Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Актом национальной самоидентификации - самосознания русского народа было крещение в Православие. Принадлежность к русскому народу всегда определялась не этнически, а по религиозным и культурным признакам, ибо "греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер" (А.С. Пушкин). После крещения разные племена сложились в единый народ. Истории известна аналогия: исход из Египта семитских племен, которые Моисей объединил верой в Единого Бога Яхве, - религия явилась основанием формирования и существования еврейского народа. Выбрав Православие, русский народ оформил себя; талантливая природа увидела себя в духовном зерцале православной религиозности, огранила и определила свою сущность. Православная культура не подавляет богатую природу славянина, обуздывает, окультуривает, созидательно ориентирует душевную энергию, претворяя стихийные доблести в добродетели нравственного существа. "Уже самая сущность новой религии - любовь к ближнему, столь доступная общему пониманию, - и вместе с тем прекращение кровавых человеческих жертв ненасытному Перуну не могли не произвести благодетельного переворота в народных представлениях о Верховном существе и не повлиять на смягчение грубых, жестоких нравов" (Д.И. Иловайский). Вместе с церковнославянским языком народ получил космос духовных традиций: античности, платонизма и неоплатонизма, патристики, Византии, - обретя доступ к истокам христианства. Акт духовного рождения наделяет народ своеобразными архетипическими свойствами. Отныне в русском характере отразились православные доминанты: духовность, соборность, универсальность, антиномичность, которые по-разному сказывались на разных уровнях культуры. "Вера в Бога давала русскому народу живую совесть, мудрое терпение, тихое трудолюбие, умение прощать и повиноваться, веру в царя, храбрость, преданность, любовь к родине и способность освещать и освящать лучами этой веры весь свой жизненный уклад - и быт, и труд, и природу, и самую смерть" (И.А. Ильин).
Христианство наиболее метафизическая религия. На судьбе русского народа запечатлено метафизическое тяготение, своего рода метафизическое предпочтение. Это сказывалось в философичности характера, в пренебрежении к благоустройству обыденной жизни, а также в эмпирических измерениях: народ освоил огромные суровейшие пространства, руководствуясь неким идеалом преображения бытия. Православную соборность народ принял как свое, родное. Многое в русской жизни определялось ею, в частности созидание империи - через собирание земель, соборное существование множества племен и религий. Соборность являлась основой русского национального идеала - единство многообразия в Церкви, обществе, государстве; братство и национальная солидарность. Национальный идеал оказывал влияние на формирование характера русского человека, в котором уживались противоположные качества. Выживаемость сочеталась с уживчивостью, самобытность со всечеловечностью - открытостью другим культурам и влияниям. Христианский универсализм сказался в открытости Востоку и Западу, в умении переплавлять различные культурные влияния, разрешать разнообразные проблемы. "Русская национальность есть мировая национальность, никогда не замыкавшаяся в круге племенных интересов, но всегда несшая идеалы общечеловеческой жизни, всегда умевшая дать место в своем деле и в своей жизни множеству самых разнообразных племен" (Л.А. Тихомиров).
В сути своей христианство антиномично: Триединый Бог, ипостаси Которого едины и неслиянны, Бого-человек, "смертию смерть поправ", через крест - воскресение, человек - не от мира сего, но в мире сем... Сверху антиномичность русского характера определялась религиозностью, снизу противоречивость характера народа усиливалась противоречивой судьбой. Отсюда склонность к крайностям при тяготении к гармонии, русская вольница при государственном закрепощении, сочетание централизации при самоуправлении земель.
Русская православная религиозность отличается от западной католической и протестантской, что усугубило различие русской и европейской души. "Существеннейшее и драгоценнейшее отличие Православия от римского католицизма (а потому и от взбунтовавшихся против него детей его - всех протестантских исповеданий) лежит не в догматической сфере, не в обрядовой и не в церковно-организационной, а в сфере религиозного акта и его строения... Все зависит от того, какие силы человека и народа - их души и духа - определяют самое верование, какие силы главные и первичные - и какие душевно-духовные силы являются вторичными и подчиненными. Православный человек движим другими первичными силами, чем католик. И в этом главное, неизменимое, неизвратимое, определившее русскую душу, ее религию и культуру" (И.А. Ильин).
Религия определяет культуру, жизненный уклад, характер народа. "Возможность оправдания делами есть основное положение всего католицизма. Им доказывается необходимость дел; человек должен творить дела оттого, что делами он оправдывается... Вот почему дела, внешние подвиги стоят так высоко в католицизме, так исключительно господствуют в жизни, им созданной" (Ю.Ф. Самарин). Западноевропейское христианство ориентирует человека на культ деятельности, на социальный успех, на внешнюю экспансию, на господство над природой. Русское Православие воспитывает созерцательность и духовную углубленность, способность любви к Богу и к людям. Макс Вебер писал о том, что западная ментальность характеризуется преобладанием "целе-рационального" поведения, в котором главное - результат действия. В православном жизнеощущении преобладает "ценностно-рациональная" установка, в которой действия человека оцениваются в соответствии с правильной линией поведения - не по конкретному результату, а в соответствии с традиционными религиозными, этическими, эстетическими и общественными ценностями. И.А. Ильин описывает онтологические характеристики европейской и русской религиозности: "Вера католика есть акт воли. Личной воли и церковной воли. Больше церковной, чем личной. Потом акт мысли - личной мысли и церковной мысли. Больше церковной, чем личной. Все остальное есть в католицизме подчиненное, несущественное, нехарактерное или прямо утраченное. Вера православного есть акт любви. Потом акт созерцания. Созерцающая же любовь есть совесть. Все остальное в Православии - воля, мысль, дисциплина - имеет значение вторичное и подчиненное. В этом главное различие. Отличие Иоанновского духа не от Павловского, а от не-Иоанновского и противо-Иоанновского".
