27-го июня большевики поставили свою батарею где-то в роще и стали обстреливать переправу через Волгу. Пристрелялись, и связь с городом нарушилась. Можно переправляться только ночью, хотя даже и ночью большевики обстреливают Волгу. Мы стали голодать - пришлось пищу доставать в близлежащих деревнях. Деревеньки малы и бедны, и не в состоянии были прокормить такое количество людей.
С утра красные стали наступать. Наступало их до двух с половиной тысяч - четыре цепи. Артиллерия их била по нашей цепи безжалостно, и мы несли большие потери.
Пулеметы наши работали беспрестанно; восставшие дрались храбро, однако красные наступали волнами. Наша цепь дрогнула и стала отходить назад. Я со своим адъютантом бросился к цепям и успел удержать их возле деревенек. Мы засели по домам и открыли огонь по наступающим. Красные открыли огонь из орудий по деревеньке, а сами залегли в двухстах шагах и поддерживали сильный ружейный и пулеметный огонь.
Мы крепко сидели в поселке, несмотря на то, что снаряды разворачивали маленькие избушки и уносили много жизней.
Бой кипел долго. Наша артиллерия пристрелялась по большевицкой цепи, и они терпели большой урон. Не выдержав огня, красные стали отходить, мы же преследовали их и заняли свои окопчики. Бой длился 8 часов. Почти все потеряли представление о времени, до того были увлечены боем.
Я думал, что бой продолжался не более 2-3 часов.
Взглянул на часы - 5 часов пополудни. Думал, что часы идут неправильно. Спрашивал многих "который час", и все разно отвечали, кто - "9 часов", кто - "12", кто - "2".
Потерь у нас было много, сколько, не пришлось посчитать, но думаю, что не меньше, чем 30%. До вечера мы убирали трупы и сносили их в реку. Насчитали полтораста трупов.
Вечером пошел дождик, и все восставшие бросились бежать из окопов в поселок. Я был возмущен этим, тотчас же погнал их обратно в окопы. Все были недовольны и роптали. Никто не верил в то, что большевики пойдут в наступление. Мои опасения и предосторожности не оказались напрасными.
В 12 часов ночи разразился ливень, сопровождаемый молнией и грозой. Я не в силах был удержать своих людей в окопах и поэтому решил отойти в поселок. Это вышло даже к лучшему. Людей я расположил на отдых, а все пулеметы выставил в окнах. Были усилены караулы и патрули. Часа в три ночи, перед рассветом красные решили сделать налет. Мы услыхали крик "Ура!" - красные, зная, где наши позиции, подкрались к ним и крикнули "Ура". Наши пулеметчики открыли огонь из поселка по старым нашим позициям. Весь отряд был моментально на ногах, и мы, перейдя в атаку, отогнали большевиков. У нас потерь не было.
28 июня. На рассвете я послал экстренное донесение в штаб армии и просьбу о помощи. Посланный был ранен осколком шрапнели при переправе через реку, однако поручение, возложенное на него, исполнил. Я не знал, что принесет нам сегодняшний день.
Послал просьбу ("не приказание", так как батарея не была подчинена мне) - обстреливать рощу как можно чаще, чтобы не дать противнику накапливаться. Идти вперед не мог, так как это не входило в наши задачи. Отряд мой был потрепан довольно основательно и в строю едва ли находилось свыше 1000-1200 человек. Надо было во что бы то ни стало держаться до вечера, до тех пор, пока не удастся получить подкреплений с того берега. Достал кусок оберточной бумаги в поселке и стал детально излагать свое мнение о положении вещей на моем участке. Эту бумагу решено было послать с наступлением темноты.
Часов в 12 дня красные большими массами перешли в наступление против наших позиций. Сколько их было - трудно сказать.
Если бы не простая случайность, то, несомненно, они сбросили бы нас в Волгу. Но наша артиллерия уже успела хорошо пристреляться к местности. Наша артиллерия так великолепно била, что после 20-30 снарядов красные заволновались. Наши пулеметы очень удачно открыли огонь, мы тоже встали из окопчиков и перешли в контратаку. Бой продолжался не более одного часа - красные бежали.
