Знаете ли вы Павла Ивановича? Какого, спросите? Ну, как же. Милейшего человека средних лет, приятного обращения, не то чтобы толстого, но и совсем не худого. Не очень высокого, но вовсе и не низкого. Неужели не вспомнили? Да Чичикова же. Чему вас только в школе учили?.. С тех пор как бричка с кучером Селифаном умчалась из города N, Павел Иванович не растворился, не канул в Лету, никуда не исчез. В русской жизни, как в зеркальной комнате, Чичиков стократно отразился в каждом из зеркал и стал почти вездесущим.
Николай Васильевич специально наделил Павла Ивановича чертами типическими, расплывчатыми, общими. Автор творческим чутьём уловил будущее. Он понял, что Собакевичи и Маниловы нуждаются в сохранении для грядущих потомков. Типы эти уже тогда были исчезающими и нуждались в детальном и тщательном увековечивании. Их фигуры, манеры, голоса и причуды Гоголь прописывает с той тщательностью, с какой египтяне древности мумифицировали усопших, помещая каждый орган в специальный глиняный коноб, и только мозг выбрасывали вон, поскольку не знали о его функции. А вот главного героя автор пишет как импрессионист - широкими мазками, не вдаваясь в детали, но создавая яркое чувство: "Этого господина я знаю". Гоголь чувствовал - будущее за Чичиковым, Чичиков - хозяин настоящей и будущей эпох. Пока он вынужденно улыбается, обделывая делишки, пока он ещё шаркает ножкой. Но это пока. В будущем он преобразится и приосанится. Это сегодня он один - и вынужден мелькать на фоне мелкого и крупного люда. Будет время, когда Чичиковых будет много, и уже народ, мелкий и крупный, будет сновать на их фоне. Вот потому и не прописан детально портрет Павла Ивановича, что предстоит ему стать лицом типическим, с чертами общими. Что, собственно, и совершилось уже.
Чичиков - это русский капиталист периода первого накопления капитала. Его главная черта - умение делать деньги из воздуха. Пусть американские Форды проповедуют о том, что ключ к богатству не золотой, а - гаечный. Чичиков - человек русский, с глубоким чувством национальной гордости и соответственным презрением ко всякой "немчуре". Заниматься изобретательством, улучшением производства ему недосуг. Долго, да и ненадёжно. Деньги нужно брать умом и сразу.
Пишу и думаю: уж не являются ли "Мёртвые души" настольной книгой у творцов ваучерной приватизации, дефолтов, купонов, бартерных схем. Словом, тех, кто обогатился в известные времена за одну ночь или за неделю, оставив народ с фигурой из трёх пальцев? Если да, то я снимаю шляпу. У бедных работников гусиного пера или шариковой ручки всегда найдётся довольно снобизма для взгляда сверху вниз на плохо образованного миллионера. А ну как миллионер потому и с миллионами, что хорошо знаком с классикой и читает её не для отдыха, а для жизни?
Иудину страсть к деньгам назвал корнем всех зол ещё святой Павел. Деньги открывают доступ ко "всем тяжким", и именно за это ценятся. В последней главе первого тома "Мёртвых душ", там, где впервые сообщаются подробности биографии Чичикова, не зря говорится, что деньги наш герой любил не сами по себе. Он не был скупым рыцарем, и вообще рыцарем не был. Жизнь в нищете и ежедневные походы в подвал, где в бликах сального огарка в сундуках мерцает злато, были не по нём. Он скорее бы поставил подпись свою под фразой Филиппа Македонского, сказавшего, что осёл, гружённый золотом, откроет ему ворота любой крепости.
Деньги можно любить за их умение превращаться в каменные дома с фонтанами, в бриллиантовую заколку к галстуку, в богато сервированный стол, в женскую любовь, в общественную значимость... Да мало ли ещё во что могут превращаться золотые монеты и банковские билеты! Нельзя ли сказать, что это и есть тот философский камень, который искали алхимики, камень, дающий доступ ко всем удовольствиям?!
Так что прочь донкихотство, прочь пенье под окном и глупые поединки. Прочь романтизм - и да здравствует трезвая практичность. Нужно доставать деньги. Именно доставать, а не зарабатывать, потому что "зарабатывать" - значит трудиться долго и получать мало. Честным трудом, говорят, не построишь хором, а жизнь бежит, и так многого хочется.