Генезис европейской религиозности породил ее основные тенденции. "Католик унаследовал свой религиозный акт - от римской, древнеримской культуры, которая была культурой воли, юридической воли, властной воли, воли к господству над миром. И в то же время культурою мысли, не философской мысли, не разумной мысли, не созерцающей мысли, а мысли отвлеченной, рассудочной, ясной, трезвой, земной, эмпирической. Римлянин дохристианской эпохи был человеком волевой власти, вооруженного господства, трезвой логики, прозаического организаторства. В общем - стихии земной и трезвой. Не стихии любви. Стихии юридически-государственной, стихии договора, авторитета, покорения; стихии не совестной; не созерцающей; не любовной. Элемент расчета и пользы, выгоды и кары, сделки и оружия преобладал здесь над всем и делал римлянина, наподобие иудея, существом жестоковыйным и к христианству до крайности не предрасположенным. Этот акт - как национальный акт римского народа - влился иррационально в христиан римской нации - проник в католическую Церковь - определил ее ментальность, и веру, и этику, и организацию... Католик верует тогда, когда он решит веровать - и начнет заставлять себя верить. Поэтому неверие - как акт злой воли - было для него всегда преступлением; отсюда наказания безбожников, инквизиция, костры, крестовые походы против еретиков и знаменитый трактат "Молот ведьм", написанный в 1487 году двумя инквизиторами... Эта книга обнаруживает изумительную логику, прекрасное знание Ветхого и Нового Завета, удивительную зоркость в клиническом описании женской истерии - и дает систематическое наставление, как надлежит, какими нечеловеческими пытками и муками пытать от имени Христа и во славу Христа истерически больных женщин. Я готов признать, что она одна из самых цельных, страшных и безбожных книг... Этим актом воли и рассудка определяется и нравственное учение католицизма. С неподражаемым мастерством логики и знания оно изложено в моральных трактатах отцов иезуитов... Все случаи и положения жизненного конфликта предусмотрены здесь и разрешимы с точки зрения их допустимости, греховности и простительности. Здесь есть и ум, и логика, и опыт, и теологическое образование. Но здесь нет ни сердца, ни живого созерцания, ни совести, а потому нет Христа и христианства. Здесь есть искусное разрешение лжи, коварства, порочности и предательства; здесь есть учение о том, что церковная цель оправдывает все и всяческие средства; но здесь нет ни любви, ни доброты, ни Божией благодати" (И.А. Ильин).
В православном воспитании коренятся основания противоречивости русского характера. В католическом мировоззрении бытие состоит из трех уровней: мир сей представляет собой сферу естественного, которая находится между небесной сферой сверхъестественного и областью зла - противоестественного. В русском православном миросозерцании мир делится на две сферы - Божественную и адскую. Земное существование не имеет собственной бытийности, это арена борьбы добра и зла. В Европе естественный уровень бытия - от теологии до права и техники - скрупулезно упорядочивал, регламентировал и мораль, и межличностные отношения (культура контракта). В России слабо развит серединный пласт культуры. Господство духа юридического контракта чуждо для русского человека, который более ориентирован на возвышенные идеалы и который не формален, задушевен в общении, непосредственно открыт Богу, людям и природе. Но недостаток буферной зоны естественного отзывается в русском человеке не только достоинствами.
Европейская горизонталь (земная укорененность) и русская вертикаль (устремленность к горнему) определяют различия в мировоззрении и характере народов. Русский человек пребывает в мире сем не от мира сего, он ощущает себя странником и пришельцем на этой грешной земле и устремлен к горнему. Поэтому он больше озабочен духовными, бытийными, а не потребительскими интересами, в то время как западный человек стремится самоустраняться от сложных вопросов и важнейших проблем. "Русский народ не любит гоняться за внешностию: он больше всего ценит дух, мысль, суть дела" (Ф.М. Достоевский). Русский больше склонен к внутреннему совершенствованию, а не к внешнему успеху, он больше печется о спасении души, а не о завоевании мира или приобретении земных благ, и поэтому же в жизни он вполне неприхотлив. "Он любит этот мир не ради его самого, а ради выявления в нем Божественного мира. Он ценит этот мир лишь постольку, поскольку видит в нем исходный материал для осуществления своей миссии... Русский не выносит расхождения между истиной и действительностью. Примечательно, что в русском языке для двух этих понятий существует одно и то же слово - правда. В своем редком двойном смысле оно означает то, что есть, и то, что должно быть. Русский не может жить иначе, как, не задумываясь, вносить элементы высшего порядка в вещественный мир, даже если этот мир их отторгает. В конечном счете земное приносится в жертву идее" (В. Шубарт).
