Церковнославянский язык, на котором ведется богослужение в Русской Православной Церкви, далеко не всем понятен. Особенно тем, кто только-только переступил порог храма. Им часто кажется, что надо немедленно действовать: в срочном порядке переводить все богослужебные тексты на современный русский язык - тогда, мол, всем всЈ станет понятно. На самом деле вопрос очень многозначный, есть как pro, так и contra. Мы обратились к специалистам - Марине ЖУРИНСКОЙ и Владимиру КИРИЛЛИНУ.
Марина ЖУРИНСКАЯ, кандидат филологических наук, лингвист, редактор журнала "Альфа и Омега".
- Разговоры о том, что церковнославянский язык лучше русского - это разговоры наивные, потому что на всяком языке можно выразить вообще все, что только может прийти человеку в голову. Рассуждения о том, что есть такое слово, подобного которому нет в других языках, тоже довольно наивны - прежде всего потому, что смысл выражается не в отдельных словах, а в предложениях. Всегда с помощью того или иного количества слов можно сказать все, что человек думает. Рассуждения об особой поэтичности церковнославянского языка также неубедительны; существует обаяние иного языка, и тексты на нем кажутся "красивее", чем на родном; на сей счет у лингвистов бытует масса анекдотов. К тому же язык Пушкина тоже поэтичен, и если это критерий, тогда почему бы нам не переложить сейчас все богослужение в пушкинские чеканные строфы?
Дело в другом - церковнославянский язык для нас обладает рядом совершенно особых свойств. Все-таки хорошо, когда язык, на котором совершаются богослужения, не родной, потому что в словах и оборотах родного языка масса того, что называется коннотациями - вторичных смыслов, которые в тексте не содержатся, но рождаются в сознании. Простой пример. В синодальном переводе Священного Писания в Нагорной проповеди есть слово воссмеетесь (Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь. Евангелие от Луки, глава 6, стих 21). С одной стороны, русского слова воссмеяться в иных контекстах не существует, но с другой, если оно есть в синодальном переводе, то тем самым оно уже есть и в языке. И вот в одном из новых переводов Священного Писания вместо воссмеетесь стоит вы будете смеяться. Но это же звучит как в анекдоте: "Вы будете смеяться, но ваша третья дочь тоже умерла". Так нельзя. Именно от этого нас очищает и охраняет сакральный язык.
Сакральный - от лат. sacrum (священный) - это язык богослужения, язык ритуалов. У хеттов, например, таким языком был палайский. У индийских буддистов это пали. Церковнославянский - это тоже сакральный язык, и к этому нужно отнестись серьезно. Конечно, в христианстве, в религии свободы, нет жесткого требования служить именно на сакральном языке, и служба ведется на национальных языках там, где это оправдано, но об этом дальше. А наш сакральноый язык - церковнославянский - помогает нам держаться в том русле, в котором нужно плыть, если мы желаем жить духовным настроем и не рассеиваться.
И чем больше человек бывает на богослужении, причем бывает серьезно, тем ближе и понятнее ему церковнославянский язык. Что, однако, никоим образом не отменяет работу со словарем. Ведь можно сорок лет подряд посещать богослужения, но что такое мшелоимство ( ) или тристаты (СНОСКА: Тристат - (греч.) военачальник; употребляется и в значении "всадник".) - так никогда и не узнать, потому что у этих слов нет аналогов и контекст их не проясняет, за ними нужно лезть в словарь.
- А существует ли вообще проблема церковнославянского языка? Если да, то в чем она выражается?
- Проблема церковнославянского языка, точнее, богослужения на церковнославянском языке, сейчас чрезвычайно ограничена. Это проблема тех людей, которые впервые приходят в Церковь и чувствуют себя несколько сбитыми с толку. Иногда это проблема каких-то приходов, которые желают выделиться в этом отношении из общей массы, сделать, как лучше. То есть либо это проблема внутрицерковного самосознания, либо это проблема неофитов. Второе действительно заслуживает особого внимания.
Позволю себе некоторое уточнение. У Московского Патриархата - множество приходов за границей. В некоторых из них, куда ходят в основном старые люди (а иногда и молодые, если в их семье принято говорить по-русски, сохраняя тем самым культурную традицию русского языка), служба совершается на церковнославянском. Но там, где большинство прихожан - это люди, не знающие русского, разрешается служить на национальных языках. Например, есть прекрасный, в высшей степени совершенный перевод литургии на немецкий язык, который еще в XIX веке сделал в Германии протоиерей Алексий Мальцев. Очень хорош и перевод на английский язык, это аутентичный текст. Так что нельзя сказать, будто Московский Патриархат служит только по-церковнославянски. И ясно, что язык как таковой, в том числе и живой современный язык - не препятствие для православного богослужения. Надо сказать, однако, что язык немецкого богослужебного текста отличается от обиходного. Этот язык возвышенный, со множеством архаизмов. Он очищен от протестантской религиозной лексики, содержит слова и обороты латинского происхождения, которые употребляли католики.