Артиллерийским огнем было убито около 40 человек.
К вечеру большевики опять перешли в наступление, но действовали как-то вяло. Наша артиллерия и пулеметы легко отбили их атаки.
Часов в 11 вечера красные в последний раз пытались овладеть нашими позициями. Бой длился часа два - потерь у нас не было, у большевиков - не знаю. Я спешно послал курьера с воплем о помощи. Целую ночь не спали, так как ждали нападения противника, однако ночь прошла спокойно.
29-го июня. День моих именин - Св. Апостолов Петра и Павла. Перед рассветом получил из штаба армии бумажку, в которой говорилось, что мне послана подмога - 1 000 человек. Это подняло настроение. Когда восток стал бледнеть, прибыли первые лодки и паровые катера с подкреплением. Пока шла выгрузка, рассвело, и большевики перешли в наступление. Их было не менее 4 тысяч человек. Бой был длительный и ожесточенный. Подкрепление, прибывшее из города, засело в деревеньке и боялось двигаться вперед. Я помчался туда, выгнал их из изб и погнал в цепь. Появление резерва подняло дух наших войск, и они, перейдя в атаку, опрокинули красных. Артиллерия была выше всякой похвалы. Я считаю, что красные до сих пор ничего не могли нам сделать только благодаря нашей артиллерии и пулеметам. Пулеметчики были ветераны Великой войны и действовали очень хладнокровно. Красные не отступили, но спрятались в роще, и их артиллерия стала бить по нашей цепи. Били часа два и пристрелялись. Мы стали нести потери в людях. Цепь заволновалась, и начались отдельные случаи бегства. Оставаться на месте более нельзя было - надо было что-либо предпринять. Я решил двинуться вперед, чтобы атаковать рощу.
Красные, заметив это, вышли из рощи и перешли в контратаку. Наша артиллерия тотчас же открыла ураганный огонь по неприятелю. Красные залегли, мы тоже. Наша артиллерия быстро нащупала их и стала бить. Мы постреляли минут 30 и перешли в контратаку. Красные отошли, а мы, дойдя до опушки рощи залегли, и таким образом мы не терпели урона от неприятельской артиллерии. Через час большевики опять перешли в контратаку и отогнали нас на старые позиции. Как только большевики показались из рощи, наша артиллерия опять стала метко бить по их цепи, и они залегли. Мы перешли в контратаку и вновь загнали их в рощу.
Так продолжалось до самого вечера: красные несколько раз загоняли нас в окопчики, и мы, в свою очередь, гнали их в рощу. В этот день у нас было около 30 человек убитых и около 50 человек раненых.
Потери - сравнительно небольшие.
30 июня. В ночь на 30 июня красные все время обстреливали наши позиции, как ружейным, так и артиллерийским огнем. Потерь у нас не было, но нервы были напряжены.
С утра неприятельская артиллерия, к тому времени значительно усилившаяся и пополнившаяся, стала бить по нашей батарее, чтобы заставить ее переменить позицию. Наши пушки не отвечали. Артиллерия била до трех часов дня, было выпущено около тысячи снарядов. Когда пушки прекратили свою работу, красная пехота перешла в атаку, но тут опять заговорили наши пушки, и большевики были отбиты.
В 5 часов вечера красная артиллерия стала бить по нашей батарее и по окопам.
Так продолжалось до наступления темноты, а затем все стихло. Настала какая-то жуткая тишина...
Мы приготовились. Мы думали, что большевики пойдут в атаку, однако всюду было тихо. Эта тишина сильно действовала на нервы, казалось, что "там" что-то творится, что принесет смерть. Все люди очень нервничали, и мне большого труда стоило успокоить их.
В час ночи получил из штаба армии записку, подписанную генералом Перхуровым - сдать командование храброму и дельному офицеру, а самому явиться в штаб армии, который уже перешел в здание Государственного банка, так как красные разбили артиллерийским огнем здание Мариинской женской гимназии.
