О генерале Дроздовском написано уже много, о его непреклонной командной воле, о его способности влиять на подчиненных ему воинов, привлекать их к себе, увлекать за собою. Я же хочу поведать о расширенной этой способности: о подчинении его воле людей, ему враждебных, и о его влиянии на них.
Полковник Дроздовский в январе 1917 года принял штаб 15-й пехотной дивизии, прибыв в действующую армию с незалеченным ранением руки, полученным им в сентябре 1916 года, когда он, будучи начальником штаба 64-й пехотной дивизии, лично вел в атаку один из ее полков.
Не долго Михаил Гордеевич пробыл начальником штаба 15-й дивизии: передав мне штаб, он вступил в командование 60-м Замосцкий пехотным полком той же дивизии. Немного спустя, он, я и еще один полковник были делегированы офицерами дивизии на съезд РУМЧЕРОДа в Одессе (РУМынского фронта, ЧЕРноморского флота и Одесского Военного Округа). На съезде он боролся с президиумом, сплошь состоявшим из социал-революционеров - грузин-медиков. В комиссиях и в пленуме съезда он провел свою резолюцию о запрещении солдатским комитетам вмешиваться в оперативные распоряжения командного состава. Пленум съезда - двухтысячаголовая чернь - подчинился силе золи и логике мышления явно контрреволюционного полковника и голосовал за резолюцию.
Больше того: к концу съезда у румчеродцев возникла мысль сформировать в Одессе из делегатов (чтобы им не возвращаться на фронт) "полк РУМЧЕРОДа", и они обратились к полковнику Дроздовскому с предложением стать командиром этого полка - революционеры признали авторитет офицера и контрреволюционера и хотели ему подчиниться. Михаил Гордеевич ответил, что командует полком по назначению Верховной власти и не может стать командиром полка по солдатскому избранию.
Он возвратился в Замосцкий полк, но через несколько месяцев был назначен начальником 14-й пехотной дивизии (того же 8-го армейского корпуса, что и 15-я). Там у него возникли такие конфликты с комитетом дивизии, что ему грозил арест. Он приехал ко мне в штаб, чтобы я ему помог уехать в Яссы, где был штаб Румынского фронта. Я выдал ему "липовый документ": от начальника штаба 15-й дивизии начальнику 14-й дивизии предписание отправиться в командировку в штаб фронта.
С этим "документом" он благополучно доехал до Ясс и там стал формировать Офицерскую бригаду, чтобы вести ее на Дон к генералу Алексееву. Такую же вторую бригаду начал организовывать в Кишиневе генерал Белозор. Дроздовский телеграммой вызвал меня в Яссы и предложил стать в его штабе старшим адъютантом Генерального штаба. Я, конечно, согласился, но должен был возвратиться на короткое время в дивизию, чтобы сдать кому-нибудь штаб и передать мои дела в двух русско-румынских комиссиях, в которые я был назначен штабом фронта.
Этот штаб чинил Дроздовскому большие препятствия, чем румыны (с которыми у него едва не дошло до боевого столкновения): штабные генералы опасались, что солдаты фронта устроят офицерам "Еремеевскую ночь" (Варфоломеевскую ночь) из-за формирования офицерской бригады. Штабом фронта был отдан приказ, освобождавший офицеров от взятого на себя обязательства состоять в бригаде. И тут снова проявилась сила влияния Дроздовского на сотрудников, на подчиненных: никто из бригады не вышел, по этому приказу, из нее. Бригада же Белозора сразу развалилась.
Таким исполином духа, воли, ума был Дроздовский. В заключение позволяю себе сказать несколько слов о себе. Выступление Офицерской бригады из района Яссы в поход к Ростову-на-Дону было столь поспешным, что Михаил Гордеевич не успел дать мне телеграммой знать, а когда я слухами узнал, было уже невозможно догнать бригаду. Я был очень огорчен, что не стал членом Офицерской бригады, а затем Дроздовской дивизии. Утешило меня то, что генерал Врангель назначил меня в Корниловскую ударную дивизию, где я выполнял обязанности начальника штаба... и все же жаль, что я не стал близким сотрудником Михаила Гордеевича, с которым меня, несмотря на разницу лет, связывала воинская дружба и память о котором жива во мне как о великом российском родинолюбе и воине такого духа, такой командной воли, какой нигде не встречалось ни в Великую, ни в Гражданскую войны, кроме генерала Корнилова.