О появлении церковнославянского языка
Церковнославянский язык, наследник старославянского, сложился в середине XVII века. Он отразил ряд изменений, главным образом фонетических, происшедших в живом русском языке. Тогда же была упорядочена и его орфография.
- Но ведь немецкий язык богослужения более понятен современным немцам, чем церковнославянский - современным русским?
- Я бы тут говорила не о языке. Я бы говорила о тексте - о богослужебных текстах, о текстах Священного Писания. Текст - это некоторая "вещь в себе", и понимание его - не только языковое. Думаю, что для современных православных немцев богослужебный текст обладает в некоторой степени стилистической инаковостью. А церковнославянский язык богослужебных текстов нельзя назвать мертвым, потому что изменения в текстах производятся, хотя и маленькие, "точечные". И это единственный безболезненный способ реформирования. Здесь, если можно так выразиться, "двустороннее движение". Изменение возникает, может быть, даже в результате храбрости отдельного священника (был бы он только достаточно для этого образованным), церковный народ это либо принимает, либо нет. Если в общей массе принимает, то священноначалие это одобряет. И тогда возникает это точечное изменение. Речь, конечно, идет об отдельных словах, например, любовь вместо любы, жизнь вместо живот, петух вместо петел. У меня есть несколько молитвословов, и в части их стоит оборот спасения иский, а в другой части - спасения требуя. И ничего страшного.
- Во-первых, есть прекрасный словарь церковнославянского языка отца Григория Дьяченко, который недавно дважды переиздавался. Можно им воспользоваться и узнать значения непонятных слов. С "понятными" словами тоже все не так просто. Есть такое явление, как ложные друзья переводчика. Например, в одной из молитв вечернего правила мы просим прощения за грехи яже от юности и от науки злы, и яже суть от нагльства и уныния. От юности - более или менее понятно: это значит смолоду-сдуру согрешил. А вот что такое от науки злы? Мне встречалась интерпретация, что это якобы от большого образования, в котором таится зло. Это в корне неверно. Как это возможно: с одной стороны, по молодости, с другой, здесь же - от большой образованности? Это странно. От науки злы значит "от злого научения", то есть подучили по злобе совершить грех, вот и совершил, собственным умом не разобравшись. Ева, например, согрешила от науки злы.
Далее, что такое от нагльства? Опять же, можно подумать, что был нахален и поэтому согрешил. Ничего подобного. Церковнославянские нагле, нагльство очень опосредованно связаны с русским словом наглость. Точное значение можно найти в польском, родственном славянском языке. По-польски нагле означает внезапно, неожиданно. Это значит, что, подумавши, мы знаем, как поступить правильно, а если требуется какая-то внезапная реакция, можем и ошибиться. Согрешить от нагльства - это значит, ты никак не ожидал, что нужно будет принять какое-то решение, и принял неправильное, потому что не сообразил.
- Выходит, каждый молящийся должен со словарем сидеть и переводить тексты молитв, при этом еще стараясь распознать "ложных друзей переводчика"?
- Неточно здесь говорить "молящийся", потому что со словарем не молятся, а готовятся к молитве. Сначала действительно можно посидеть со словарем - это никому не помешает. Конечно, это колоссальная работа, и проделывать ее нужно постепенно. Сесть и за один вечер перевести все молитвенное правило, конечно, невозможно. Это надо делать потихонечку и постепенно - читать и вдумываться, - вдумываться не только в словарное значение слов, но и в духовный смысл текста.
Но есть еще один процесс. Я ведь недаром говорю, что дело зачастую не в языке, а в тексте. Очень многое открывается человеку в ходе богослужения. Когда человек молится, ему становятся понятнее те слова, которые при простом чтении вызывают недоумение. Дальше - то, что называется навыком: те или иные фразы богослужения у человека связываются с его собственными духовными переживаниями, и в его сознании образуется некоторое единство. Такое единство называется в богословии словом целомудрие, то есть это гармония всего существа человека.
Вот очень простой пример. Я более-менее систематически читаю дома Псалтырь. Читала его по-русски. Сначала я стала спотыкаться на 50-м псалме. Каждое утро читая его по-церковнославянски, невозможно не сбиться в русском варианте. Далее, и 90-й псалом, и все псалмы шестопсалмия, и входящие в Последование к исповеди, и те, стихи из которых часто повторяются в богослужебном круге, - все они постепенно заменяются на церковнославянский, потому что именно с этим языком связан некий духовный опыт. Вот что такое навык. В результате перехожу на чтение церковнославянского текста, и не из принципа, а потому что мне так удобнее.
Словарик
Злоба - 1. Грех; 2. Печаль, забота. Моление о душах озлобленных значит молиться о людях, имеющих какие-то скорби, болезненные заботы.