Я сдал командование подполковнику Шадовскому, человеку энергичному и храброму, а сам сел на паровой катер и отправился на ту сторону.
Было везде тихо, только где-то на окраинах шла ружейная и пулеметная стрельба.
В городе было темно, так как электрическая станция была разбита.
Во многих местах горели городские здания и освещали длинные улицы, по которым ходили патрули. Витрины в магазинах были разбиты, так как город подвергся разграблению. Когда в селах узнали, что в Ярославле - восстание, до 30 тысяч крестьян явились и предложили свои услуги. Им были выданы винтовки и обмундирование. Тогда крестьяне под шумок разграбили город и уехали в свои деревни, заявив, что если большевики только вздумают показаться в селах, то они их мигом выгонят; защищать же город им вовсе нежелательно.
В штабе армии я встретился с генералом Перхуровым. Он был небрит. Увидев меня, очень обрадовался.
- Я очень доволен, полковник, действиями Заволжского отряда и вашими распоряжениями. Я поклонился и отвечал:
- Сделал то, что мог.
- Вы мне нужны здесь... Будете моим помощником, полковник. Гоппер ранен в живот. Он мне советовал вас, как человека знающего и энергичного... Итак, с настоящего момента, предлагаю вам вступить в исполнение своих обязанностей.
- Слушаюсь, ваше превосходительство, - ответил я, - но мне хотелось бы знать общее положение, обстановку...
- Нарисую ее вам в нескольких словах: мы окружены - положение безвыходное. Многие из восставших пали духом и стараются улизнуть в села и там укрыться от мести большевиков. Армия начинает испытывать недостаток в еде, так как припасы на исходе. Бои, продолжающиеся каждый день, стали в тягость населению. Света нет, воды нет. За ведром воды приходится бежать к Волге или к Которосли, рискуя жизнью, так как большевики обстреливают эти места. Кроме того, вода в реке заражена трупами. Река служила общим кладбищем для нас и для большевиков. Кроме того, откуда-то из верховьев Волги плывут разложившиеся трупы. Где и что делается - неизвестно.
С каждым днем большевики подвозили все новые и новые силы. Вблизи города есть лагерь военнопленных, в котором находится до 60 тысяч немцев и мадьяров. Мы их перестали кормить, так как не в состоянии сделать это. Они разбегаются из лагеря и грозят всей массой перейти к большевикам на службу. Поведение их очень двусмысленное...
Из-под Архангельска на днях прилетал аэроплан. Английский летчик привез мне бумагу, в которой англичане приглашают пробиваться на север, к Архангельску7. Обещают снаряжение, обмундирование и питание... На фронтах наших дела обстоят благополучно. Особенно сильно нажимают на Заволжский отряд. Каково ваше мнение?
- Видите ли, ваше превосходительство, - сказал я, - по моему мнению, большевики перенесли центр своих действий на Заволжский отряд, и его необходимо значительно усилить и придать еще несколько пушек.
- Поговорите об этом с начальником штаба, - сказал генерал.
Я отправился к начальнику штаба. На этот раз это был полковник кавказского типа, не генерального штаба, человек очень спокойный, но весьма халатный. Переговорив с ним, я убедил его послать за Волгу еще 1 000 человек, что и было тотчас же сделано. Были посланы также две пушки, действовавшие на юге. Я стал знакомиться с положением дел на фронте.
Нашел массу упущений и промахов. Так, Московский вокзал был занят лишь 20 человеками при одном пулемете. Это был очень важный пункт, и туда надо было послать больше сил. Большевики воспользовались этим и без особого боя овладели вокзалом. Еще до восстания здесь стоял какой-то железнодорожный отряд, около 2 000 человек, прекрасно вооруженный. В борьбе восставших и большевиков железнодорожники объявили нейтралитет. На поддержку этого отряда наш штаб очень рассчитывал, но обманулся.
Начальники этого отряда были очень любезны с нами, обещая всяческую поддержку, но все это были лишь слова.
Положение было безотрадное.
Часов в 9 утра я вновь встретился с генералом Перхуровым. Он подошел ко мне и спросил:
- Ну что, ознакомились с положением дел на фронте?
