Либеральную идею в ее постсоветском исполнении народ отторгнул, даже элита отторгла, именно в связи с ее страшной примитивностью. Нынешние неозападники - это такая смешная и убогая пародия на великое западничество прошлого. К сожалению, славянофильство у нас проявляется тоже как очень сермяжная идеализация примитивного быта.
Я думаю, что России нужна всесторонняя модернизация, но это должна быть модернизация, избавляющая нас от ультимативного контекста мировой политики. Для этого нужно иметь твердую опору в своей национальной традиции, очень четко осознавать, кто мы и откуда мы. Это отнюдь не означает смотреть назад, и не смотреть вперед. Я думаю, что любой человек и любая нация не может жить без цели и ценностей за пределами земной жизни. Мы едим, чтобы жить, но не живем, чтобы есть - для России это особенно актуально. Для нас губительна самоизоляция, XX век это показал, точно так же, как и насильственное обезличивание. Вот узкая тропа, по который мы должны пройти. Для того, чтобы нация восстановила свою спокойную имперскую сущность, не боялась, не чувствовала себя уязвимой от бесконтрольного притока чуждых идей, она должна иметь внутренний духовный стержень, который у нее был все века до этого - православие. Когда русский народ продолжал себя в истории с верой, духом, миросозерцанием, общими историческими переживаниями, общими представлениями о добре и зле, ему было совершенно не страшно присоединение и интеграция огромного количества других этносов. Наоборот, он становился только сильнее и контролировал эту территорию отнюдь не штыком, хотя иные территории и были завоеваны.
Развязанная кампания против русской ксенофобии - это определенный политический заказ, хотя тревожные явления деградации национального самосознания в зоологический этноцентризм есть. Причина их - в отсутствии духовно освещенного национального чувства, которое было именно у русского православного человека. Но для этого не нужно запрещать русским быть православными русскими. Я думаю, что мы должны продолжать борьбу за возможность преподавать основы православной культуры, и прекратить глумление над церковью, верой.
Хочу еще сказать об одной опасности. В течение последних нескольких лет развивалась, прямо скажем, гораздо более свободно, чем в первой половине 90-х годов, этот внутренний позыв к познанию своего прошлого, возврату к корням, к православию, и мы видели эти результаты. Сейчас просто каким-то окриком поднялась кампания за то, чтобы опять все назад отодвинуть.
Мы видим, как концепция чисто гражданской нации во Франции, в Европе, в общем-то, терпит глубокий кризис. Но и отрицать необходимость гражданской нации бессмысленно. Гражданская нация создает оптимальные политические институты, она гармонизирует взаимоотношения в обществе, она рождает парламенты, но она, конечно, не рождает ни Достоевского, ни Пушкина, ни Гете, ни Рабле. Это рождает нация, как порождение духа, объединенное верой, языком, культурой и так далее. Необходимо не противопоставляя эти две ипостаси, все-таки защитить наше право оставаться представителями русской нации и русской культуры. И быть частью нашей общегражданской российской нации.
Здесь начинали мы говорить о политической культуре. Забавно, конечно, когда говорят, что у России никогда не было политической культуры, что демократическим институтам в России всего сто лет. Поиски XIX века - это были попытки нащупать утраченное. И местное самоуправление, действительно, на Руси было очень сильным. И ополчение Минина и Пожарского снизу, демократическим путем, восстановило государство в двух главных ипостасях: государство, как носителя суверенитета, как субъект международного права, хотя тогда еще не говорили таким языком; государство, как институт управления. Они шли и восстанавливали контроль над территорией, на которой нельзя было переместиться из одного пункта в другой, потому что тебя разбойники просто убили бы и ограбили. Они создавали советы земские, приказы типа разбойного. То есть, это, говоря современным языком, профильные комитеты Государственной Думы. А еще нам говорят об отсталости и негосударственности русского народа. В гениальных разработках Сперанского говорилось о том, что исполнительная власть должна быть вертикалью сверху донизу, а представительная, наоборот, снизу доверху. Идея вертикали власти, в общем-то, вытекает отнюдь не из возврата к большевизму, но, действительно, наиболее соответствует, во-первых, громадным пространственным условиям России, просто для контроля единства, и ее невиданному в истории культурному и прочему многоукладному разнообразию.
