Смирновой", опубликованные ее дочерью О. Н. Смирновой, воспроизводятся полностью, новое издание представляет собой текст, печатавшийся в журнале "Северный Вестник" за 1893 год (отдельное издание. СПб., 1894). Между тем "Записки" продолжались печататься и в 1894 году, а затем были изданы отдельно (СПб., 1895. Ч. 1; СПб., 1897. Ч. 2). Таким образом, вне поля зрения составителя К. Ковальджи осталась половина текста. В этом смысле попытку восстановления авторитета названных мемуаров нельзя признать удачной.
[x] Записки А. О Смирновой. Издание редакции журнала "Северный Вестник". СПб., 1895. С. 320.
[xi] Там же. С. 321.
http://www.ioannp.ru/publications/98174