- Да, - сказал я.
- Что же вы посоветуете делать?
- Не знаю, - отвечал я.
Он помолчал немного, а затем сказал:
- Но делать-то что-то нужно; не бросать же армию и бежать...
- Необходимо созвать военный совет, - сказал я.
Генерал Перхуров подумал немного, а затем сказал:
- Вы правы! Итак, решено созвать военный совет.
2-го июля в зале Государственного банка состоялся военный совет. На нем присутствовало 28 генералов и 16 полковников.
Заседание совета открыл генерал Перхуров и предложил избрать председателя. Председателем был избран генерал Карпов, бывший командир 25-го армейского корпуса.
Генерал Перхуров, как командующий армией, сделал доклад о положении на фронте и, сказав, что дальше нельзя бездействовать, предложил членам совета высказаться по этому поводу.
После генерала Перхурова стал говорить генерал Карпов.
Его мнения сводились к следующему:
1) Сидеть в Ярославле и защищаться до последней капли крови. Мы не одни - если все Поволжье еще не восстало, то должно восстать, и тогда большевики не справятся с нами. Мы всегда сможем опрокинуть их и двинуться на Москву.
2) Обратить должное внимание на мобилизацию и организацию. Сформировать 4 полка пехоты. Ввиду того, что главную роль в деле восстания сыграли не ярославцы, а приезжие из других мест, обратиться к жителям города с воззванием - всем стать под ружье.
3) Переговоры о мире с большевиками, предложенные через германских пленных офицеров, отвергнуть.
Мнения по этому вопросу разделились. Генерал Перхуров внес предложение прорваться к Архангельску. Погрузиться на пароходы, высадиться на той стороне Волги, прорвать фронт большевиков и идти в Архангельск.
Мнения разделились, но большинство было на стороне генерала Карпова. Следовательно, его проект должен был быть приведен в жизнь. Получалось странное явление - генерал Перхуров, противник данного проекта, должен был проводить его в жизнь. Выходило нелепо. Тогда кто-то из генералов предложил генералу Перхурову сдать командование армией генералу Карпову, а самому войти в состав правительства, сформированного из представителей местной общественности и профессуры Демидовского лицея.
Перхуров не согласился на это, сказав, что не имеет на то полномочий от Савинкова.
Кто-то заметил:
- Причем тут Савинков? Здесь вопрос жизни и смерти, а вы - Савинков!..
- Он был здесь в первые дни восстания, - сказал кто-то.
- Где же он?..
- Ваше превосходительство, - обратился кто-то к генералу Перхурову, - а где сейчас находится господин Савинков?
- Он уехал из Ярославля с полковником Панчевым в Тверь, для устройства восстания на Севере. - Совет разошелся молча, не приняв определенного решения.
После Совета генерал Перхуров вызвал меня к себе и сказал: "Положение очень скверное и странное. Нужно что-либо предпринимать. Я полагаю, что нужно действовать.
Мое предложение заключается в следующем:
1) Я сдаю командование генералу Карпову.
2) Сам я набираю отряд из желающих, сажаю на пароходы, прорываю фронт красных за Волгой и открываю путь для Заволжского отряда.
Все войска, вместе с генералом Карповым, устремляются в этот прорыв, и мы идем к Архангельску. Сидеть в этой мышеловке - нет смысла.
Сделайте соответствующие распоряжения!"
Я не возражал против этого, так как сознавал, что это - единственный выход. Предприятие было опасное, так как большевики могли заметить нас и открыть стрельбу из орудий по пароходу, но делать ничего не оставалось. Были опрошены все желающие идти на прорыв с генералом Перхуровым, и желающих оказалось около 6000 человек.
В ночь с 2-го на 3-е июля генерал Карпов принял командование всей армией. Генерал Перхуров стал готовиться к предстоявшей операции прорыва. Ввиду того, что я проявил согласие ехать с генералом Перхуровым, генерал Карпов назначил вместо меня кого-то другого. Этот новый тотчас же стал формировать полки. Ночью кое-как было сформировано 4 полка.