Православная религиозность вырабатывала "тип русского человека с его недовольством этим миром, с его душевной мягкостью, с его нелюбовью к могуществу этого мира, с его устремленностью к миру иному, к концу, к Царству Божиему. Русская народная душа воспитывалась не столько проповедями и доктринальным обучением, сколько литургически и традицией христианского милосердия, проникшей в самую глубину душевной структуры" (Н.А. Бердяев).
Многие века христианское благовестие было жизненным призывом для русского человека. "Религия для русского - не второстепенное дело, которое "имеет кое-что сказать", не воскресная разгрузка благочестивых чувств, которые в жизни не находят применения, не обязательная церковная служба, после которой человек опять семь дней бесцеремонно ступает по жесткой мостовой повседневности. Верующий русский всегда несколько "одержим", не в смысле, что он "рвет и мечет", а в том, что он все же чем-то ожесточен, так что время от времени должен уговаривать себя, чтобы не "выпасть" окончательно из скучной колеи повседневности. А если он молод, ему слишком хочется добиться своего с прямолинейным радикализмом и честной последовательностью, тут же, сегодня же, сейчас же. Перед лицом Божиим русский в своем "да" и "нет" - честен. Религия для него является чем-то "бескомпромиссным". Эту склонность и особенность восточного благочестия на Западе склонны воспринимать и оценивать скорее как исключение. Как ты веруешь, так и реализуешься в жизни: за верой следует воля, за ней - слово, за словом - дело; остальное равносильно предательству собственной веры. Этот посыл застрял где-то в сердце и в жилах каждого русского, это ощущение в каждом русском может пробудиться внезапно и перевернуть всю его жизнь" (И.А. Ильин).
"Во что веруешь - то и имеешь". Русское мироощущение ориентировано на Абсолют и ищет абсолютное начало во всем, поэтому тяготеет к органичной цельности, избегает дробления на самодовлеющие сферы. "У русских, с их четко выраженной способностью к цельному созерцанию, всегда было сильно развито чувство, что ничто не следует рассматривать в отдельности" (В. Шубарт). Русское сознание универсально, всеобъемлюще, это народ, "естественное влечение которого - всеобъемлющая многосторонность духа" (В.Ф. Одоевский). Русскому присуща "устремленность к чему-то бесконечному. У русских всегда есть жажда иной жизни, иного мира, всегда есть недовольство тем, что есть. Эсхатологическая устремленность принадлежит к структуре русской души. Странничество - очень характерное русское явление, в такой степени незнакомое Западу. Странник ходит по необъятной Русской земле, никогда не оседает и ни к чему не прикрепляется. Странник ищет правды, ищет Царства Божиего, он устремлен вдаль. Странник не имеет на земле своего града, он устремлен к Граду Грядущему. Народный слой всегда выделял из своей среды странников... Есть не только физическое, но и духовное странничество. Оно есть невозможность успокоиться ни на чем конечном, устремленность к бесконечному" (Н.А. Бердяев).
Русский национальный дух органично соборен, в больном состоянии соборность оборачивалась тоталитарностью - общностью во зле. По мере отчуждения от православного жизнеощущения сознание образованных слоев становилось все дробным, расколотым и вместе с тем тоталитарным - всецело захваченным частным принципом.
С универсальной ориентацией русского духа и отсутствием серединной культуры связан русский максимализм: стремление к абсолютному во всем, к цельности мировоззрения, равнодушие к частному, частичному, неумение и нежелание рассматривать проблемы партикулярно (отъединенно от общего смысла), неумение находить компромисс... Как можно найти компромисс между добром и злом?! В то время как европейская культура построена на компромиссе интересов и компромиссе ценностей. Отсутствие серединного царства сказывается у русских "неискушенностью в выборе более цивилизованных пропорций добра и зла" (Г.В. Федотов), впадением в крайности, вплоть до противоположностей святое - звериное. Русскому духу не свойственна отвлеченная игра с понятиями, он с трудом мыслит частно, секулярно. "Русские вообще плохо понимают значение относительного, ступенность исторического процесса, дифференциацию разных сфер культуры. С этим связан русский максимализм. Русская душа стремится к целостности, она не мирится с разделением всего по категориям, она стремится к Абсолютному и все хочет подчинить Абсолютному, и это религиозная в ней черта. Но она легко совершает смешение, принимает относительное за абсолютное, частное за универсальное, и тогда она впадает в идолопоклонство. Именно русской душе свойственно переключение религиозной энергии на нерелигиозные предметы, на относительную и частную сферу науки или социальной жизни" (Н.А. Бердяев). Религиозная катастрофа для русского человека губительна: с потерей Божественного образа русский человек теряет и человеческий облик. Ибо нет серединного мира и нет средней меры во всем.