"И в тебе, и во мне есть часть души Иудиной", - так говорит в одной из проповедей на Страстной седмице Иустин Попович. Гоголь говорит примерно то же. Он говорит, что быть слишком строгим не нужно. Стоит проверить себя - нет ли и во мне частицы Павла Ивановича? А ну как и я ценю деньги больше всего святого? И для того именно ценю, что ими надеюсь купить или сласти запретные, или власть, коли не над миром, то над родным городом, по крайней мере?
Вопрос не праздный, как и все вопросы, поднятые Гоголем.
Как тип исторический Чичиков имел на Руси много препятствий к тому, чтобы развернуться. Заветные мечты не раз ускользали у него не то чтобы из-под носа, но из самых рук. Как герой гоголевской поэмы он, претерпев тысячи унижений, взлетал на нужную высоту, но изменения судьбы внезапно сбрасывали его вниз, и опять начиналось тяжёлое восхождение.
Вскоре после описанных у Гоголя времён пришла отмена крепостного права. А ведь это целая смена эпох. Как ручей, пересохло помещичье сословие. Маниловы или сыновья их сделались дядями Ванями, и стук топора, вырубающего вишнёвый сад, возвестил о новом историческом периоде. Пришёл, шумный, как паровоз, и гордо высящийся, как заводские трубы, капитализм. Для Чичикова это то же, что для рыбы вода. Государственные подряды, частная инициатива, всеобщая и открытая любовь к деньгам. Но...
Начало странно лихорадить государство, то самое, что казалось незыблемым. Чиновник долго грабил с чувством собственной значимости. А мужик столетиями пахал, лукавил и терпел. Все немножко пили, немножко скучали, немножко болтали о том о сём. Как вдруг пошли стачки, листовки, призывы к восстанию. Какие-то комитеты, партии, слова о свободе. Всё расшаталось и взбеленилось. Как перегретый котёл паровоза, империя вскоре взорвалась. Последствия этого взрыва повлияли на историю даже самых отдалённых стран. Нас и сейчас ещё пошатывает от ударной волны того взрыва, которая хоть и ослабела, сто раз обойдя вокруг Земли, но все ещё не исчезла. Мир изменился до неузнаваемости. Чичикову пришлось надолго затаиться.
Он вышел на свет в 20-е годы прошлого столетия при НЭПе.
Мне неизвестно, приходило ли в голову кому-то то, что я сейчас скажу, но Чичиков воскрес на страницах творений Ильфа и Петрова. Как и в начале "Мёртвых душ", в начале "12-ти стульев" главный герой приходит в уездный город N в поисках авантюрных и лёгких заработков. Правда, заходит он пешком, а не въезжает на бричке, и под штиблетами у него нет носков, но это - дань отшумевшему лихолетью. А так - перед нами всё тот же пройдоха, умеющий делать деньги из воздуха. Пройдясь прогулочным шагом через пространство первого романа, доказав всем свою смекалку и непотопляемую живучесть, он появляется во втором романе, чтобы сразиться с собственным двойником.
Господин Корейко из "Золотого телёнка" - это ведь тоже Чичиков. Это сребролюбец и ловкач, который скрывается под образом мелкого служащего, как и сам Пал Иваныч когда-то, но не потому, что стремится обогатиться, а потому, что не может воспользоваться уже накопленным (читай - наворованным) богатством. Бендер и Корейко связаны между собой как тело и его тень. Так в фильме Алана Паркера "Сердце Ангела" герой Микки Рурка ищет себя самого. Они встречаются, и встреча не сулит добра. Пересказывать фабулу фильма и содержание романа нет смысла. Одним они известны, другие могут ознакомиться. Но в виде "рубахи-парня" с одесским акцентом и криминальными замашками Чичикову тоже не удалось прожить долго. НЭП свернули. Пройдохи затесались в аппарат (не для того, чтобы обогатиться, а чтобы выжить) или не по своей воле уехали умирать на стройки века. Чичиков опять исчез.
Гоголь мучительно писал свою поэму. Обременённый даром провидца, он её и не закончил. Русь неслась куда-то, как ошалелая. Гоголь чувствовал это, и завершение работы ему не далось потому, что выписанный тип должен был ещё долго жить и развиваться, а гоголевская Россия должна была исчезнуть.
То, что Чичиков "живее многих живых", это ясно. Но куда всё движется? Все эти философские отступления о русской душе, о быстрой езде, вопросы: "куда ж несёшься ты, дай ответ?" Не от предчувствия ли надвигавшейся бури?