Окаянный - бедный, несчастный, достойный жалости. Это слово в церковнославянском не имеет ругательного оттенка.
Окормление - духовное руководство. Связывается со словом корма, а не корм. Корма - место, где на корабле находилось кормило, руль. Окормлять - значит направлять.
Жительство - 1. Привычное нам значение - место жительства. 2. Все ныне живущие христиане: и твое сохраняя крестом твоим жительство.
Гл. видети: видехом (мы видели) - окончание -ом имеют глаголы первого лица множественного числа.
- Насчет наших предков вы, наверное, на пару веков ошибаетесь. Просто среди них было меньше людей, так заходящих в храм. Вы описали человека, которому Бог не нужен. Он не пришел к Богу, он именно зашел в храм. Он не думает о том, что пришел в дом к Богу. Иначе бы он так не сказал: больше я сюда не приду. Все-таки с Царем Царей так не разговаривают. Просто ему это не нужно, ну и что тут можно сделать? Услышал бы он что-то понятное - ну, постоял бы десять минут, а не пять.
С другой стороны, я знаю многих людей, которые церковнославянского не понимают и понимать не хотят. В храм они ходят из соображений скорее магических - свечку поставить, чтобы "помогло" выиграть в лотерею или вылечиться от хондроза. Дело же не в языке. Понимаете, если человек стремится к Богу, к спасению в Боге, то хоть по-китайски пусть служат - это же неважно, он выучит. Дело не в этом. Если человек пришел к Богу, если у него есть внутренняя потребность, он будет стараться понять. А если язык непреодолимо мешает понимать, то человек не к Богу пришел.
Вот еще одна важная вещь. Когда мы молимся по-церковнославянски, слышим церковнославянские тексты, мы объединяемся во Христе не только между собой, но и со всеми нашими предками, которые в течение тысячи лет слышали и произносили те же самые слова. Получается в полном смысле общее дело (СНОСКА: Литургия - (греч.) общее дело).
- Почему же тогда католики отказались от латыни, на которой прежде совершались все их богослужения?
- Я не католичка, не имею никакого опыта бытия в католической Церкви. Очевидно, у них были какие-то соображения. Насколько они оправдались, не знаю, вроде бы не очень, потому что число прихожан Католической Церкви в Европе уменьшается катастрофически, невзирая на службу на понятном языке. Более того, те, кто сохранил себе латынь - более стойкие люди, их приходы более постоянны, и язык их не смущает.
Вообще латынь, как и другие языки, - это не такая уж страшная вещь. Для изучения языка нужна прежде всего хорошая мотивация. В свое время я преподавала немецкий язык аспирантам. Им нужно было сдавать кандидатский минимум - это хорошая мотивация. Но части из них нужно было читать зарубежных специалистов. Эта мотивация еще лучше. Так вот, аспиранты второй категории очень даже преуспевали. Отсюда вопрос: у человека, который пришел в Церковь, есть мотивация или нет? Он хочет жить в Церкви? Если да, то ему нетрудно будет посмотреть в словарь, запомнить, что такое тристаты и идти дальше.
Кроме того, напрасно считать, что Церковь совсем не идет верующим навстречу. Очень полезно посмотреть на текст канона преподобного Андрея Критского. Он переведен с греческого, и во всех приличных изданиях есть русский перевод с комментарием. Но есть еще церковнославянский комментарий более поздней редакции: некоторые слова и выражения, дословно переведенные с греческого, уточняются на церковнославянском языке. Так, например, слово бессловесный имеет сноску - безумный. Все очень просто: это перевод греческого слова, корень которого - логос - может означать слово, а может означать разум. Первый переводчик перевел это слово как бессловесный, а потом уже более вдумчивый редактор понял, что надо переводить как безумный. И сделано это очень аккуратно: текст оставили, но комментарий дали.
- А как, например, стоя на литургии, молящийся, не имеющий достаточных знаний по истории, поймет слова: Яко да Царя всех подымем, ангельскими невидимо дориносима чинми (СНОСКА: дориносима - торжественно носимого, прославляемого, от греч. дори - копье. Букв. дориносима - копьеносимого; в древности, торжественно прославляя царей или военачальников, их сажали на щиты, подняв вверх, ставили щиты на копья и таким образом носили их пред войсками. Издали казалось, что прославляемых несут прямо на копьях. Ангельскими чинми - ангельскими чинами.)?
- Это вопрос не к молящемуся, а к тому, как он проходил катехизацию. Если не проходил, то пускай сам и проходит. Только пусть обращается с вопросами не к рядом стоящей бабушке, а непосредственно к священнику. Потому что батюшка, если сам не объяснит, как минимум укажет нужную литературу.