С метафизической ориентацией русского духа связана склонность к философским размышлениям. Иронично писал об увлеченности предельными вопросами русских мальчиков Ф.М. Достоевский: "Вот, например, здешний трактир, вот они и сходятся, засели в угол. Всю жизнь прежде не знали друг друга, а выйдут из трактира, сорок лет опять не будут знать друг друга, ну и что ж, о чем они будут рассуждать, пока поймали минутку в трактире-то? О мировых вопросах, не иначе: есть ли Бог, есть ли бессмертие? И множество, множество самых оригинальных русских мальчиков только и делают, что о вековечных вопросах говорят... Да, настоящим русским, конечно, это первые вопросы и прежде всего, да так и надо". Богословско-философский интерес проявляется не только у интеллигенции и молодежи: "Русскому народу свойственно философствовать. Русский безграмотный мужик любит ставить вопрос философического характера - о смысле жизни, о Боге, о вечной жизни, о зле и неправде, о том, как осуществить Царство Божие" (Н.А. Бердяев). Причем философичность как стремление к поиску смысла во всем сказывается не только в умствовании, но и в жизни; для русского истина есть прежде всего истинная жизнь, поискам которой и служит философия: "Русский ищет нечто главное, нечто самое важное, законченное, что он понял и признал, на чем он хочет "строить", чтобы полностью исчерпать себя, отдав весь свой темперамент, свою любовь, радость самопожертвования" (И.А. Ильин). В безрелигиозном сознании философическая склонность вырождалась в беспредметное абстрагирование и утопизм, ибо не было скреп серединной культуры. Так, русская интеллигенция "умудрялась даже самым практическим общественным интересам придавать философский характер... Черта эта отразилась в нашей публицистике, которая учила смыслу жизни и была не столько конкретной и практической, сколько отвлеченной и философской даже в рассмотрении проблем экономических" (Н.А. Бердяев).
О религиозной всеобъятности русской души писал Иван Ильин: "Русская мысль в основе своей религиозна, выдержана в созерцательно-интуитивном духе, обусловлена личностно-общественной установкой; она созерцательна даже в сфере высшей математики (у Лобачевского, Лузина и др.). Она религиозно окрашена у всех по-настоящему глубоких русских философов; она интуитивна у всех русских историков и, что особенно заметно, в среде своеобразной русской медицины, которая врачует больного как единственное в своем роде страждущее существо, требующее конкретно-индивидуального подхода и созерцательного метода исцеления". Не только сознание, все проявления русского духа ориентированы религиозно: "Русская воля получает свой размах только тогда, когда она что-то любит (патриотизм), и разворачивается ее невиданная удаль только тогда, когда эта любовь в основе своей религиозна. Русское искусство поет и светится только тогда, когда созерцает сердцем; как только русская поэзия начинает пренебрегать национальной структурой этого акта, она неизменно оскудевает, приходит в упадок. Русская живопись находит, к сожалению, малый отзвук в сегодняшней Европе как раз потому, что рассудочно настроенное воображение европейца способно тронуть только нечто чувственно-материальное и конструктивное; сердце свое он оставляет дома, а об истинном созерцании сердцем имеет весьма отдаленное представление... Русский театр есть не что иное, как театр духа, возникший из природной потребности отдаваться созерцанию всем существом" (И.А. Ильин).
Православное отношение к Богу - сострадание страстям Господним и благоговение перед воскресением Спасителя - воспитывало в русском человеке смиренное принятие тягот жизни и трудов, нужды и лишений, болезней и печалей как очищающее крестонесение. "В этом религиозный источник русской стойкости и терпения, что нельзя объяснить, исходя из исключительно биологической витальности русских. Отсюда колоссальная выносливость и сила жертвенности русского народа. Верующий русский в молитвах и в мирской жизни называет себя "рабом Божиим". Причем слово "раб" производное от слова "работать". Именно в этом глубоком смысле оно воспринимается и используется в церковно-славянском языке... В данном случае "раб Божий" скорее будет означать "труженик Божий", "слуга Божий"" (И.А. Ильин). Переживая сораспятие Христу, "верующий русский всегда готов к страданию. В "бессмысленное" страдание он вообще-то не поверит. И если страдание настигает его, то он смотрит не в прошлое - на "причины", "вину", а скорее в будущее, на преодоление страдания, его "смысл", его "цель", в надежде на очищение и наставление. Верующий православный убежден, что напрасных страданий не бывает; что Христос на земле пострадал "ради нас"; что Христос любит каждого страдальца и разделяет с ним его страдание. Не зря же народная мудрость гласит: "Христос терпел и нам велел"" (И.А. Ильин). Православие учило воспринимать благовестие Спасителя как религию любви - Господь есть любовь, что гармонировало с природной добротой русской души. Любовь к личному Богу углубляла любовь к конкретному человеку: "Русское этическое сознание ставит любовь и сострадание к человеку выше любви к государству, к нации, к отвлеченной морали, к семье, к науке, к цивилизации и прочему" (Н.А. Бердяев).