Еврей с рождения получает в наследство ум и настырность. Если у него есть вера, то он может стать наследником пророков. Если веры нет, но есть совесть, то станет он скрипачом, или шахматистом, или учёным. Если же нет ни веры, ни совести, то будет он крайним материалистом, циником и персонажем анекдотов.
Русским не подобает слишком уж ругать евреев, потому как те и другие похожи. Если у русского есть вера, то будет он стремиться к святости. Если веры нет, но есть совесть, то будет он честно строить и храбро воевать, а после бани в субботу выпивать с друзьями по маленькой. А если нет ни веры, ни совести, то будет он злым на весь мир лентяем и пьяницей.
Чичиков - человек без веры и совести, но с честолюбием и образованием. Такой не сопьётся. Но не из любви к добродетели, а из гордости. Для такого в мире всегда полно людей доверчивых, верящих на слово, не вчитывающихся в каждый пункт договора о купле-продаже. А значит - можно жить, и причём - неплохо. Мы пережили целый многолетний период чичиковщины, с различными "МММ", с обманом вкладчиков, с быстрым обнищанием сотен тысяч людей и обогащением единиц. Павел Иванович жив, "жив курилка". Он растиражировался по миру и удивляет заморский люд своей изворотливостью и наглостью. Он теперь торгует не мёртвыми плотниками и кузнецами, а живыми девушками для чужих борделей. Он научился разбавлять бензин водой и взламывать банковские счета.
Правда, нации потихоньку стираются, и Чичиков уже не совсем русский. Он смешал в себе черты русского и еврея, но того и другого в их падшем - безверном и бессовестном - состоянии.
Дорогой Николай Васильевич! Нам было смешно, когда ты пел нам плачевные песни, и только спустя время мы поняли смысл этих песен. Да и все ли поняли?
Доброе у тебя сердце и острый у тебя взгляд. Оттого и все портреты твои грустны.
Однажды мы свидимся, и дай-то Бог, чтобы и тебе, и нам эта встреча была в радость.
Когда тело мертво? - Когда душа его покинет.
А когда душа мертва? - Когда она Господа забудет.
Умереть, в смысле - пропасть, душа не может. Но, отлучившись от Бога, уже не живёт, а лишь существует.
Вроде мы закончили разговор, а он опять начинается.
"Мёртвые души". Так о ком же это сказано?
http://otrok-ua.ru/sections/art/show/mertvye_dushi_bessmertnykh_chichikovykh.html
Николай Васильевич специально наделил Павла Ивановича чертами типическими, расплывчатыми, общими. Автор творческим чутьём уловил будущее. Он понял, что Собакевичи и Маниловы нуждаются в сохранении для грядущих потомков. Типы эти уже тогда были исчезающими и нуждались в детальном и тщательном увековечивании. Их фигуры, манеры, голоса и причуды Гоголь прописывает с той тщательностью, с какой египтяне древности мумифицировали усопших, помещая каждый орган в специальный глиняный коноб, и только мозг выбрасывали вон, поскольку не знали о его функции. А вот главного героя автор пишет как импрессионист - широкими мазками, не вдаваясь в детали, но создавая яркое чувство: "Этого господина я знаю". Гоголь чувствовал - будущее за Чичиковым, Чичиков - хозяин настоящей и будущей эпох. Пока он вынужденно улыбается, обделывая делишки, пока он ещё шаркает ножкой. Но это пока. В будущем он преобразится и приосанится. Это сегодня он один - и вынужден мелькать на фоне мелкого и крупного люда. Будет время, когда Чичиковых будет много, и уже народ, мелкий и крупный, будет сновать на их фоне. Вот потому и не прописан детально портрет Павла Ивановича, что предстоит ему стать лицом типическим, с чертами общими. Что, собственно, и совершилось уже.
Чичиков - это русский капиталист периода первого накопления капитала. Его главная черта - умение делать деньги из воздуха. Пусть американские Форды проповедуют о том, что ключ к богатству не золотой, а - гаечный. Чичиков - человек русский, с глубоким чувством национальной гордости и соответственным презрением ко всякой "немчуре". Заниматься изобретательством, улучшением производства ему недосуг. Долго, да и ненадёжно. Деньги нужно брать умом и сразу.