Между тем, пока шли переговоры между генералами, пока заседали в совете, положение на фронте ухудшилось. Со всех участков требовали пополнений и пищи.
Все городские больницы и общественные здания были наполнены ранеными. Все врачи города Ярославля добровольно взялись организовать помощь раненым. Аптеки безвозмездно предоставляли перевязочные средства. Наши раненые и большевики лежали вместе, так как трудно было отличить своих от красных, формы ведь никакой не было.
Ночь с 3-го на 4-е июля. Для прорыва приготовили 10 пароходов общества "Самолет". Однако на сборный пункт явились только 450-500 человек (из 5-6 тысяч желавших).
В это время многие повстанцы уже окончательно пали духом и старались спасти свою шкуру. Вечером, перед отправкой, генерал Перхуров разделил имевшиеся у него деньги. Солдаты получили по 5-8 тысяч, а офицеры - по 10-15 тысяч. Я получил 25 000 рублей николаевскими, генерал Перхуров взял себе столько же. Несмотря на то, что к пристани явилось только около 500 человек, генерал Перхуров все же решил сделать попытку прорыва неприятельского фронта. Погрузились на один пароход и двинулись ночью. На руле был сам капитан. Ему устроили кабину из мешков, наполненных песком, чтобы пули не могли задеть его. Все же спрятались в трюме. Несмотря на то, что луна еще не всходила, нас все же заметили и открыли стрельбу. Это было очень близко от моста. Мы все же благополучно проскользнули под мостом и остановились у Толтского монастыря. Рассветало, когда мы стали выгружаться. На рассвете мы уже заняли какую-то деревеньку - там был захвачен еврей-комиссар и тут же нами расстрелян. Жители деревни встретили нас равнодушно; ни сочувствия, ни проклятия не приходилось услышать мне.
В городе же по-прежнему все клокотало и гудело.
Бой шел с прежним ожесточением. Бросив пароход (капитан парохода взял винтовку и пошел вместе с нами), мы отправились в обход через лес.
Отошли лесом на несколько верст от берега, сделали привал и позавтракали. Еду достали в деревне. После привала генерал Перхуров отправился в разведку с пятьюдесятью человеками. Разведка его была неудачна. Хотя он и установил, что с разных мест за Волгу идут эшелоны с войсками, хотя он и испортил линию железной дороги, но в лесу случайно наткнулся на колонну красных войск и в происшедшей перестрелке потерял около 30 человек убитыми и ранеными. Только небольшая кучка возвратилась вместе с ним. Ввиду близости большевиков двинулись в глубину леса. Шли часа три и опять решили произвести разведку. На этот раз в разведку отправился я. Случайно наткнулся на четырех красноармейцев в лесу и взял их проводниками. Они повели нас и привели к поляне, на которой было около 5 тысяч большевиков. Стояли биваком. Осторожно ушли мы назад. Так проболтались мы в лесу до ночи, а затем расположились на ночлег. Во все время нашего пребывания в лесу, в городе гремела канонада.
Ночью с 4-го на 5-е мы решили идти прорываться. Перед рассветом двинулись вперед и к рассвету наткнулись на окопчики большевиков. Никакой охраны у них не было - очевидно, не ожидали нападения. Открыв ураганный огонь из 10 пулеметов, мы бросились с криком "ура" на позиции большевиков и заняли их. Очистили весь плацдарм до Волги, но... Заволжского отряда уже не было на этой стороне. Среди захваченных пленных красноармейцев мы нашли одного пленного повстанца, который был взят красными в плен. Он рассказал нам, что 4-го июля Заволжский отряд был уничтожен большевиками. Сюда были стянуты артиллерия и большие силы красных и сделан был решительный натиск. Многие были перебиты, многие утонули. Когда отступающие бросились на катера и лодки, красные с берега в упор расстреливали восставших. Артиллерия потопила несколько лодок.
От пленных красноармейцев мы узнали, что город в критическом положении. Многие орудия восставших были уже подбиты, силы таяли с каждым часом. Окраины уже были заняты большевиками.