...А вообще всякое бывет. У меня был случай, когда в храме одна девушка с паникой на лице подошла ко мне и спросила: "Что мне делать? Я совершенно не понимаю, что говорят священники". (В этом храме к тому же не самая удачная акустика.) Я ей сказала, что, конечно, лучше бы потом текст богослужения прочитать, но сейчас можно просто помолиться о том, чтобы всЈ, что говорят священники, они говорили и от ее имени. Она, видимо, таким образом помолилась, после чего стояла с совершенно трогательным выражением лица. А ведь, собственно, именно это священник и делает - он молится от нашего имени. Но Церковь устроена так, что его голос служит выражением нашей общей молитвы.
Беседовала Алла МИТРОФАНОВА
Владимир КИРИЛЛИН, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой филологии Московской духовной академии и семинарии.
Церковно-славянский язык возник во второй половине IX века, во времена святых Кирилла и Мефодия - просветителей славян - в значительной мере как результат их переводческой деятельности. На этом языке никто никогда не разговаривал, он изначально был языком книжным и предназначался для нужд христианской Церкви: для богослужения, проповеди, передачи библейских, вероучительных, исторических и других текстов.
С распространением среди славянских племен христианства и христианской книжности язык этот естественно претерпевал изменения под воздействием живых наречий. Постепенно появились его западная, южная и, позднее, восточная разновидности. В сущности, с момента возникновения славянской грамоты переписчики книг, каждый в силу собственного разумения, постоянно стремились к замене непонятных слов и грамматических форм - например, грецизмов, архаизмов, формы творительного падежа или двойственного числа - на более понятные и современные им слова и формы. Так что язык этот не был совершенно застывшим, он по-своему все время развивался.
Но когда на смену переписчикам в XVI-XVII столетиях пришел печатный станок, этот стихийный процесс почти прекратился. Однако при этом почти сразу возникла проблема исправления, редактирования и унификации церковнославянских текстов, ибо в богослужебных книгах, напечатанных, например, в Москве, Киеве или Вильне, обнаружились заметные расхождения лексического, грамматического, орфографического свойства - что вызывало смущения и всяческие соблазны.
Однако задача "перевода" литургических текстов на русский еще долго не ставилась. Вплоть до эпохи появления синодального русского перевода Священного Писания (1876 г.) все исправления в молитвословиях и песнословиях производились средствами того же церковнославянского языка, достаточно богатого и гибкого. Сами тексты от этого мало страдали - с точки зрения их художественных свойств, культурно-исторической ассоциативности, духовного и богословского содержания.
На рубеже XIX-XX веков, тем не менее, в русском церковном обществе разгорелись довольно жаркие споры о языке богослужения, породившие два лагеря энтузиастов - "новаторов", ратовавших за русификацию богослужебных текстов, и "консерваторов", отстаивавших неприкосновенность их церковнославянской природы.
Попытки изменений в богослужебном языке ведутся и в наши дни. На Архиерейском Соборе 1994 г. было принято решение о создании при Синодальной комиссии по богослужению группы учЈных специалистов, специально предназначенной для необходимого редактирования церковнославянских богослужебных текстов. (СНОСКА: Некоторое время назад было постановление Комиссии о некоторых частных изменениях в богослужебных текстах. - Ред.).
Но если уж допустить возможность перевода богослужебных текстов на русский язык, то при этом нужно иметь в виду, что очень многие из них первоначально были написаны по-гречески. Так что основой для перевода в таких случаях должна служить не их церковнославянская версия, а именно оригинал. Но для такого труда, как мне представляется, необходим огромный талант переводчика, незаурядное знание греческого языка, причем языка времен создания того или другого текста. Вместе с тем, чтобы сколько-нибудь адекватно передать духовную глубину и художественную силу переводимых текстов, нужно обладать не только огромной эрудицией и поэтическим дарованием, но и, несомненно, собственным духовным опытом молитвы, богообщения, а также, если хотите, божественным вдохновением, подобно великим гимнографам прошлого.
За помощь в подготовке материала редакция благодарит Александру Георгиевну ВИГАСИНУ, преподавателя церковнославянского языка ПСТГУ
Статья опубликована во 2(25)-м номере "Фомы"
http://www.fomacenter.ru/index.php?issue=1§ion=1&article=878
Марина ЖУРИНСКАЯ, кандидат филологических наук, лингвист, редактор журнала "Альфа и Омега".
ПОД ГРУЗОМ ВТОРИЧНЫХ СМЫСЛОВ
- Марина Андреевна, мне приходилось слышать, будто русский язык однозначно хуже церковнославянского и потому на него нельзя переводить богослужение. Вы с этим согласны?- Разговоры о том, что церковнославянский язык лучше русского - это разговоры наивные, потому что на всяком языке можно выразить вообще все, что только может прийти человеку в голову. Рассуждения о том, что есть такое слово, подобного которому нет в других языках, тоже довольно наивны - прежде всего потому, что смысл выражается не в отдельных словах, а в предложениях. Всегда с помощью того или иного количества слов можно сказать все, что человек думает. Рассуждения об особой поэтичности церковнославянского языка также неубедительны; существует обаяние иного языка, и тексты на нем кажутся "красивее", чем на родном; на сей счет у лингвистов бытует масса анекдотов. К тому же язык Пушкина тоже поэтичен, и если это критерий, тогда почему бы нам не переложить сейчас все богослужение в пушкинские чеканные строфы?
