Сергей Сенинский: Россия в последние годы не проявляет былой активности на балканском направлении своей внешней политики. После череды войн, прихода к власти во всех постюгославских республиках политиков, ориентированных на вступление их стран в Европейский Союз, Москва не может больше рассчитывать на решающую дипломатическую роль в этом регионе. Отношения России с Сербией и Черногорией, Хорватией, Словенией теперь - прежде всего сводится к экономическим связям. Что, впрочем, не означает сворачивания контактов, еще и потому, что Россия остается участником Международной контактной группы по бывшей Югославии.
Борис Тадич, психолог по образованию, превратился в заметную фигуру сербской политики после отстранения от власти Слободана Милошевича осенью 2000 года. Вскоре после смерти весной 2003 года лидера сербского демократического движения, тогдашнего главы республиканского правительства Зорана Джинджича, Тадич возглавил Демократическую партию, наиболее последовательно отстаивающую курс ускоренных экономических и социальных реформ. Летом прошлого года Тадич, кандидат партий демократической ориентации, победил на президентских выборах в Сербии. Правительство республики возглавляет Воислав Коштуница, в прошлом - последний президент несуществующей уже Союзной Республики Югославия, сторонник постепенных преобразований, отрицающий необходимость полного демонтажа выстроенной Милошевичем общественной системы.
В КАНУН НАЧИНАЮЩЕГОСЯ 14 НОЯБРЯ ВИЗИТА В МОСКВУ ПРЕЗИДЕНТ СЕРБИИ БОРИС ТАДИЧ ДАЛ ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ИНТЕРВЬЮ КОРРЕСПОНДЕНТУ РС В БЕЛГРАДЕ АЙЕ КУГЕ.
Айя Куге: Прошло пять лет с момента ухода с власти режима Слободана Милошевича. Что изменилось в Сербии за это время? Многие граждане недовольны результатами, говорят: перемены в обществе не стали глубинными, националисты поднимают голову...
Борис Тадич: Сербия сегодня - это демократическая страна, которая еще не решила свои структурные проблемы. В этом отношении нынешний год мне кажется переломным. Опасность реставрации старой системы все еще существует. Я стараюсь изменить в мире отношение к Сербии, но сделать это очень трудно, прежде всего из-за позиции правительства республики, которое своей политикой не исключает возвращения к власти старых сил. Однако я убежден, что в открытом демократическом состязании этим старым силам не удастся прийти к власти. Большинство голосов избирателей - на стороне демократов, по причинам в том числе чисто прагматичным. Люди знают, что единственная возможность улучшить жизнь - это строительство демократических институций и движение в сторону Европейского Союза. Почему многие недовольны тем, что происходит сейчас, почему темп движения вперед все еще низок? Потому что за 15 лет пребывания у власти Милошевича экономические ресурсы страны истощены, и это чувствуется до сих пор. За пять лет демократии в Сербии не удалось осуществить технологического переворота.
Да, в общем, мы могли сделать больше, я это понимаю. Был шанс в первые месяцы после победы над Милошевичем, и мы использовали этот шанс далеко не в полной мере. Вот в чем сербская специфика: в 1990 году Сербия служила примером для центральноевропейских стран, мы жили много лучше. Некоторые из этих стран - Польша, Словакия, Венгрия, страны Балтии - уже члены Европейского Союза. Сербия дала отличный пример того, как легко и как быстро можно растерять экономическое, технологическое, организационное преимущество. Правда, есть надежда: коли мы растратили свои преимущества, то можем все и наверстать, если правильно выстроим свою стратегию. Поэтому я, несмотря ни на что, большой оптимист.
Айя Куге: Что Вы думаете о теории русско-сербского исторического братства? Считаете ли, что у России и Сербии должны быть особые отношения?
Борис Тадич: Отношения России и Сербии уходят корнями глубоко в культуру и традицию. С цивилизационной, если хотите, точки зрения близость наших народов более чем очевидна. Однако, как политик, я куда больше думаю о практическом развитии наших отношений, а тут схожая культура или история мало помогут. В основе практического развития отношений лежит экономика. А потенциал развития наших экономических отношений очень велик.