http://www.pravoslavie.ru/jurnal/071120152156
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Актом национальной самоидентификации - самосознания русского народа было крещение в Православие. Принадлежность к русскому народу всегда определялась не этнически, а по религиозным и культурным признакам, ибо "греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер" (А.С. Пушкин). После крещения разные племена сложились в единый народ. Истории известна аналогия: исход из Египта семитских племен, которые Моисей объединил верой в Единого Бога Яхве, - религия явилась основанием формирования и существования еврейского народа. Выбрав Православие, русский народ оформил себя; талантливая природа увидела себя в духовном зерцале православной религиозности, огранила и определила свою сущность. Православная культура не подавляет богатую природу славянина, обуздывает, окультуривает, созидательно ориентирует душевную энергию, претворяя стихийные доблести в добродетели нравственного существа. "Уже самая сущность новой религии - любовь к ближнему, столь доступная общему пониманию, - и вместе с тем прекращение кровавых человеческих жертв ненасытному Перуну не могли не произвести благодетельного переворота в народных представлениях о Верховном существе и не повлиять на смягчение грубых, жестоких нравов" (Д.И. Иловайский). Вместе с церковнославянским языком народ получил космос духовных традиций: античности, платонизма и неоплатонизма, патристики, Византии, - обретя доступ к истокам христианства. Акт духовного рождения наделяет народ своеобразными архетипическими свойствами. Отныне в русском характере отразились православные доминанты: духовность, соборность, универсальность, антиномичность, которые по-разному сказывались на разных уровнях культуры. "Вера в Бога давала русскому народу живую совесть, мудрое терпение, тихое трудолюбие, умение прощать и повиноваться, веру в царя, храбрость, преданность, любовь к родине и способность освещать и освящать лучами этой веры весь свой жизненный уклад - и быт, и труд, и природу, и самую смерть" (И.А. Ильин).
Христианство наиболее метафизическая религия. На судьбе русского народа запечатлено метафизическое тяготение, своего рода метафизическое предпочтение. Это сказывалось в философичности характера, в пренебрежении к благоустройству обыденной жизни, а также в эмпирических измерениях: народ освоил огромные суровейшие пространства, руководствуясь неким идеалом преображения бытия. Православную соборность народ принял как свое, родное. Многое в русской жизни определялось ею, в частности созидание империи - через собирание земель, соборное существование множества племен и религий. Соборность являлась основой русского национального идеала - единство многообразия в Церкви, обществе, государстве; братство и национальная солидарность. Национальный идеал оказывал влияние на формирование характера русского человека, в котором уживались противоположные качества. Выживаемость сочеталась с уживчивостью, самобытность со всечеловечностью - открытостью другим культурам и влияниям. Христианский универсализм сказался в открытости Востоку и Западу, в умении переплавлять различные культурные влияния, разрешать разнообразные проблемы. "Русская национальность есть мировая национальность, никогда не замыкавшаяся в круге племенных интересов, но всегда несшая идеалы общечеловеческой жизни, всегда умевшая дать место в своем деле и в своей жизни множеству самых разнообразных племен" (Л.А. Тихомиров).
В сути своей христианство антиномично: Триединый Бог, ипостаси Которого едины и неслиянны, Бого-человек, "смертию смерть поправ", через крест - воскресение, человек - не от мира сего, но в мире сем... Сверху антиномичность русского характера определялась религиозностью, снизу противоречивость характера народа усиливалась противоречивой судьбой. Отсюда склонность к крайностям при тяготении к гармонии, русская вольница при государственном закрепощении, сочетание централизации при самоуправлении земель.
Русская православная религиозность отличается от западной католической и протестантской, что усугубило различие русской и европейской души. "Существеннейшее и драгоценнейшее отличие Православия от римского католицизма (а потому и от взбунтовавшихся против него детей его - всех протестантских исповеданий) лежит не в догматической сфере, не в обрядовой и не в церковно-организационной, а в сфере религиозного акта и его строения... Все зависит от того, какие силы человека и народа - их души и духа - определяют самое верование, какие силы главные и первичные - и какие душевно-духовные силы являются вторичными и подчиненными. Православный человек движим другими первичными силами, чем католик. И в этом главное, неизменимое, неизвратимое, определившее русскую душу, ее религию и культуру" (И.А. Ильин).
Религия определяет культуру, жизненный уклад, характер народа. "Возможность оправдания делами есть основное положение всего католицизма. Им доказывается необходимость дел; человек должен творить дела оттого, что делами он оправдывается... Вот почему дела, внешние подвиги стоят так высоко в католицизме, так исключительно господствуют в жизни, им созданной" (Ю.Ф. Самарин). Западноевропейское христианство ориентирует человека на культ деятельности, на социальный успех, на внешнюю экспансию, на господство над природой. Русское Православие воспитывает созерцательность и духовную углубленность, способность любви к Богу и к людям. Макс Вебер писал о том, что западная ментальность характеризуется преобладанием "целе-рационального" поведения, в котором главное - результат действия. В православном жизнеощущении преобладает "ценностно-рациональная" установка, в которой действия человека оцениваются в соответствии с правильной линией поведения - не по конкретному результату, а в соответствии с традиционными религиозными, этическими, эстетическими и общественными ценностями. И.А. Ильин описывает онтологические характеристики европейской и русской религиозности: "Вера католика есть акт воли. Личной воли и церковной воли. Больше церковной, чем личной. Потом акт мысли - личной мысли и церковной мысли. Больше церковной, чем личной. Все остальное есть в католицизме подчиненное, несущественное, нехарактерное или прямо утраченное. Вера православного есть акт любви. Потом акт созерцания. Созерцающая же любовь есть совесть. Все остальное в Православии - воля, мысль, дисциплина - имеет значение вторичное и подчиненное. В этом главное различие. Отличие Иоанновского духа не от Павловского, а от не-Иоанновского и противо-Иоанновского".