Россия - это модель мира. Нам ведомы проблемы дворцов и проблемы хижин одинаково. Мы знаем и высоты технологий, культуры, философии, мысли, поэзии, всего, и примитивизм и архаизм, причем, естественный. Европа - это что-то ровненькое, поэтому интегрировать Россию, такую огромную глыбу, где сверкает и алмаз и порода острыми углами, вот в такой вот ровненький, аккуратненький коробочек, - значит просто ее уничтожить. Но проблема России - это проблема Европы. Изначально Россия и Европа зиждились на одном фундаменте, объединяло нас в одну цивилизацию Отче наш и Нагорная проповедь. И когда я говорю об этом с крупными европейскими интеллектуалами-консерваторами, мы находим общий язык, как будто мы принадлежим к одной цивилизации. Нас волнует и раздражает одно и то же на экранах телевизора, вызывают омерзение одни и те же явления в жизни. И они мне по телефону даже, поздравляя с моей Пасхой, говорят: Наташа, мы смотрим только на Россию, она должна нас спасти. Вы не прошли ту энтропию разложения, какую прошли наши общества. И поэтому если вы сможете удержаться, восстановиться, то за вами, может быть, и пойдет Европа. Но опять скажут: русские хотят спасать Европу.
Наша реальность, увы, не очень оптимистична. Мой фонд еще полгода назад, осенью, провел экспертный 'круглый стол' по демографии. Мы подготовили консолидированный документ, где мы ставим просто вопрос о том, что все дискуссии бессмысленны, если не будет преодолена демографическая катастрофа. Но здесь народ отвечает отказом от инстинкта продолжения себя в истории. Он ощущает себя вытесненным на обочину истории, он не понимает, зачем он живет и для чего.
Если говорить о будущем нашей нации, то я считаю своим долгом обратить внимание общества, правящих элит на нравственные, философские понимание основ отрицательных гражданских, политических явлений, которые мы имеем. Нужно добиваться и объединиться, для того, чтобы мы могли спокойно продолжать быть русскими. Собственно, весь мой национализм заключается лишь в том, чтобы русские, спокойно и не задумываясь, продолжали себя в истории русскими. И тогда все флаги в гости будут к нам, и будет имперская нация. И если выживет, сохранит себя, как явление мировой истории и культуры, как носитель духа русский народ, тогда расцветут на этом древе все другие народы, которые в свое время осознанно соединили с русскими свою судьбу и сохраняют им верность. Если русский народ сам себя презирает, если он утратил цели и ценности бытия, то он не нужен, он становится помехой или материалом для исторического проекта других. Вот то, что происходит сейчас в Европе. Мне приходится туда часто ездить, я изнутри наблюдаю Совет Европы, в котором я с грустью ощущаю себя практически единственной, которая по-немецки может продекламировать балладу Шиллера или Гете, а там никто просто уже этих имен не знает, я вижу, что царствует там вот этот универсалистский, троцкистский, левый философский парвусовский позыв универсализации. Тойнби, выдающийся ум, несмотря на 35 лет, отданных Королевскому институту международных отношений, обслуживающий внешнюю политику, тем не менее, никогда не мог быть использован для современной внешнеполитической пропаганды. Потому что он откровенно считал, что прикосновение западной цивилизации, которая имеет желание взять под свой контроль все, что движется в воздухе, на земле и в воде, прикосновение к другим цивилизациям их уничтожает фактически, не приносит им блага. Европейцы отказываются признать, что их беда, кризис, уязвимость от мигрантов не в том, что мигрантов много и они другие, а в том, что у них у самих нет никаких святынь, цивилизации больше нет, есть технократическая оболочка, в которой ячейками определены огромное количество прав. Но эти ячейки пусты, потому что если декларировать права и свободы без указания на систему ценностей и координат философских, нравственно-религиозных, для чего они даны, это всего лишь декларация права не иметь никакого ценностного, нравственного целеполагания истории и жизни. Это философия конца истории. Эти ячейки будут заполнены другим толкованием свободы, прав, которые принесет ислам и другие. В XIX веке христианской Европе не страшны были никакие мигранты. И вот это и нам надо понять. Чисто гражданская нация - безрелигиозное, безнациональное сверхобщество - это общество с идеологией ' Ubi bene, ibi patria ' ('Где хорошо, там и Отечество'). На сегодняшний день - это Родина там, где ниже налоги.