В Москве я намереваюсь пояснить нынешние подходы Сербии к главным проблемам Юго-Восточной Европы. Это - косовская проблема, проблемы государственного союза Сербии и Черногории. Я хочу подробнее рассказать о своем взгляде на ситуацию в Боснии и Герцеговине, так же, впрочем, как и на ситуацию во всем регионе, поговорить об отношении Сербии к вопросам европейской интеграции. В трудное для Сербии время международных санкций, в девяностые годы, наши отношения с Россией развивалась. Они были не такими интенсивными, как когда-то, но, поскольку Сербия находилась в изоляции, отношения с России были хорошо "видны", что ли. С началом демократических перемен в 2000-м году внешнеполитическая активность Сербии заметно выросла, и удельный вес России для нас несколько снизился. Но отношения с Москвой для Белграда имеют существенное, стратегическое значение, и я уверен, что никогда наши контакты этого значения не потеряют. Я занимаю пост президента чуть больше года, и вот этот мой визит в Москву - уже третий. Это более чем ясный сигнал того, какие отношения с Россией хотел бы построить сербский президент, каким ему представляется стратегическое значение этих отношений.
Айя Куге: Почему Сербия выступает против независимости Косова, ведь эта область и так уже шесть с половиной лет находится вне юрисдикции Белграда? Вы, кстати, один из немногих сербских политиков, которые открыто предупреждают о том, что возможно навязанное, невыгодное для Сербии решение косовской проблемы. Что будет в том случае, если Косово все же добьется независимости?
Борис Тадич: Вряд ли в Европе есть другая страна, которой, как Сербии, в ближайшее время предстояло бы столкнуться с таким количеством структурных проблем. Это переговоры о статусе Косова и Метохии, референдум в Черногории о будущем государственного союза Сербии и Черногории, переговоры о форме ассоциации нашей страны с Европейским Союзом. Я об этом говорю, чтобы понятнее была общая ситуация, в которой Сербия готовится к переговорам по косовской проблеме, очень болезненной для моей страны. Как президент, помимо прочего, я несу ответственность за вопросы национального суверенитета и территориальной целостности. Так вот в Косове и Метохии Сербия защищает свой суверенитет и свою территориальную целостность. Любая страна, перед которой встают подобные проблемы, до последней возможности защищает свои права. Сербия, защищая свои законные права в Косове, не должна и не может забывать о политической перспективе, о человеческих и природных ресурсах, сосредоточенных в этом крае. Именно поэтому, а также исходя из общей ситуации на Юго-Востоке Европы, мы считаем, что предоставление независимости Косову станет опасным прецедентом, который дестабилизирует ситуацию в регионе. Если Косово получит независимость, как убедить албанцев в Македонии, сербов и хорватов в Боснии и Герцеговине, что у них нет таких же прав? Как предотвратить формирование карликовых государств на юго-востоке Европы, как бороться с международной организованной преступностью, для которой Балканы - один из традиционных маршрутов? Вот что приходит мне в голову, когда я размышляю о перспективах не только своей страны, но и всего региона, когда анализирую все аспекты международной стабильности, когда думаю о перспективах европейской интеграции.
Айя Куге: В косовском вопросе у Сербии есть союзники?
Борис Тадич: Союзник Сербии прежде всего - это международное право. Косово и Метохия - составная часть Сербии, и невозможно разрывать на куски страну, признанную мировым сообществом. Кроме того, сегодняшняя Сербия - это не Сербия времен Слободана Милошевича. Сербия сегодня - демократическая страна. Именно поэтому Сербия рассчитывает на высокую степень понимания со стороны стран-участниц Международной контактной группы. Как президент страны, я веду максимально активную внешнюю политику, чтобы убедить собеседников на самом высоком уровне: национальные интересы Сербии нужно уважать, причем не только из-за интересов собственно Сербии, но и из-за интересов всех стран региона.
Однако, будучи сторонником честной политики, я не скрываю и слабостей нашей переговорной позиции. Я заявил согражданам: международное право гарантирует территориальную целостность Сербии, но существует и принцип права наций на самоопределение. Проблема, с которой столкнулись мы - толкование этого права. Я сделаю все, что в моих силах, для разъяснения партнерам верности нашей позиции, однако возможная потеря Косова для Сербии означала бы новую тяжелую политико-психологическую травму, и почти наверняка - замедление или даже остановку демократических процессов в нашем обществе. Такое решение стало бы сигналом для сербских националистов.