Пишу и думаю: уж не являются ли "Мёртвые души" настольной книгой у творцов ваучерной приватизации, дефолтов, купонов, бартерных схем. Словом, тех, кто обогатился в известные времена за одну ночь или за неделю, оставив народ с фигурой из трёх пальцев? Если да, то я снимаю шляпу. У бедных работников гусиного пера или шариковой ручки всегда найдётся довольно снобизма для взгляда сверху вниз на плохо образованного миллионера. А ну как миллионер потому и с миллионами, что хорошо знаком с классикой и читает её не для отдыха, а для жизни?
Иудину страсть к деньгам назвал корнем всех зол ещё святой Павел. Деньги открывают доступ ко "всем тяжким", и именно за это ценятся. В последней главе первого тома "Мёртвых душ", там, где впервые сообщаются подробности биографии Чичикова, не зря говорится, что деньги наш герой любил не сами по себе. Он не был скупым рыцарем, и вообще рыцарем не был. Жизнь в нищете и ежедневные походы в подвал, где в бликах сального огарка в сундуках мерцает злато, были не по нём. Он скорее бы поставил подпись свою под фразой Филиппа Македонского, сказавшего, что осёл, гружённый золотом, откроет ему ворота любой крепости.
Деньги можно любить за их умение превращаться в каменные дома с фонтанами, в бриллиантовую заколку к галстуку, в богато сервированный стол, в женскую любовь, в общественную значимость... Да мало ли ещё во что могут превращаться золотые монеты и банковские билеты! Нельзя ли сказать, что это и есть тот философский камень, который искали алхимики, камень, дающий доступ ко всем удовольствиям?!
Так что прочь донкихотство, прочь пенье под окном и глупые поединки. Прочь романтизм - и да здравствует трезвая практичность. Нужно доставать деньги. Именно доставать, а не зарабатывать, потому что "зарабатывать" - значит трудиться долго и получать мало. Честным трудом, говорят, не построишь хором, а жизнь бежит, и так многого хочется.
"И в тебе, и во мне есть часть души Иудиной", - так говорит в одной из проповедей на Страстной седмице Иустин Попович. Гоголь говорит примерно то же. Он говорит, что быть слишком строгим не нужно. Стоит проверить себя - нет ли и во мне частицы Павла Ивановича? А ну как и я ценю деньги больше всего святого? И для того именно ценю, что ими надеюсь купить или сласти запретные, или власть, коли не над миром, то над родным городом, по крайней мере?
Вопрос не праздный, как и все вопросы, поднятые Гоголем.
Как тип исторический Чичиков имел на Руси много препятствий к тому, чтобы развернуться. Заветные мечты не раз ускользали у него не то чтобы из-под носа, но из самых рук. Как герой гоголевской поэмы он, претерпев тысячи унижений, взлетал на нужную высоту, но изменения судьбы внезапно сбрасывали его вниз, и опять начиналось тяжёлое восхождение.
Вскоре после описанных у Гоголя времён пришла отмена крепостного права. А ведь это целая смена эпох. Как ручей, пересохло помещичье сословие. Маниловы или сыновья их сделались дядями Ванями, и стук топора, вырубающего вишнёвый сад, возвестил о новом историческом периоде. Пришёл, шумный, как паровоз, и гордо высящийся, как заводские трубы, капитализм. Для Чичикова это то же, что для рыбы вода. Государственные подряды, частная инициатива, всеобщая и открытая любовь к деньгам. Но...
Начало странно лихорадить государство, то самое, что казалось незыблемым. Чиновник долго грабил с чувством собственной значимости. А мужик столетиями пахал, лукавил и терпел. Все немножко пили, немножко скучали, немножко болтали о том о сём. Как вдруг пошли стачки, листовки, призывы к восстанию. Какие-то комитеты, партии, слова о свободе. Всё расшаталось и взбеленилось. Как перегретый котёл паровоза, империя вскоре взорвалась. Последствия этого взрыва повлияли на историю даже самых отдалённых стран. Нас и сейчас ещё пошатывает от ударной волны того взрыва, которая хоть и ослабела, сто раз обойдя вокруг Земли, но все ещё не исчезла. Мир изменился до неузнаваемости. Чичикову пришлось надолго затаиться.
Он вышел на свет в 20-е годы прошлого столетия при НЭПе.