Оставаться нам в этом районе не было смысла, и мы двинулись, а куда - и сами не знали.
Вышли мы к какой-то деревне и наткнулись на большевиков. Хотели уйти незамеченными, но было поздно. Пришлось принять бой в невыгодных условиях. К концу боя появилась красная кавалерия, которая пошла на нас в атаку, и мы вынуждены были бежать в лес. При столь паническом бегстве отряд разбился на маленькие куски. Красная пехота бросилась за нами в лес - пришлось уходить во все лопатки. Мы решили идти, куда глаза глядят. (Нас было 20 человек). Целый день мы шли какими-то лесами, перелесками, оврагами, и, наконец, вышли к какому-то селу. Узнав, где мы, оттуда уже двинулись на Рыбинск. Шли ночью, стараясь держаться лесом и оврагами. Через два дня мы были вблизи Рыбинска. Там только что было подавлено сильное восстание. Красная чека расстреляла 4 000 офицеров, а также много рыбинцев.
Заходить в Рыбинск было опасно, и поэтому я двинулся дальше, вверх по Волге. У Сывелово купил у частного лица билет до Троицкой Лавры, а оттуда пешком пробрался в Москву, а из Москвы - нелегальным способом на Украину.
Восстание в Ярославле было подавлено красными. Генерал Карпов и 7 000 офицеров были расстреляны. Генерал Перхуров был пойман и посажен в тюрьму и в 1925 г. был расстрелян большевиками.
Заканчивая записки о Ярославском восстании, я хотел высказать свой взгляд по поводу неудачи его.
Причины неудачи суть: 1) Инертность крестьян; это можно объяснить тем, что крестьяне еще не переболели большевизмом, и почва не созрела. 2) Скверная организация восстания. Восстания вспыхивали и гибли по очереди (Ярославль, Рыбинск, Кострома). Если бы они вспыхнули одновременно, то мог бы разгореться пожар.
3) Бесталанность генерала Перхурова как командующего. Вместо того, чтобы в первый же день перенести борьбу за город, он заперся в цитадели. Это вызвало неудовольствие жителей, так как эта борьба была очень тяжела для населения.
Все это говорит, что план борьбы не был разработан - или же был разработан человеком, несведущим в этом деле.
В заключение я хотел бы высказать свой взгляд на всевозможные восстания. Мой долголетний военный опыт (1904-1905, 1914-1917, 1918-1920 гг.), дает мне право сделать это. Я пришел к тому убеждению, что восстания на окраинах не дадут положительных результатов. Неорганизованные повстанческие отряды не в состоянии вести борьбу с регулярной армией. Восстание же в центре всегда может дать легкую победу. Если бы подобное восстание было не в Ярославле, а в Москве, и все советские верхи были переловлены, то возможно, что сейчас в России о большевиках вспоминали бы, как о далеком прошлом.
София. Полковник П. Злуницын.
Примечания
1 Даты приводятся Злуницыным по старому стилю.
2 Данное утверждение Злуницына ошибочно, на тот момент Перхуров являлся полковником. Генерал-майором он стал при Колчаке.
3 По другим данным, он был уроженцем Тверской губернии.
4 Имеется в виду недостаток опытных военачальников.
5 Действительно, после эвакуации из Сибири Гоппер уехал в Латвию и находился там на высоких командных постах.
6 Возможно, что автор сделал описку, желая написать: "у большевиков потери были в 2 или 3 раза больше".
7 Скорее всего, здесь Злуницын ошибается. По другим данным, к Перхурову действительно приходили иностранные летчики, представившиеся французами, но никто их аэроплана не видел. Они получили пропуска из Ярославля и исчезли из города. По мнению Гоппера, это были большевицкие агенты. Действительно, войска Антанты в то время в ограниченном количестве на севере России находились лишь в районе Мурманска, и полет оттуда на аэроплане до Ярославля представляется невероятным.
Обуликовано: Белая Гвардия. Альманах. Антибольшевицкое повстанческое движение. М.: Посев, 2002. С. 117-123.
_1.jpg)