Я убежден в том, что у России есть законные интересы на Балканах. Я убежден и в том, что существование в центре балканского субконтинента сильной демократической Сербии - в интересах России. Я поставлю вопрос шире: и существование сильного государственного союза Сербии и Черногории, и существование Сербии - члена Европейского Союза - также в интересах и России, и Европы, и Соединенных Штатов. Потому что только это способствует стабильности в регионе, а в стабильности - в этом, я думаю, вы со мной согласны - заинтересованы все страны мира.
Я - против новой геополитической композиции балканских стран. Изменение государственных границ на Балканах мне представляется очень опасной перспективой. Никому не нужен передел границ. Это в равной степени относится и к Боснии и Герцеговине, и к сохранению Косова в составе Сербии, и в вопросе о будущем союза Сербии и Черногории. Я - за сохранение нынешнего государственнно-политического порядка, я - за совершенствование системы демократических ценностей в рамках этого порядка.
Айя Куге: Вы видите будущее Сербии в составе Европейского Союза. Перспективы европейской интеграции Сербии во многом зависят от сотрудничества Белграда с Международным Гаагским трибуналом по наказанию военных преступников. Сербия готова выдать в Гаагу генерала Младича?
Борис Тадич: Поиски генерала продолжаются уже несколько лет, но мне хотелось бы очистить этот вопрос от политической мистики. Гаагский трибунал создан решением Совета Безопасности ООН, и Сербия и Черногория выполнят все свои обязательства по отношению к нему. Ратко Младич превратился в главное препятствие для нашего вступления в ЕС, но нет такого человека, интересы которого могли бы быть выше национального интереса. Именно военные преступления определяют границу между цивилизацией и антицивилизацией. Обвиняемые должны нести наказание - или подтвердить свою невиновность в органах правосудия, созданных международным сообществом. В ходе военных конфликтов в бывшей Югославии больше всего человеческих жертв было на сербской стороне. В этом отношении, если сравнивать со Второй мировой, с нами могут сравниться только русские, евреи и отчасти поляки. Именно во имя памяти невинных сербских жертв мы должны наказать сербских военных преступников. И я, как президент Сербии, считаю своей обязанностью защищать интересы и права не только тех моих сограждан, кто живет на этом свете, но и права жертв недавней войны.
Айя Куге: Известно, что несколько обвиняемых в совершении военных преступлений сербов скрываются в России, например, генерал Властимил Джорджевич. В Москве также находиться супруга бывшего президента Югославии Милошевича Мирьяна Маркович, она не арестована, несмотря на запрос Интерпола... Органы правосудия двух стран как-то сотрудничают в этом отношении?
Борис Тадич: Что касается обвиняемых в совершении военных преступлений, которые, по некоторым данным, находятся в России, то подтвержденной информации на сей счет у нас нет. Но я, конечно, буду говорить на эту тему с российскими партнерами и рассчитываю на их помощь. Что касается Мирьяны Маркович: она должна быть выдана нашим органам правосудия и ответить на все вопросы, связанные с обвинениями в ее адрес. Я рассчитываю на сотрудничество Сербии и России в этом вопросе.
Сергей Сенинский: Волей исторических обстоятельств Борис Тадич, в девяностые годы остававшийся в тени большой политики, в последнее время стал лидером нового поколения сербских политиков-демократов, заменив во главе демократической колонны Зорана Джинджича, с которым его связывали многие годы личной дружбы и политического сотрудничества. В доме отца Тадича, известного философа и преподавателя белградского университета, они собирались еще в студенческие годы.