Дело в другом - церковнославянский язык для нас обладает рядом совершенно особых свойств. Все-таки хорошо, когда язык, на котором совершаются богослужения, не родной, потому что в словах и оборотах родного языка масса того, что называется коннотациями - вторичных смыслов, которые в тексте не содержатся, но рождаются в сознании. Простой пример. В синодальном переводе Священного Писания в Нагорной проповеди есть слово воссмеетесь (Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь. Евангелие от Луки, глава 6, стих 21). С одной стороны, русского слова воссмеяться в иных контекстах не существует, но с другой, если оно есть в синодальном переводе, то тем самым оно уже есть и в языке. И вот в одном из новых переводов Священного Писания вместо воссмеетесь стоит вы будете смеяться. Но это же звучит как в анекдоте: "Вы будете смеяться, но ваша третья дочь тоже умерла". Так нельзя. Именно от этого нас очищает и охраняет сакральный язык.
Сакральный - от лат. sacrum (священный) - это язык богослужения, язык ритуалов. У хеттов, например, таким языком был палайский. У индийских буддистов это пали. Церковнославянский - это тоже сакральный язык, и к этому нужно отнестись серьезно. Конечно, в христианстве, в религии свободы, нет жесткого требования служить именно на сакральном языке, и служба ведется на национальных языках там, где это оправдано, но об этом дальше. А наш сакральноый язык - церковнославянский - помогает нам держаться в том русле, в котором нужно плыть, если мы желаем жить духовным настроем и не рассеиваться.
И чем больше человек бывает на богослужении, причем бывает серьезно, тем ближе и понятнее ему церковнославянский язык. Что, однако, никоим образом не отменяет работу со словарем. Ведь можно сорок лет подряд посещать богослужения, но что такое мшелоимство ( ) или тристаты (СНОСКА: Тристат - (греч.) военачальник; употребляется и в значении "всадник".) - так никогда и не узнать, потому что у этих слов нет аналогов и контекст их не проясняет, за ними нужно лезть в словарь.
- А существует ли вообще проблема церковнославянского языка? Если да, то в чем она выражается?
- Проблема церковнославянского языка, точнее, богослужения на церковнославянском языке, сейчас чрезвычайно ограничена. Это проблема тех людей, которые впервые приходят в Церковь и чувствуют себя несколько сбитыми с толку. Иногда это проблема каких-то приходов, которые желают выделиться в этом отношении из общей массы, сделать, как лучше. То есть либо это проблема внутрицерковного самосознания, либо это проблема неофитов. Второе действительно заслуживает особого внимания.
Позволю себе некоторое уточнение. У Московского Патриархата - множество приходов за границей. В некоторых из них, куда ходят в основном старые люди (а иногда и молодые, если в их семье принято говорить по-русски, сохраняя тем самым культурную традицию русского языка), служба совершается на церковнославянском. Но там, где большинство прихожан - это люди, не знающие русского, разрешается служить на национальных языках. Например, есть прекрасный, в высшей степени совершенный перевод литургии на немецкий язык, который еще в XIX веке сделал в Германии протоиерей Алексий Мальцев. Очень хорош и перевод на английский язык, это аутентичный текст. Так что нельзя сказать, будто Московский Патриархат служит только по-церковнославянски. И ясно, что язык как таковой, в том числе и живой современный язык - не препятствие для православного богослужения. Надо сказать, однако, что язык немецкого богослужебного текста отличается от обиходного. Этот язык возвышенный, со множеством архаизмов. Он очищен от протестантской религиозной лексики, содержит слова и обороты латинского происхождения, которые употребляли католики.
О появлении церковнославянского языка
Церковнославянский язык, наследник старославянского, сложился в середине XVII века. Он отразил ряд изменений, главным образом фонетических, происшедших в живом русском языке. Тогда же была упорядочена и его орфография.
- Но ведь немецкий язык богослужения более понятен современным немцам, чем церковнославянский - современным русским?