[1] Месснер Е. Командная воля генерала Дроздовского // Первопоходник. Лос-Анжелес, 1972. N 5. С. 17-18.
Полковник Дроздовский в январе 1917 года принял штаб 15-й пехотной дивизии, прибыв в действующую армию с незалеченным ранением руки, полученным им в сентябре 1916 года, когда он, будучи начальником штаба 64-й пехотной дивизии, лично вел в атаку один из ее полков.
Не долго Михаил Гордеевич пробыл начальником штаба 15-й дивизии: передав мне штаб, он вступил в командование 60-м Замосцкий пехотным полком той же дивизии. Немного спустя, он, я и еще один полковник были делегированы офицерами дивизии на съезд РУМЧЕРОДа в Одессе (РУМынского фронта, ЧЕРноморского флота и Одесского Военного Округа). На съезде он боролся с президиумом, сплошь состоявшим из социал-революционеров - грузин-медиков. В комиссиях и в пленуме съезда он провел свою резолюцию о запрещении солдатским комитетам вмешиваться в оперативные распоряжения командного состава. Пленум съезда - двухтысячаголовая чернь - подчинился силе золи и логике мышления явно контрреволюционного полковника и голосовал за резолюцию.
Больше того: к концу съезда у румчеродцев возникла мысль сформировать в Одессе из делегатов (чтобы им не возвращаться на фронт) "полк РУМЧЕРОДа", и они обратились к полковнику Дроздовскому с предложением стать командиром этого полка - революционеры признали авторитет офицера и контрреволюционера и хотели ему подчиниться. Михаил Гордеевич ответил, что командует полком по назначению Верховной власти и не может стать командиром полка по солдатскому избранию.
Он возвратился в Замосцкий полк, но через несколько месяцев был назначен начальником 14-й пехотной дивизии (того же 8-го армейского корпуса, что и 15-я). Там у него возникли такие конфликты с комитетом дивизии, что ему грозил арест. Он приехал ко мне в штаб, чтобы я ему помог уехать в Яссы, где был штаб Румынского фронта. Я выдал ему "липовый документ": от начальника штаба 15-й дивизии начальнику 14-й дивизии предписание отправиться в командировку в штаб фронта.
С этим "документом" он благополучно доехал до Ясс и там стал формировать Офицерскую бригаду, чтобы вести ее на Дон к генералу Алексееву. Такую же вторую бригаду начал организовывать в Кишиневе генерал Белозор. Дроздовский телеграммой вызвал меня в Яссы и предложил стать в его штабе старшим адъютантом Генерального штаба. Я, конечно, согласился, но должен был возвратиться на короткое время в дивизию, чтобы сдать кому-нибудь штаб и передать мои дела в двух русско-румынских комиссиях, в которые я был назначен штабом фронта.
Этот штаб чинил Дроздовскому большие препятствия, чем румыны (с которыми у него едва не дошло до боевого столкновения): штабные генералы опасались, что солдаты фронта устроят офицерам "Еремеевскую ночь" (Варфоломеевскую ночь) из-за формирования офицерской бригады. Штабом фронта был отдан приказ, освобождавший офицеров от взятого на себя обязательства состоять в бригаде. И тут снова проявилась сила влияния Дроздовского на сотрудников, на подчиненных: никто из бригады не вышел, по этому приказу, из нее. Бригада же Белозора сразу развалилась.
Таким исполином духа, воли, ума был Дроздовский. В заключение позволяю себе сказать несколько слов о себе. Выступление Офицерской бригады из района Яссы в поход к Ростову-на-Дону было столь поспешным, что Михаил Гордеевич не успел дать мне телеграммой знать, а когда я слухами узнал, было уже невозможно догнать бригаду. Я был очень огорчен, что не стал членом Офицерской бригады, а затем Дроздовской дивизии. Утешило меня то, что генерал Врангель назначил меня в Корниловскую ударную дивизию, где я выполнял обязанности начальника штаба... и все же жаль, что я не стал близким сотрудником Михаила Гордеевича, с которым меня, несмотря на разницу лет, связывала воинская дружба и память о котором жива во мне как о великом российском родинолюбе и воине такого духа, такой командной воли, какой нигде не встречалось ни в Великую, ни в Гражданскую войны, кроме генерала Корнилова.
[1] Месснер Е. Командная воля генерала Дроздовского // Первопоходник. Лос-Анжелес, 1972. N 5. С. 17-18.