Борис Тадич: Я вырос в обстановке, скажу так, неуважения к автократии. Поэтому, может быть, в политике у меня нет незыблемых авторитетов. Но деятельность двух политиков всегда вызывала у меня большую симпатию, хотя примерами для себя самого я бы этих людей не назвал. Это Улоф Пальме и Вилли Брандт. Думаю, они внесли в политику новый стиль, они умели брать на себя ответственность, оказавшись в очень непростой ситуации. Вот мое политическое кредо: лидера избирают граждане, но он не должен своим избирателям из благодарности льстить и всегда стараться понравиться. Если лидер уверен в своей правоте, он должен принимать непростые решения, даже если в этот момент в этом конкретном вопросе он не располагает поддержкой граждан. Во имя интересов большинства политик иногда должен сопротивляться настроениям этого большинства. Если вести себя по-другому - нет общественного развития. Я уважаю политиков, которые, несмотря на настроения большинства, имели достаточно смелости, решительности в отстаивании своей позиции, которые были прозорливыми - и видели долгосрочные интересы своих стран.
Человек, который убедил меня в том, что в политике не следует искать себе кумиров - Зоран Джинджич. Вот кого я могу с полным основанием назвать антитоталитарным человеком! В моем политическом формировании Джинджич сыграл важную роль, и многие мои политические взгляды - результат нашего почти тридцатилетнего общения. Конечно, не один только Джинджич влиял на меня, но он влиял на меня больше всех других. Мы часто не соглашались друг с другом, но наши дискуссии всегда были открытыми и никогда не отражались на личных отношениях.
В доме моих родителей всегда присутствовала политика, в этом доме разгорались очень жаркие политические споры. Скажу вам, что Джинджич-политик как раз и родился в этом доме. Он был студентом моего отца, они часто спорили, и у меня всегда вызывала уважение та настойчивость, с которой Зоран отстаивал свои взгляды. Я тоже принимал участие в этих спорах, чаще всего мое видение ситуации в стране и мире расходилось с позициями моего отца. Кстати, я вовсе не уверен в том, что родители сейчас гордятся моей деятельностью, в политическом отношении мы слишком разные люди. Но свободной открытой дискуссии, критическому отношению ко всему на свете. в том числе и к себе самому, я, как и Зоран, учился именно у них. Политика - сложная профессия, прежде всего потому, что, если ты выбрал это занятие, тебе недостаточно разбираться только в сиюминутной ситуации. Без понимания тенденций развития, без способности заглянуть на пять или десять лет вперед в политике делать нечего. Я психолог по образованию, но не жалею, что теперь занимаюсь другим делом. Я никогда и не строил планов относительно того, чем буду заниматься. В жизни все закономерно: если так случилось, значит - так должно было случиться.
http://www.svoboda.org/ll/polit/1105/ll.111205-4.asp
Борис Тадич, психолог по образованию, превратился в заметную фигуру сербской политики после отстранения от власти Слободана Милошевича осенью 2000 года. Вскоре после смерти весной 2003 года лидера сербского демократического движения, тогдашнего главы республиканского правительства Зорана Джинджича, Тадич возглавил Демократическую партию, наиболее последовательно отстаивающую курс ускоренных экономических и социальных реформ. Летом прошлого года Тадич, кандидат партий демократической ориентации, победил на президентских выборах в Сербии. Правительство республики возглавляет Воислав Коштуница, в прошлом - последний президент несуществующей уже Союзной Республики Югославия, сторонник постепенных преобразований, отрицающий необходимость полного демонтажа выстроенной Милошевичем общественной системы.
В КАНУН НАЧИНАЮЩЕГОСЯ 14 НОЯБРЯ ВИЗИТА В МОСКВУ ПРЕЗИДЕНТ СЕРБИИ БОРИС ТАДИЧ ДАЛ ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ИНТЕРВЬЮ КОРРЕСПОНДЕНТУ РС В БЕЛГРАДЕ АЙЕ КУГЕ.
Айя Куге: Прошло пять лет с момента ухода с власти режима Слободана Милошевича. Что изменилось в Сербии за это время? Многие граждане недовольны результатами, говорят: перемены в обществе не стали глубинными, националисты поднимают голову...