Наталья Нарочницкая, Президент Фонда исторической перспективы, доктор исторических наук, депутат Государственной Думы
http://www.kreml.org/opinions/120953190?mode=print&user_session=4e51aa53deffd6d0183304bc1cd3c44a
Я думаю, что России нужна всесторонняя модернизация, но это должна быть модернизация, избавляющая нас от ультимативного контекста мировой политики. Для этого нужно иметь твердую опору в своей национальной традиции, очень четко осознавать, кто мы и откуда мы. Это отнюдь не означает смотреть назад, и не смотреть вперед. Я думаю, что любой человек и любая нация не может жить без цели и ценностей за пределами земной жизни. Мы едим, чтобы жить, но не живем, чтобы есть - для России это особенно актуально. Для нас губительна самоизоляция, XX век это показал, точно так же, как и насильственное обезличивание. Вот узкая тропа, по который мы должны пройти. Для того, чтобы нация восстановила свою спокойную имперскую сущность, не боялась, не чувствовала себя уязвимой от бесконтрольного притока чуждых идей, она должна иметь внутренний духовный стержень, который у нее был все века до этого - православие. Когда русский народ продолжал себя в истории с верой, духом, миросозерцанием, общими историческими переживаниями, общими представлениями о добре и зле, ему было совершенно не страшно присоединение и интеграция огромного количества других этносов. Наоборот, он становился только сильнее и контролировал эту территорию отнюдь не штыком, хотя иные территории и были завоеваны.
Развязанная кампания против русской ксенофобии - это определенный политический заказ, хотя тревожные явления деградации национального самосознания в зоологический этноцентризм есть. Причина их - в отсутствии духовно освещенного национального чувства, которое было именно у русского православного человека. Но для этого не нужно запрещать русским быть православными русскими. Я думаю, что мы должны продолжать борьбу за возможность преподавать основы православной культуры, и прекратить глумление над церковью, верой.
Хочу еще сказать об одной опасности. В течение последних нескольких лет развивалась, прямо скажем, гораздо более свободно, чем в первой половине 90-х годов, этот внутренний позыв к познанию своего прошлого, возврату к корням, к православию, и мы видели эти результаты. Сейчас просто каким-то окриком поднялась кампания за то, чтобы опять все назад отодвинуть.
Мы видим, как концепция чисто гражданской нации во Франции, в Европе, в общем-то, терпит глубокий кризис. Но и отрицать необходимость гражданской нации бессмысленно. Гражданская нация создает оптимальные политические институты, она гармонизирует взаимоотношения в обществе, она рождает парламенты, но она, конечно, не рождает ни Достоевского, ни Пушкина, ни Гете, ни Рабле. Это рождает нация, как порождение духа, объединенное верой, языком, культурой и так далее. Необходимо не противопоставляя эти две ипостаси, все-таки защитить наше право оставаться представителями русской нации и русской культуры. И быть частью нашей общегражданской российской нации.
Здесь начинали мы говорить о политической культуре. Забавно, конечно, когда говорят, что у России никогда не было политической культуры, что демократическим институтам в России всего сто лет. Поиски XIX века - это были попытки нащупать утраченное. И местное самоуправление, действительно, на Руси было очень сильным. И ополчение Минина и Пожарского снизу, демократическим путем, восстановило государство в двух главных ипостасях: государство, как носителя суверенитета, как субъект международного права, хотя тогда еще не говорили таким языком; государство, как институт управления. Они шли и восстанавливали контроль над территорией, на которой нельзя было переместиться из одного пункта в другой, потому что тебя разбойники просто убили бы и ограбили. Они создавали советы земские, приказы типа разбойного. То есть, это, говоря современным языком, профильные комитеты Государственной Думы. А еще нам говорят об отсталости и негосударственности русского народа. В гениальных разработках Сперанского говорилось о том, что исполнительная власть должна быть вертикалью сверху донизу, а представительная, наоборот, снизу доверху. Идея вертикали власти, в общем-то, вытекает отнюдь не из возврата к большевизму, но, действительно, наиболее соответствует, во-первых, громадным пространственным условиям России, просто для контроля единства, и ее невиданному в истории культурному и прочему многоукладному разнообразию.