Генезис европейской религиозности породил ее основные тенденции. "Католик унаследовал свой религиозный акт - от римской, древнеримской культуры, которая была культурой воли, юридической воли, властной воли, воли к господству над миром. И в то же время культурою мысли, не философской мысли, не разумной мысли, не созерцающей мысли, а мысли отвлеченной, рассудочной, ясной, трезвой, земной, эмпирической. Римлянин дохристианской эпохи был человеком волевой власти, вооруженного господства, трезвой логики, прозаического организаторства. В общем - стихии земной и трезвой. Не стихии любви. Стихии юридически-государственной, стихии договора, авторитета, покорения; стихии не совестной; не созерцающей; не любовной. Элемент расчета и пользы, выгоды и кары, сделки и оружия преобладал здесь над всем и делал римлянина, наподобие иудея, существом жестоковыйным и к христианству до крайности не предрасположенным. Этот акт - как национальный акт римского народа - влился иррационально в христиан римской нации - проник в католическую Церковь - определил ее ментальность, и веру, и этику, и организацию... Католик верует тогда, когда он решит веровать - и начнет заставлять себя верить. Поэтому неверие - как акт злой воли - было для него всегда преступлением; отсюда наказания безбожников, инквизиция, костры, крестовые походы против еретиков и знаменитый трактат "Молот ведьм", написанный в 1487 году двумя инквизиторами... Эта книга обнаруживает изумительную логику, прекрасное знание Ветхого и Нового Завета, удивительную зоркость в клиническом описании женской истерии - и дает систематическое наставление, как надлежит, какими нечеловеческими пытками и муками пытать от имени Христа и во славу Христа истерически больных женщин. Я готов признать, что она одна из самых цельных, страшных и безбожных книг... Этим актом воли и рассудка определяется и нравственное учение католицизма. С неподражаемым мастерством логики и знания оно изложено в моральных трактатах отцов иезуитов... Все случаи и положения жизненного конфликта предусмотрены здесь и разрешимы с точки зрения их допустимости, греховности и простительности. Здесь есть и ум, и логика, и опыт, и теологическое образование. Но здесь нет ни сердца, ни живого созерцания, ни совести, а потому нет Христа и христианства. Здесь есть искусное разрешение лжи, коварства, порочности и предательства; здесь есть учение о том, что церковная цель оправдывает все и всяческие средства; но здесь нет ни любви, ни доброты, ни Божией благодати" (И.А. Ильин).
В православном воспитании коренятся основания противоречивости русского характера. В католическом мировоззрении бытие состоит из трех уровней: мир сей представляет собой сферу естественного, которая находится между небесной сферой сверхъестественного и областью зла - противоестественного. В русском православном миросозерцании мир делится на две сферы - Божественную и адскую. Земное существование не имеет собственной бытийности, это арена борьбы добра и зла. В Европе естественный уровень бытия - от теологии до права и техники - скрупулезно упорядочивал, регламентировал и мораль, и межличностные отношения (культура контракта). В России слабо развит серединный пласт культуры. Господство духа юридического контракта чуждо для русского человека, который более ориентирован на возвышенные идеалы и который не формален, задушевен в общении, непосредственно открыт Богу, людям и природе. Но недостаток буферной зоны естественного отзывается в русском человеке не только достоинствами.
Европейская горизонталь (земная укорененность) и русская вертикаль (устремленность к горнему) определяют различия в мировоззрении и характере народов. Русский человек пребывает в мире сем не от мира сего, он ощущает себя странником и пришельцем на этой грешной земле и устремлен к горнему. Поэтому он больше озабочен духовными, бытийными, а не потребительскими интересами, в то время как западный человек стремится самоустраняться от сложных вопросов и важнейших проблем. "Русский народ не любит гоняться за внешностию: он больше всего ценит дух, мысль, суть дела" (Ф.М. Достоевский). Русский больше склонен к внутреннему совершенствованию, а не к внешнему успеху, он больше печется о спасении души, а не о завоевании мира или приобретении земных благ, и поэтому же в жизни он вполне неприхотлив. "Он любит этот мир не ради его самого, а ради выявления в нем Божественного мира. Он ценит этот мир лишь постольку, поскольку видит в нем исходный материал для осуществления своей миссии... Русский не выносит расхождения между истиной и действительностью. Примечательно, что в русском языке для двух этих понятий существует одно и то же слово - правда. В своем редком двойном смысле оно означает то, что есть, и то, что должно быть. Русский не может жить иначе, как, не задумываясь, вносить элементы высшего порядка в вещественный мир, даже если этот мир их отторгает. В конечном счете земное приносится в жертву идее" (В. Шубарт).