Борис Тадич: Сербия сегодня - это демократическая страна, которая еще не решила свои структурные проблемы. В этом отношении нынешний год мне кажется переломным. Опасность реставрации старой системы все еще существует. Я стараюсь изменить в мире отношение к Сербии, но сделать это очень трудно, прежде всего из-за позиции правительства республики, которое своей политикой не исключает возвращения к власти старых сил. Однако я убежден, что в открытом демократическом состязании этим старым силам не удастся прийти к власти. Большинство голосов избирателей - на стороне демократов, по причинам в том числе чисто прагматичным. Люди знают, что единственная возможность улучшить жизнь - это строительство демократических институций и движение в сторону Европейского Союза. Почему многие недовольны тем, что происходит сейчас, почему темп движения вперед все еще низок? Потому что за 15 лет пребывания у власти Милошевича экономические ресурсы страны истощены, и это чувствуется до сих пор. За пять лет демократии в Сербии не удалось осуществить технологического переворота.
Да, в общем, мы могли сделать больше, я это понимаю. Был шанс в первые месяцы после победы над Милошевичем, и мы использовали этот шанс далеко не в полной мере. Вот в чем сербская специфика: в 1990 году Сербия служила примером для центральноевропейских стран, мы жили много лучше. Некоторые из этих стран - Польша, Словакия, Венгрия, страны Балтии - уже члены Европейского Союза. Сербия дала отличный пример того, как легко и как быстро можно растерять экономическое, технологическое, организационное преимущество. Правда, есть надежда: коли мы растратили свои преимущества, то можем все и наверстать, если правильно выстроим свою стратегию. Поэтому я, несмотря ни на что, большой оптимист.
Айя Куге: Что Вы думаете о теории русско-сербского исторического братства? Считаете ли, что у России и Сербии должны быть особые отношения?
Борис Тадич: Отношения России и Сербии уходят корнями глубоко в культуру и традицию. С цивилизационной, если хотите, точки зрения близость наших народов более чем очевидна. Однако, как политик, я куда больше думаю о практическом развитии наших отношений, а тут схожая культура или история мало помогут. В основе практического развития отношений лежит экономика. А потенциал развития наших экономических отношений очень велик.
В Москве я намереваюсь пояснить нынешние подходы Сербии к главным проблемам Юго-Восточной Европы. Это - косовская проблема, проблемы государственного союза Сербии и Черногории. Я хочу подробнее рассказать о своем взгляде на ситуацию в Боснии и Герцеговине, так же, впрочем, как и на ситуацию во всем регионе, поговорить об отношении Сербии к вопросам европейской интеграции. В трудное для Сербии время международных санкций, в девяностые годы, наши отношения с Россией развивалась. Они были не такими интенсивными, как когда-то, но, поскольку Сербия находилась в изоляции, отношения с России были хорошо "видны", что ли. С началом демократических перемен в 2000-м году внешнеполитическая активность Сербии заметно выросла, и удельный вес России для нас несколько снизился. Но отношения с Москвой для Белграда имеют существенное, стратегическое значение, и я уверен, что никогда наши контакты этого значения не потеряют. Я занимаю пост президента чуть больше года, и вот этот мой визит в Москву - уже третий. Это более чем ясный сигнал того, какие отношения с Россией хотел бы построить сербский президент, каким ему представляется стратегическое значение этих отношений.
Айя Куге: Почему Сербия выступает против независимости Косова, ведь эта область и так уже шесть с половиной лет находится вне юрисдикции Белграда? Вы, кстати, один из немногих сербских политиков, которые открыто предупреждают о том, что возможно навязанное, невыгодное для Сербии решение косовской проблемы. Что будет в том случае, если Косово все же добьется независимости?
Борис Тадич: Вряд ли в Европе есть другая страна, которой, как Сербии, в ближайшее время предстояло бы столкнуться с таким количеством структурных проблем. Это переговоры о статусе Косова и Метохии, референдум в Черногории о будущем государственного союза Сербии и Черногории, переговоры о форме ассоциации нашей страны с Европейским Союзом. Я об этом говорю, чтобы понятнее была общая ситуация, в которой Сербия готовится к переговорам по косовской проблеме, очень болезненной для моей страны. Как президент, помимо прочего, я несу ответственность за вопросы национального суверенитета и территориальной целостности. Так вот в Косове и Метохии Сербия защищает свой суверенитет и свою территориальную целостность. Любая страна, перед которой встают подобные проблемы, до последней возможности защищает свои права. Сербия, защищая свои законные права в Косове, не должна и не может забывать о политической перспективе, о человеческих и природных ресурсах, сосредоточенных в этом крае. Именно поэтому, а также исходя из общей ситуации на Юго-Востоке Европы, мы считаем, что предоставление независимости Косову станет опасным прецедентом, который дестабилизирует ситуацию в регионе. Если Косово получит независимость, как убедить албанцев в Македонии, сербов и хорватов в Боснии и Герцеговине, что у них нет таких же прав? Как предотвратить формирование карликовых государств на юго-востоке Европы, как бороться с международной организованной преступностью, для которой Балканы - один из традиционных маршрутов? Вот что приходит мне в голову, когда я размышляю о перспективах не только своей страны, но и всего региона, когда анализирую все аспекты международной стабильности, когда думаю о перспективах европейской интеграции.