Россия - это модель мира. Нам ведомы проблемы дворцов и проблемы хижин одинаково. Мы знаем и высоты технологий, культуры, философии, мысли, поэзии, всего, и примитивизм и архаизм, причем, естественный. Европа - это что-то ровненькое, поэтому интегрировать Россию, такую огромную глыбу, где сверкает и алмаз и порода острыми углами, вот в такой вот ровненький, аккуратненький коробочек, - значит просто ее уничтожить. Но проблема России - это проблема Европы. Изначально Россия и Европа зиждились на одном фундаменте, объединяло нас в одну цивилизацию Отче наш и Нагорная проповедь. И когда я говорю об этом с крупными европейскими интеллектуалами-консерваторами, мы находим общий язык, как будто мы принадлежим к одной цивилизации. Нас волнует и раздражает одно и то же на экранах телевизора, вызывают омерзение одни и те же явления в жизни. И они мне по телефону даже, поздравляя с моей Пасхой, говорят: Наташа, мы смотрим только на Россию, она должна нас спасти. Вы не прошли ту энтропию разложения, какую прошли наши общества. И поэтому если вы сможете удержаться, восстановиться, то за вами, может быть, и пойдет Европа. Но опять скажут: русские хотят спасать Европу.
Наша реальность, увы, не очень оптимистична. Мой фонд еще полгода назад, осенью, провел экспертный 'круглый стол' по демографии. Мы подготовили консолидированный документ, где мы ставим просто вопрос о том, что все дискуссии бессмысленны, если не будет преодолена демографическая катастрофа. Но здесь народ отвечает отказом от инстинкта продолжения себя в истории. Он ощущает себя вытесненным на обочину истории, он не понимает, зачем он живет и для чего.
Если говорить о будущем нашей нации, то я считаю своим долгом обратить внимание общества, правящих элит на нравственные, философские понимание основ отрицательных гражданских, политических явлений, которые мы имеем. Нужно добиваться и объединиться, для того, чтобы мы могли спокойно продолжать быть русскими. Собственно, весь мой национализм заключается лишь в том, чтобы русские, спокойно и не задумываясь, продолжали себя в истории русскими. И тогда все флаги в гости будут к нам, и будет имперская нация. И если выживет, сохранит себя, как явление мировой истории и культуры, как носитель духа русский народ, тогда расцветут на этом древе все другие народы, которые в свое время осознанно соединили с русскими свою судьбу и сохраняют им верность. Если русский народ сам себя презирает, если он утратил цели и ценности бытия, то он не нужен, он становится помехой или материалом для исторического проекта других. Вот то, что происходит сейчас в Европе. Мне приходится туда часто ездить, я изнутри наблюдаю Совет Европы, в котором я с грустью ощущаю себя практически единственной, которая по-немецки может продекламировать балладу Шиллера или Гете, а там никто просто уже этих имен не знает, я вижу, что царствует там вот этот универсалистский, троцкистский, левый философский парвусовский позыв универсализации. Тойнби, выдающийся ум, несмотря на 35 лет, отданных Королевскому институту международных отношений, обслуживающий внешнюю политику, тем не менее, никогда не мог быть использован для современной внешнеполитической пропаганды. Потому что он откровенно считал, что прикосновение западной цивилизации, которая имеет желание взять под свой контроль все, что движется в воздухе, на земле и в воде, прикосновение к другим цивилизациям их уничтожает фактически, не приносит им блага. Европейцы отказываются признать, что их беда, кризис, уязвимость от мигрантов не в том, что мигрантов много и они другие, а в том, что у них у самих нет никаких святынь, цивилизации больше нет, есть технократическая оболочка, в которой ячейками определены огромное количество прав. Но эти ячейки пусты, потому что если декларировать права и свободы без указания на систему ценностей и координат философских, нравственно-религиозных, для чего они даны, это всего лишь декларация права не иметь никакого ценностного, нравственного целеполагания истории и жизни. Это философия конца истории. Эти ячейки будут заполнены другим толкованием свободы, прав, которые принесет ислам и другие. В XIX веке христианской Европе не страшны были никакие мигранты. И вот это и нам надо понять. Чисто гражданская нация - безрелигиозное, безнациональное сверхобщество - это общество с идеологией ' Ubi bene, ibi patria ' ('Где хорошо, там и Отечество'). На сегодняшний день - это Родина там, где ниже налоги.
Наталья Нарочницкая, Президент Фонда исторической перспективы, доктор исторических наук, депутат Государственной Думы
http://www.kreml.org/opinions/120953190?mode=print&user_session=4e51aa53deffd6d0183304bc1cd3c44a