Православная религиозность вырабатывала "тип русского человека с его недовольством этим миром, с его душевной мягкостью, с его нелюбовью к могуществу этого мира, с его устремленностью к миру иному, к концу, к Царству Божиему. Русская народная душа воспитывалась не столько проповедями и доктринальным обучением, сколько литургически и традицией христианского милосердия, проникшей в самую глубину душевной структуры" (Н.А. Бердяев).
Многие века христианское благовестие было жизненным призывом для русского человека. "Религия для русского - не второстепенное дело, которое "имеет кое-что сказать", не воскресная разгрузка благочестивых чувств, которые в жизни не находят применения, не обязательная церковная служба, после которой человек опять семь дней бесцеремонно ступает по жесткой мостовой повседневности. Верующий русский всегда несколько "одержим", не в смысле, что он "рвет и мечет", а в том, что он все же чем-то ожесточен, так что время от времени должен уговаривать себя, чтобы не "выпасть" окончательно из скучной колеи повседневности. А если он молод, ему слишком хочется добиться своего с прямолинейным радикализмом и честной последовательностью, тут же, сегодня же, сейчас же. Перед лицом Божиим русский в своем "да" и "нет" - честен. Религия для него является чем-то "бескомпромиссным". Эту склонность и особенность восточного благочестия на Западе склонны воспринимать и оценивать скорее как исключение. Как ты веруешь, так и реализуешься в жизни: за верой следует воля, за ней - слово, за словом - дело; остальное равносильно предательству собственной веры. Этот посыл застрял где-то в сердце и в жилах каждого русского, это ощущение в каждом русском может пробудиться внезапно и перевернуть всю его жизнь" (И.А. Ильин).
"Во что веруешь - то и имеешь". Русское мироощущение ориентировано на Абсолют и ищет абсолютное начало во всем, поэтому тяготеет к органичной цельности, избегает дробления на самодовлеющие сферы. "У русских, с их четко выраженной способностью к цельному созерцанию, всегда было сильно развито чувство, что ничто не следует рассматривать в отдельности" (В. Шубарт). Русское сознание универсально, всеобъемлюще, это народ, "естественное влечение которого - всеобъемлющая многосторонность духа" (В.Ф. Одоевский). Русскому присуща "устремленность к чему-то бесконечному. У русских всегда есть жажда иной жизни, иного мира, всегда есть недовольство тем, что есть. Эсхатологическая устремленность принадлежит к структуре русской души. Странничество - очень характерное русское явление, в такой степени незнакомое Западу. Странник ходит по необъятной Русской земле, никогда не оседает и ни к чему не прикрепляется. Странник ищет правды, ищет Царства Божиего, он устремлен вдаль. Странник не имеет на земле своего града, он устремлен к Граду Грядущему. Народный слой всегда выделял из своей среды странников... Есть не только физическое, но и духовное странничество. Оно есть невозможность успокоиться ни на чем конечном, устремленность к бесконечному" (Н.А. Бердяев).
Русский национальный дух органично соборен, в больном состоянии соборность оборачивалась тоталитарностью - общностью во зле. По мере отчуждения от православного жизнеощущения сознание образованных слоев становилось все дробным, расколотым и вместе с тем тоталитарным - всецело захваченным частным принципом.
С универсальной ориентацией русского духа и отсутствием серединной культуры связан русский максимализм: стремление к абсолютному во всем, к цельности мировоззрения, равнодушие к частному, частичному, неумение и нежелание рассматривать проблемы партикулярно (отъединенно от общего смысла), неумение находить компромисс... Как можно найти компромисс между добром и злом?! В то время как европейская культура построена на компромиссе интересов и компромиссе ценностей. Отсутствие серединного царства сказывается у русских "неискушенностью в выборе более цивилизованных пропорций добра и зла" (Г.В. Федотов), впадением в крайности, вплоть до противоположностей святое - звериное. Русскому духу не свойственна отвлеченная игра с понятиями, он с трудом мыслит частно, секулярно. "Русские вообще плохо понимают значение относительного, ступенность исторического процесса, дифференциацию разных сфер культуры. С этим связан русский максимализм. Русская душа стремится к целостности, она не мирится с разделением всего по категориям, она стремится к Абсолютному и все хочет подчинить Абсолютному, и это религиозная в ней черта. Но она легко совершает смешение, принимает относительное за абсолютное, частное за универсальное, и тогда она впадает в идолопоклонство. Именно русской душе свойственно переключение религиозной энергии на нерелигиозные предметы, на относительную и частную сферу науки или социальной жизни" (Н.А. Бердяев). Религиозная катастрофа для русского человека губительна: с потерей Божественного образа русский человек теряет и человеческий облик. Ибо нет серединного мира и нет средней меры во всем.