Айя Куге: В косовском вопросе у Сербии есть союзники?
Борис Тадич: Союзник Сербии прежде всего - это международное право. Косово и Метохия - составная часть Сербии, и невозможно разрывать на куски страну, признанную мировым сообществом. Кроме того, сегодняшняя Сербия - это не Сербия времен Слободана Милошевича. Сербия сегодня - демократическая страна. Именно поэтому Сербия рассчитывает на высокую степень понимания со стороны стран-участниц Международной контактной группы. Как президент страны, я веду максимально активную внешнюю политику, чтобы убедить собеседников на самом высоком уровне: национальные интересы Сербии нужно уважать, причем не только из-за интересов собственно Сербии, но и из-за интересов всех стран региона.
Однако, будучи сторонником честной политики, я не скрываю и слабостей нашей переговорной позиции. Я заявил согражданам: международное право гарантирует территориальную целостность Сербии, но существует и принцип права наций на самоопределение. Проблема, с которой столкнулись мы - толкование этого права. Я сделаю все, что в моих силах, для разъяснения партнерам верности нашей позиции, однако возможная потеря Косова для Сербии означала бы новую тяжелую политико-психологическую травму, и почти наверняка - замедление или даже остановку демократических процессов в нашем обществе. Такое решение стало бы сигналом для сербских националистов.
Я убежден в том, что у России есть законные интересы на Балканах. Я убежден и в том, что существование в центре балканского субконтинента сильной демократической Сербии - в интересах России. Я поставлю вопрос шире: и существование сильного государственного союза Сербии и Черногории, и существование Сербии - члена Европейского Союза - также в интересах и России, и Европы, и Соединенных Штатов. Потому что только это способствует стабильности в регионе, а в стабильности - в этом, я думаю, вы со мной согласны - заинтересованы все страны мира.
Я - против новой геополитической композиции балканских стран. Изменение государственных границ на Балканах мне представляется очень опасной перспективой. Никому не нужен передел границ. Это в равной степени относится и к Боснии и Герцеговине, и к сохранению Косова в составе Сербии, и в вопросе о будущем союза Сербии и Черногории. Я - за сохранение нынешнего государственнно-политического порядка, я - за совершенствование системы демократических ценностей в рамках этого порядка.
Айя Куге: Вы видите будущее Сербии в составе Европейского Союза. Перспективы европейской интеграции Сербии во многом зависят от сотрудничества Белграда с Международным Гаагским трибуналом по наказанию военных преступников. Сербия готова выдать в Гаагу генерала Младича?
Борис Тадич: Поиски генерала продолжаются уже несколько лет, но мне хотелось бы очистить этот вопрос от политической мистики. Гаагский трибунал создан решением Совета Безопасности ООН, и Сербия и Черногория выполнят все свои обязательства по отношению к нему. Ратко Младич превратился в главное препятствие для нашего вступления в ЕС, но нет такого человека, интересы которого могли бы быть выше национального интереса. Именно военные преступления определяют границу между цивилизацией и антицивилизацией. Обвиняемые должны нести наказание - или подтвердить свою невиновность в органах правосудия, созданных международным сообществом. В ходе военных конфликтов в бывшей Югославии больше всего человеческих жертв было на сербской стороне. В этом отношении, если сравнивать со Второй мировой, с нами могут сравниться только русские, евреи и отчасти поляки. Именно во имя памяти невинных сербских жертв мы должны наказать сербских военных преступников. И я, как президент Сербии, считаю своей обязанностью защищать интересы и права не только тех моих сограждан, кто живет на этом свете, но и права жертв недавней войны.