- Я бы тут говорила не о языке. Я бы говорила о тексте - о богослужебных текстах, о текстах Священного Писания. Текст - это некоторая "вещь в себе", и понимание его - не только языковое. Думаю, что для современных православных немцев богослужебный текст обладает в некоторой степени стилистической инаковостью. А церковнославянский язык богослужебных текстов нельзя назвать мертвым, потому что изменения в текстах производятся, хотя и маленькие, "точечные". И это единственный безболезненный способ реформирования. Здесь, если можно так выразиться, "двустороннее движение". Изменение возникает, может быть, даже в результате храбрости отдельного священника (был бы он только достаточно для этого образованным), церковный народ это либо принимает, либо нет. Если в общей массе принимает, то священноначалие это одобряет. И тогда возникает это точечное изменение. Речь, конечно, идет об отдельных словах, например, любовь вместо любы, жизнь вместо живот, петух вместо петел. У меня есть несколько молитвословов, и в части их стоит оборот спасения иский, а в другой части - спасения требуя. И ничего страшного.
ЧИТАЮ И ПЕРЕВОЖУ. СО СЛОВАРЕМ
- Но что же делать человеку, который не понимает церковнославянский язык?- Во-первых, есть прекрасный словарь церковнославянского языка отца Григория Дьяченко, который недавно дважды переиздавался. Можно им воспользоваться и узнать значения непонятных слов. С "понятными" словами тоже все не так просто. Есть такое явление, как ложные друзья переводчика. Например, в одной из молитв вечернего правила мы просим прощения за грехи яже от юности и от науки злы, и яже суть от нагльства и уныния. От юности - более или менее понятно: это значит смолоду-сдуру согрешил. А вот что такое от науки злы? Мне встречалась интерпретация, что это якобы от большого образования, в котором таится зло. Это в корне неверно. Как это возможно: с одной стороны, по молодости, с другой, здесь же - от большой образованности? Это странно. От науки злы значит "от злого научения", то есть подучили по злобе совершить грех, вот и совершил, собственным умом не разобравшись. Ева, например, согрешила от науки злы.
Далее, что такое от нагльства? Опять же, можно подумать, что был нахален и поэтому согрешил. Ничего подобного. Церковнославянские нагле, нагльство очень опосредованно связаны с русским словом наглость. Точное значение можно найти в польском, родственном славянском языке. По-польски нагле означает внезапно, неожиданно. Это значит, что, подумавши, мы знаем, как поступить правильно, а если требуется какая-то внезапная реакция, можем и ошибиться. Согрешить от нагльства - это значит, ты никак не ожидал, что нужно будет принять какое-то решение, и принял неправильное, потому что не сообразил.
- Выходит, каждый молящийся должен со словарем сидеть и переводить тексты молитв, при этом еще стараясь распознать "ложных друзей переводчика"?
- Неточно здесь говорить "молящийся", потому что со словарем не молятся, а готовятся к молитве. Сначала действительно можно посидеть со словарем - это никому не помешает. Конечно, это колоссальная работа, и проделывать ее нужно постепенно. Сесть и за один вечер перевести все молитвенное правило, конечно, невозможно. Это надо делать потихонечку и постепенно - читать и вдумываться, - вдумываться не только в словарное значение слов, но и в духовный смысл текста.
Но есть еще один процесс. Я ведь недаром говорю, что дело зачастую не в языке, а в тексте. Очень многое открывается человеку в ходе богослужения. Когда человек молится, ему становятся понятнее те слова, которые при простом чтении вызывают недоумение. Дальше - то, что называется навыком: те или иные фразы богослужения у человека связываются с его собственными духовными переживаниями, и в его сознании образуется некоторое единство. Такое единство называется в богословии словом целомудрие, то есть это гармония всего существа человека.
Вот очень простой пример. Я более-менее систематически читаю дома Псалтырь. Читала его по-русски. Сначала я стала спотыкаться на 50-м псалме. Каждое утро читая его по-церковнославянски, невозможно не сбиться в русском варианте. Далее, и 90-й псалом, и все псалмы шестопсалмия, и входящие в Последование к исповеди, и те, стихи из которых часто повторяются в богослужебном круге, - все они постепенно заменяются на церковнославянский, потому что именно с этим языком связан некий духовный опыт. Вот что такое навык. В результате перехожу на чтение церковнославянского текста, и не из принципа, а потому что мне так удобнее.
Словарик
Злоба - 1. Грех; 2. Печаль, забота. Моление о душах озлобленных значит молиться о людях, имеющих какие-то скорби, болезненные заботы.
Окаянный - бедный, несчастный, достойный жалости. Это слово в церковнославянском не имеет ругательного оттенка.
Окормление - духовное руководство. Связывается со словом корма, а не корм. Корма - место, где на корабле находилось кормило, руль. Окормлять - значит направлять.
Жительство - 1. Привычное нам значение - место жительства. 2. Все ныне живущие христиане: и твое сохраняя крестом твоим жительство.
Гл. видети: видехом (мы видели) - окончание -ом имеют глаголы первого лица множественного числа.
ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК ПРИШЕЛ НЕ К БОГУ...
