Вы скажете: "Что за пафос?" - и будете правы. Вы - взрослые, я - взрослая, все мы смертны, никакой трагедии. Однако представьте трехлетнего ребенка, которому вдруг в ночи, в темноте, внезапно впервые открылась во всей своей простоте и нелепости эта истина. Я умру. И все будет: дерево за окном будет, другие дети будут, а МЕНЯ НЕ БУДЕТ. И холодный бескрайний ужас от неотвратимости этого "не будет". И бессмысленность всего остального, что пока еще есть. Откуда мне было знать, что происходящее со мной некие умные дяди давным-давно назвали экзистенциальным кризисом и сочинили кучу инструкций по его преодолению? Умных философов со мной рядом не оказалось, зато была бабушка, интуитивно нашедшая единственно правильный способ купировать мое горе. Узнав причину вопля, она спросила: "Ну и что ты так орешь? Я умру раньше тебя - я же не плачу".
Истерика прекратилась сразу же. Ужас не исчез, но он утратил тот самый "пафос". Ужас стал обыденным и простым, как и сама недавно открытая истина. Как и сама жизнь. Позже в ней, в моей жизни, появились вера, религия, идеалы, но и они до конца не вытеснили остаток того холодного ужаса, который поселился во мне той ночью. Основная же часть его со временем переросла в некую обиду на факт неотвратимости смерти (необходимое пояснение: даже будучи верующей, я уверена, что смерть - трагедия ввиду того, что она так или иначе означает потерю индивидуальности. В возрасте трех лет верующей я еще не была, но это не столь важно: религиозное воспитание все равно не способно оградить человека от мировоззренческих кризисов).
В 16 лет мне в руки попалась книга, удивительно точно отражавшая и мой прошлый ужас, и настоящую обиду, - пьеса "Калигула" Альбера Камю в переводе Юлии Гинзбург (если решите прочесть, выбирайте только этот перевод: другие на порядок хуже). Об этой пьесе в критике много упоминаний, но мало работ, ей посвященных. А пьеса стоит отдельного исследования (проводить которое в рамках этой статьи, конечно, не представляется возможным). Поэтому - вкратце о главном. Лучше, чем автор, я не скажу, потому - цитата: ""Калигула" - это история верховного самоубийства. История, которая в высшей степени трагична и человечна. Из верности самому себе, неверный по отношению к ближним, Калигула соглашается умереть, поняв, что никто не может спастись в одиночку и что нельзя быть свободным против других людей" (А. Камю, из предисловия к американскому изданию сборника пьес в 1958 г.).
Совет тем, кто еще не знаком с пьесой, но что-то где-то читал о римском императоре Гае Калигуле или смотрел фильм Тинто Брасса: забудьте это все. При чтении текста Камю вам это никак не пригодится - наоборот, может помешать. Как помешало зрителям первой постановки в послевоенной Франции (Калигулу играл Жерар Филипп): тогда "трагичную и человечную историю" восприняли как сугубо тираноборческое, даже антифашистское произведение. Пьеса Камю - не о Калигуле-историческом персонаже. Она о каждом, кто рано или поздно открывает ту самую "простую и ясную истину" (это цитата из текста Камю), и для кого затем открывается то, что я назвала "холодным обыденным ужасом", а экзистенциалисты называют абсурдом. Абсурд и бунт - два основополагающих понятия экзистенциализма Камю-философа. Они же на самом деле - основные движущие силы пьесы. У мертвого тела любимой романтичный, религиозный (!) юноша-император "открывает для себя" "простую и немного нелепую истину" о смертности и страдании человека, об абсурдности его бытия. И он начинает бунтовать против этой абсурдности, как умеет: убивая и насилуя подданных и в буквальном смысле требуя Луну с неба. Убийства "оправданы" собственной готовностью умереть, но предварительно познакомить окружающих как можно ближе со все той же проклятой, единственно верной истиной. Луна, добытая с небес, будет означать конец абсурда (заменить Луну Калигуле также могли бы счастье или бессмертие). Разумеется, экзистенциальный бунт провалится, абсурд побежден не будет, но и мириться с ним Калигула не захочет, а потому, прогнав друзей и убив жену, он даже с некоторым облегчением бросится навстречу мечам заговорщиков.
Отдельно хотелось бы сказать о действующих лицах пьесы (обычно исследователи обходят их вниманием). Всего их 24, из них пятеро - главные персонажи. При внимательном же прочтении оказывается, что все они - грани одной и той же личности: человека, осознавшего абсурдность своего бытия и ищущего выход из последовавшего за этим экзистенциального кризиса. И все они показывают нам возможные варианты выхода. Так, поэт Сципион, сам подчеркивающий родство душ с Калигулой, при такой интерпретации оказывается как бы недо-Калигулой: столкнувшись с абсурдом, он покидает сцену, чтобы "искать объяснения всему этому". Геликон, верный друг Гая, давно примирился с абсурдом и старается "ни во что не вмешиваться". Херея, единственный антагонист Калигулы, однажды признается, что просто "заставил в себе замолчать все, что могло быть на него похоже". Цезония, старая жена-любовница, растворившись в муже - философствующем убийце, нашла самый, так сказать, оптимистичный выход из ситуации абсурда - "просто любить и быть счастливой". И наконец, Гай, совершающий свое "верховное самоубийство" на протяжении всех 4-х действий и гибнущий в финале, тоже показывает пример преодоления абсурда, только его вариант - самый худший. Он и сам это осознает, только поздно: "Я пошел не той дорогой. Она никуда не ведет. Моя свобода - ложная".
Таким образом, атеист Камю ведет своего героя от религии, которая, по мысли экзистенциалистов, лишь маскирует абсурд, - если не к гуманизму, то к отрицанию эгоизма и мизантропии. С тезисами экзистенциалистов можно не соглашаться, можно не принимать эту философию, но трудно не согласиться с главной мыслью пьесы о том, что "никто не может спастись в одиночку и что нельзя быть свободным против других людей".
Берег. Пространство души. N3, 2007
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4539&Itemid=118