Айя Куге: Известно, что несколько обвиняемых в совершении военных преступлений сербов скрываются в России, например, генерал Властимил Джорджевич. В Москве также находиться супруга бывшего президента Югославии Милошевича Мирьяна Маркович, она не арестована, несмотря на запрос Интерпола... Органы правосудия двух стран как-то сотрудничают в этом отношении?
Борис Тадич: Что касается обвиняемых в совершении военных преступлений, которые, по некоторым данным, находятся в России, то подтвержденной информации на сей счет у нас нет. Но я, конечно, буду говорить на эту тему с российскими партнерами и рассчитываю на их помощь. Что касается Мирьяны Маркович: она должна быть выдана нашим органам правосудия и ответить на все вопросы, связанные с обвинениями в ее адрес. Я рассчитываю на сотрудничество Сербии и России в этом вопросе.
Сергей Сенинский: Волей исторических обстоятельств Борис Тадич, в девяностые годы остававшийся в тени большой политики, в последнее время стал лидером нового поколения сербских политиков-демократов, заменив во главе демократической колонны Зорана Джинджича, с которым его связывали многие годы личной дружбы и политического сотрудничества. В доме отца Тадича, известного философа и преподавателя белградского университета, они собирались еще в студенческие годы.
Борис Тадич: Я вырос в обстановке, скажу так, неуважения к автократии. Поэтому, может быть, в политике у меня нет незыблемых авторитетов. Но деятельность двух политиков всегда вызывала у меня большую симпатию, хотя примерами для себя самого я бы этих людей не назвал. Это Улоф Пальме и Вилли Брандт. Думаю, они внесли в политику новый стиль, они умели брать на себя ответственность, оказавшись в очень непростой ситуации. Вот мое политическое кредо: лидера избирают граждане, но он не должен своим избирателям из благодарности льстить и всегда стараться понравиться. Если лидер уверен в своей правоте, он должен принимать непростые решения, даже если в этот момент в этом конкретном вопросе он не располагает поддержкой граждан. Во имя интересов большинства политик иногда должен сопротивляться настроениям этого большинства. Если вести себя по-другому - нет общественного развития. Я уважаю политиков, которые, несмотря на настроения большинства, имели достаточно смелости, решительности в отстаивании своей позиции, которые были прозорливыми - и видели долгосрочные интересы своих стран.
Человек, который убедил меня в том, что в политике не следует искать себе кумиров - Зоран Джинджич. Вот кого я могу с полным основанием назвать антитоталитарным человеком! В моем политическом формировании Джинджич сыграл важную роль, и многие мои политические взгляды - результат нашего почти тридцатилетнего общения. Конечно, не один только Джинджич влиял на меня, но он влиял на меня больше всех других. Мы часто не соглашались друг с другом, но наши дискуссии всегда были открытыми и никогда не отражались на личных отношениях.
В доме моих родителей всегда присутствовала политика, в этом доме разгорались очень жаркие политические споры. Скажу вам, что Джинджич-политик как раз и родился в этом доме. Он был студентом моего отца, они часто спорили, и у меня всегда вызывала уважение та настойчивость, с которой Зоран отстаивал свои взгляды. Я тоже принимал участие в этих спорах, чаще всего мое видение ситуации в стране и мире расходилось с позициями моего отца. Кстати, я вовсе не уверен в том, что родители сейчас гордятся моей деятельностью, в политическом отношении мы слишком разные люди. Но свободной открытой дискуссии, критическому отношению ко всему на свете. в том числе и к себе самому, я, как и Зоран, учился именно у них. Политика - сложная профессия, прежде всего потому, что, если ты выбрал это занятие, тебе недостаточно разбираться только в сиюминутной ситуации. Без понимания тенденций развития, без способности заглянуть на пять или десять лет вперед в политике делать нечего. Я психолог по образованию, но не жалею, что теперь занимаюсь другим делом. Я никогда и не строил планов относительно того, чем буду заниматься. В жизни все закономерно: если так случилось, значит - так должно было случиться.
http://www.svoboda.org/ll/polit/1105/ll.111205-4.asp
_1.jpg)