- Но все-таки, наверняка для наших предков церковнославянский язык был гораздо понятнее и ближе, чем нам сейчас. А сегодня, к примеру, довольно типична такая картина. Человек заходит в храм, слышит непонятные ему песнопения и через пять минут выходит со словами, что больше никогда сюда не придет: все равно ничего не понятно.- Насчет наших предков вы, наверное, на пару веков ошибаетесь. Просто среди них было меньше людей, так заходящих в храм. Вы описали человека, которому Бог не нужен. Он не пришел к Богу, он именно зашел в храм. Он не думает о том, что пришел в дом к Богу. Иначе бы он так не сказал: больше я сюда не приду. Все-таки с Царем Царей так не разговаривают. Просто ему это не нужно, ну и что тут можно сделать? Услышал бы он что-то понятное - ну, постоял бы десять минут, а не пять.
С другой стороны, я знаю многих людей, которые церковнославянского не понимают и понимать не хотят. В храм они ходят из соображений скорее магических - свечку поставить, чтобы "помогло" выиграть в лотерею или вылечиться от хондроза. Дело же не в языке. Понимаете, если человек стремится к Богу, к спасению в Боге, то хоть по-китайски пусть служат - это же неважно, он выучит. Дело не в этом. Если человек пришел к Богу, если у него есть внутренняя потребность, он будет стараться понять. А если язык непреодолимо мешает понимать, то человек не к Богу пришел.
Вот еще одна важная вещь. Когда мы молимся по-церковнославянски, слышим церковнославянские тексты, мы объединяемся во Христе не только между собой, но и со всеми нашими предками, которые в течение тысячи лет слышали и произносили те же самые слова. Получается в полном смысле общее дело (СНОСКА: Литургия - (греч.) общее дело).
- Почему же тогда католики отказались от латыни, на которой прежде совершались все их богослужения?
- Я не католичка, не имею никакого опыта бытия в католической Церкви. Очевидно, у них были какие-то соображения. Насколько они оправдались, не знаю, вроде бы не очень, потому что число прихожан Католической Церкви в Европе уменьшается катастрофически, невзирая на службу на понятном языке. Более того, те, кто сохранил себе латынь - более стойкие люди, их приходы более постоянны, и язык их не смущает.
Вообще латынь, как и другие языки, - это не такая уж страшная вещь. Для изучения языка нужна прежде всего хорошая мотивация. В свое время я преподавала немецкий язык аспирантам. Им нужно было сдавать кандидатский минимум - это хорошая мотивация. Но части из них нужно было читать зарубежных специалистов. Эта мотивация еще лучше. Так вот, аспиранты второй категории очень даже преуспевали. Отсюда вопрос: у человека, который пришел в Церковь, есть мотивация или нет? Он хочет жить в Церкви? Если да, то ему нетрудно будет посмотреть в словарь, запомнить, что такое тристаты и идти дальше.
Кроме того, напрасно считать, что Церковь совсем не идет верующим навстречу. Очень полезно посмотреть на текст канона преподобного Андрея Критского. Он переведен с греческого, и во всех приличных изданиях есть русский перевод с комментарием. Но есть еще церковнославянский комментарий более поздней редакции: некоторые слова и выражения, дословно переведенные с греческого, уточняются на церковнославянском языке. Так, например, слово бессловесный имеет сноску - безумный. Все очень просто: это перевод греческого слова, корень которого - логос - может означать слово, а может означать разум. Первый переводчик перевел это слово как бессловесный, а потом уже более вдумчивый редактор понял, что надо переводить как безумный. И сделано это очень аккуратно: текст оставили, но комментарий дали.
- А как, например, стоя на литургии, молящийся, не имеющий достаточных знаний по истории, поймет слова: Яко да Царя всех подымем, ангельскими невидимо дориносима чинми (СНОСКА: дориносима - торжественно носимого, прославляемого, от греч. дори - копье. Букв. дориносима - копьеносимого; в древности, торжественно прославляя царей или военачальников, их сажали на щиты, подняв вверх, ставили щиты на копья и таким образом носили их пред войсками. Издали казалось, что прославляемых несут прямо на копьях. Ангельскими чинми - ангельскими чинами.)?
- Это вопрос не к молящемуся, а к тому, как он проходил катехизацию. Если не проходил, то пускай сам и проходит. Только пусть обращается с вопросами не к рядом стоящей бабушке, а непосредственно к священнику. Потому что батюшка, если сам не объяснит, как минимум укажет нужную литературу.
...А вообще всякое бывет. У меня был случай, когда в храме одна девушка с паникой на лице подошла ко мне и спросила: "Что мне делать? Я совершенно не понимаю, что говорят священники". (В этом храме к тому же не самая удачная акустика.) Я ей сказала, что, конечно, лучше бы потом текст богослужения прочитать, но сейчас можно просто помолиться о том, чтобы всЈ, что говорят священники, они говорили и от ее имени. Она, видимо, таким образом помолилась, после чего стояла с совершенно трогательным выражением лица. А ведь, собственно, именно это священник и делает - он молится от нашего имени. Но Церковь устроена так, что его голос служит выражением нашей общей молитвы.