С метафизической ориентацией русского духа связана склонность к философским размышлениям. Иронично писал об увлеченности предельными вопросами русских мальчиков Ф.М. Достоевский: "Вот, например, здешний трактир, вот они и сходятся, засели в угол. Всю жизнь прежде не знали друг друга, а выйдут из трактира, сорок лет опять не будут знать друг друга, ну и что ж, о чем они будут рассуждать, пока поймали минутку в трактире-то? О мировых вопросах, не иначе: есть ли Бог, есть ли бессмертие? И множество, множество самых оригинальных русских мальчиков только и делают, что о вековечных вопросах говорят... Да, настоящим русским, конечно, это первые вопросы и прежде всего, да так и надо". Богословско-философский интерес проявляется не только у интеллигенции и молодежи: "Русскому народу свойственно философствовать. Русский безграмотный мужик любит ставить вопрос философического характера - о смысле жизни, о Боге, о вечной жизни, о зле и неправде, о том, как осуществить Царство Божие" (Н.А. Бердяев). Причем философичность как стремление к поиску смысла во всем сказывается не только в умствовании, но и в жизни; для русского истина есть прежде всего истинная жизнь, поискам которой и служит философия: "Русский ищет нечто главное, нечто самое важное, законченное, что он понял и признал, на чем он хочет "строить", чтобы полностью исчерпать себя, отдав весь свой темперамент, свою любовь, радость самопожертвования" (И.А. Ильин). В безрелигиозном сознании философическая склонность вырождалась в беспредметное абстрагирование и утопизм, ибо не было скреп серединной культуры. Так, русская интеллигенция "умудрялась даже самым практическим общественным интересам придавать философский характер... Черта эта отразилась в нашей публицистике, которая учила смыслу жизни и была не столько конкретной и практической, сколько отвлеченной и философской даже в рассмотрении проблем экономических" (Н.А. Бердяев).
О религиозной всеобъятности русской души писал Иван Ильин: "Русская мысль в основе своей религиозна, выдержана в созерцательно-интуитивном духе, обусловлена личностно-общественной установкой; она созерцательна даже в сфере высшей математики (у Лобачевского, Лузина и др.). Она религиозно окрашена у всех по-настоящему глубоких русских философов; она интуитивна у всех русских историков и, что особенно заметно, в среде своеобразной русской медицины, которая врачует больного как единственное в своем роде страждущее существо, требующее конкретно-индивидуального подхода и созерцательного метода исцеления". Не только сознание, все проявления русского духа ориентированы религиозно: "Русская воля получает свой размах только тогда, когда она что-то любит (патриотизм), и разворачивается ее невиданная удаль только тогда, когда эта любовь в основе своей религиозна. Русское искусство поет и светится только тогда, когда созерцает сердцем; как только русская поэзия начинает пренебрегать национальной структурой этого акта, она неизменно оскудевает, приходит в упадок. Русская живопись находит, к сожалению, малый отзвук в сегодняшней Европе как раз потому, что рассудочно настроенное воображение европейца способно тронуть только нечто чувственно-материальное и конструктивное; сердце свое он оставляет дома, а об истинном созерцании сердцем имеет весьма отдаленное представление... Русский театр есть не что иное, как театр духа, возникший из природной потребности отдаваться созерцанию всем существом" (И.А. Ильин).
Православное отношение к Богу - сострадание страстям Господним и благоговение перед воскресением Спасителя - воспитывало в русском человеке смиренное принятие тягот жизни и трудов, нужды и лишений, болезней и печалей как очищающее крестонесение. "В этом религиозный источник русской стойкости и терпения, что нельзя объяснить, исходя из исключительно биологической витальности русских. Отсюда колоссальная выносливость и сила жертвенности русского народа. Верующий русский в молитвах и в мирской жизни называет себя "рабом Божиим". Причем слово "раб" производное от слова "работать". Именно в этом глубоком смысле оно воспринимается и используется в церковно-славянском языке... В данном случае "раб Божий" скорее будет означать "труженик Божий", "слуга Божий"" (И.А. Ильин). Переживая сораспятие Христу, "верующий русский всегда готов к страданию. В "бессмысленное" страдание он вообще-то не поверит. И если страдание настигает его, то он смотрит не в прошлое - на "причины", "вину", а скорее в будущее, на преодоление страдания, его "смысл", его "цель", в надежде на очищение и наставление. Верующий православный убежден, что напрасных страданий не бывает; что Христос на земле пострадал "ради нас"; что Христос любит каждого страдальца и разделяет с ним его страдание. Не зря же народная мудрость гласит: "Христос терпел и нам велел"" (И.А. Ильин). Православие учило воспринимать благовестие Спасителя как религию любви - Господь есть любовь, что гармонировало с природной добротой русской души. Любовь к личному Богу углубляла любовь к конкретному человеку: "Русское этическое сознание ставит любовь и сострадание к человеку выше любви к государству, к нации, к отвлеченной морали, к семье, к науке, к цивилизации и прочему" (Н.А. Бердяев).
http://www.pravoslavie.ru/jurnal/071120152156