Мне неизвестно, приходило ли в голову кому-то то, что я сейчас скажу, но Чичиков воскрес на страницах творений Ильфа и Петрова. Как и в начале "Мёртвых душ", в начале "12-ти стульев" главный герой приходит в уездный город N в поисках авантюрных и лёгких заработков. Правда, заходит он пешком, а не въезжает на бричке, и под штиблетами у него нет носков, но это - дань отшумевшему лихолетью. А так - перед нами всё тот же пройдоха, умеющий делать деньги из воздуха. Пройдясь прогулочным шагом через пространство первого романа, доказав всем свою смекалку и непотопляемую живучесть, он появляется во втором романе, чтобы сразиться с собственным двойником.
Господин Корейко из "Золотого телёнка" - это ведь тоже Чичиков. Это сребролюбец и ловкач, который скрывается под образом мелкого служащего, как и сам Пал Иваныч когда-то, но не потому, что стремится обогатиться, а потому, что не может воспользоваться уже накопленным (читай - наворованным) богатством. Бендер и Корейко связаны между собой как тело и его тень. Так в фильме Алана Паркера "Сердце Ангела" герой Микки Рурка ищет себя самого. Они встречаются, и встреча не сулит добра. Пересказывать фабулу фильма и содержание романа нет смысла. Одним они известны, другие могут ознакомиться. Но в виде "рубахи-парня" с одесским акцентом и криминальными замашками Чичикову тоже не удалось прожить долго. НЭП свернули. Пройдохи затесались в аппарат (не для того, чтобы обогатиться, а чтобы выжить) или не по своей воле уехали умирать на стройки века. Чичиков опять исчез.
Гоголь мучительно писал свою поэму. Обременённый даром провидца, он её и не закончил. Русь неслась куда-то, как ошалелая. Гоголь чувствовал это, и завершение работы ему не далось потому, что выписанный тип должен был ещё долго жить и развиваться, а гоголевская Россия должна была исчезнуть.
То, что Чичиков "живее многих живых", это ясно. Но куда всё движется? Все эти философские отступления о русской душе, о быстрой езде, вопросы: "куда ж несёшься ты, дай ответ?" Не от предчувствия ли надвигавшейся бури?
Еврей с рождения получает в наследство ум и настырность. Если у него есть вера, то он может стать наследником пророков. Если веры нет, но есть совесть, то станет он скрипачом, или шахматистом, или учёным. Если же нет ни веры, ни совести, то будет он крайним материалистом, циником и персонажем анекдотов.
Русским не подобает слишком уж ругать евреев, потому как те и другие похожи. Если у русского есть вера, то будет он стремиться к святости. Если веры нет, но есть совесть, то будет он честно строить и храбро воевать, а после бани в субботу выпивать с друзьями по маленькой. А если нет ни веры, ни совести, то будет он злым на весь мир лентяем и пьяницей.
Чичиков - человек без веры и совести, но с честолюбием и образованием. Такой не сопьётся. Но не из любви к добродетели, а из гордости. Для такого в мире всегда полно людей доверчивых, верящих на слово, не вчитывающихся в каждый пункт договора о купле-продаже. А значит - можно жить, и причём - неплохо. Мы пережили целый многолетний период чичиковщины, с различными "МММ", с обманом вкладчиков, с быстрым обнищанием сотен тысяч людей и обогащением единиц. Павел Иванович жив, "жив курилка". Он растиражировался по миру и удивляет заморский люд своей изворотливостью и наглостью. Он теперь торгует не мёртвыми плотниками и кузнецами, а живыми девушками для чужих борделей. Он научился разбавлять бензин водой и взламывать банковские счета.
Правда, нации потихоньку стираются, и Чичиков уже не совсем русский. Он смешал в себе черты русского и еврея, но того и другого в их падшем - безверном и бессовестном - состоянии.
Дорогой Николай Васильевич! Нам было смешно, когда ты пел нам плачевные песни, и только спустя время мы поняли смысл этих песен. Да и все ли поняли?
Доброе у тебя сердце и острый у тебя взгляд. Оттого и все портреты твои грустны.
Однажды мы свидимся, и дай-то Бог, чтобы и тебе, и нам эта встреча была в радость.
Когда тело мертво? - Когда душа его покинет.
А когда душа мертва? - Когда она Господа забудет.
Умереть, в смысле - пропасть, душа не может. Но, отлучившись от Бога, уже не живёт, а лишь существует.
Вроде мы закончили разговор, а он опять начинается.
"Мёртвые души". Так о ком же это сказано?
http://otrok-ua.ru/sections/art/show/mertvye_dushi_bessmertnykh_chichikovykh.html