Беседовала Алла МИТРОФАНОВА
О ПРОИСХОЖДЕНИИ БОГОСЛУЖЕБНОГО ЯЗЫКА
Первый литературный язык славян, созданный святыми равноапостольными Кириллом и Мефодием в IX веке, принято называть старославянским (древнецерковнославянским) языком. Его основой явился македонский говор древнеболгарского языка, на котором говорило славянское население греческого города Солуня (совр. Салоники). Именно этот говор был известен "солунским братьям". В ходе перевода Священного Писания и богослужебных книг с древнегреческого на это язык ими был впервые разработан книжный стиль живого славянского языка, отразивший влияние греческого синтаксиса и вобравший в себя большое количество новообразованных по греческим образцам слов (Богородица, Присносущный и др.). В IX веке различия между славянскими языками были незначительными, и со своими переводами святые Кирилл и Мефодий отправляются в Великую Моравию, к западным славянам. Когда же христианство приходит на Русь, то здесь также появляются богослужебные книги, переписанные с более ранних оригиналов. Древним русичам был понятен язык этих книг - он имел общий с древнерусским грамматический строй и почти тождественный основной словарный состав.Владимир КИРИЛЛИН, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой филологии Московской духовной академии и семинарии.
Церковно-славянский язык возник во второй половине IX века, во времена святых Кирилла и Мефодия - просветителей славян - в значительной мере как результат их переводческой деятельности. На этом языке никто никогда не разговаривал, он изначально был языком книжным и предназначался для нужд христианской Церкви: для богослужения, проповеди, передачи библейских, вероучительных, исторических и других текстов.
С распространением среди славянских племен христианства и христианской книжности язык этот естественно претерпевал изменения под воздействием живых наречий. Постепенно появились его западная, южная и, позднее, восточная разновидности. В сущности, с момента возникновения славянской грамоты переписчики книг, каждый в силу собственного разумения, постоянно стремились к замене непонятных слов и грамматических форм - например, грецизмов, архаизмов, формы творительного падежа или двойственного числа - на более понятные и современные им слова и формы. Так что язык этот не был совершенно застывшим, он по-своему все время развивался.
Но когда на смену переписчикам в XVI-XVII столетиях пришел печатный станок, этот стихийный процесс почти прекратился. Однако при этом почти сразу возникла проблема исправления, редактирования и унификации церковнославянских текстов, ибо в богослужебных книгах, напечатанных, например, в Москве, Киеве или Вильне, обнаружились заметные расхождения лексического, грамматического, орфографического свойства - что вызывало смущения и всяческие соблазны.
Однако задача "перевода" литургических текстов на русский еще долго не ставилась. Вплоть до эпохи появления синодального русского перевода Священного Писания (1876 г.) все исправления в молитвословиях и песнословиях производились средствами того же церковнославянского языка, достаточно богатого и гибкого. Сами тексты от этого мало страдали - с точки зрения их художественных свойств, культурно-исторической ассоциативности, духовного и богословского содержания.
На рубеже XIX-XX веков, тем не менее, в русском церковном обществе разгорелись довольно жаркие споры о языке богослужения, породившие два лагеря энтузиастов - "новаторов", ратовавших за русификацию богослужебных текстов, и "консерваторов", отстаивавших неприкосновенность их церковнославянской природы.
Попытки изменений в богослужебном языке ведутся и в наши дни. На Архиерейском Соборе 1994 г. было принято решение о создании при Синодальной комиссии по богослужению группы учЈных специалистов, специально предназначенной для необходимого редактирования церковнославянских богослужебных текстов. (СНОСКА: Некоторое время назад было постановление Комиссии о некоторых частных изменениях в богослужебных текстах. - Ред.).
Но если уж допустить возможность перевода богослужебных текстов на русский язык, то при этом нужно иметь в виду, что очень многие из них первоначально были написаны по-гречески. Так что основой для перевода в таких случаях должна служить не их церковнославянская версия, а именно оригинал. Но для такого труда, как мне представляется, необходим огромный талант переводчика, незаурядное знание греческого языка, причем языка времен создания того или другого текста. Вместе с тем, чтобы сколько-нибудь адекватно передать духовную глубину и художественную силу переводимых текстов, нужно обладать не только огромной эрудицией и поэтическим дарованием, но и, несомненно, собственным духовным опытом молитвы, богообщения, а также, если хотите, божественным вдохновением, подобно великим гимнографам прошлого.
За помощь в подготовке материала редакция благодарит Александру Георгиевну ВИГАСИНУ, преподавателя церковнославянского языка ПСТГУ
Статья опубликована во 2(25)-м номере "Фомы"
http://www.fomacenter.ru/index.php?issue=1§ion=1&article=878
_1.jpg)
