Вышли очередные тома Полного собрания сочинений Ф.М. Достоевского в 26 книгах, которое издает газетно-журнальное объединение "Воскресенье" при поддержке губернатора Омской области Леонида Полежаева. "Труд" уже рассказывал об этом уникальном издании, равного которому до сих пор не было ни у нас в стране, ни за рубежом. Сегодня мы предлагаем вниманию читателей сокращенный вариант статьи известного литературоведа профессора Владимира Викторовича, напечатанной в одном из последних томов.
20 декабря 1872 года автор недавно вышедшего романа "Бесы" был утвержден редактором еженедельной газеты "Гражданин". 20 апреля 1874 года он официально покинул этот пост. Между этими датами - 67 номеров еженедельника, подписанных: "Редактор Ф.М. Достоевский". Для писателя это была вторая попытка редакторства. Первая - восьмимесячное ведение журнала "Эпоха" после смерти брата-редактора в 1864 году - закончилась печально, остановкой издания. Новый опыт был еще рискованнее: газета, даже еженедельная, - не журнал (ежемесячный), это другой ритм жизни, другая погруженность в сутолоку текущих событий. И все же он рискнул.
О своем решении Достоевский пожалел очень скоро. В письме к С.А. Ивановой 31 января 1873 года он признается: "Кляну себя за решимость, с которою внезапно взвалил на себя редакторство..." Заметим одно совпадение: в тот же самый день он сделал запись в альбоме Ольги Александровны Козловой о "главной черте" своего характера: "Никак не могу распознать: оканчиваю ли я мою жизнь или только лишь начинаю", и чуть выше: "Все чаще собираюсь начать мою жизнь".
Сопоставим два эти признания, сделанные в один день. Одно из них, альбомное, как бы продолжает и объясняет эпистолярное. Решение взвалить на себя редакторство и было, по существу, решением начать новую жизнь. Разменяв шестой десяток, он поставил на карту свою будущность, свой талант, наконец, он рисковал репутацией.
Последнее следует пояснить. Достоевский знал, с чем он связывал свое имя. Издаваемый всего лишь год (1872) князем В.П. Мещерским "Гражданин" в глазах либеральной России (а именно она задавала тон в журналистике) уже успел занять ведущее место в рейтинге самых ретроградных изданий. Будучи редактором, Достоевский так описал свое положение: "Мы стали выручкой для всех фельетонистов: не об чем писать - а, ну есть "Гражданин", обругать его; к тому же либеральная тема..."
Вообще говоря, 1873 год можно было назвать годом гражданской казни Достоевского - и как автора "Бесов", и как редактора "Гражданина". На него обрушилась лавина насмешек, издевательств, грубой брани. Да, в его жизни были уже споры с "нигилистами", переходящие на личность, но такого еще не было. Нового редактора "Гражданина" обвиняли в том, что он человек отсталый, ретроград, защитник крепостного права, воспеватель каторги (!), ренегат, доносчик, бездарь и, наконец, просто идиот (было и такое!) Как писал А. Майков Н. Страхову 20 января 1873 года, то есть когда вышло всего три номера, "залаяла вся свора прогресса".
Достоевский, смеем думать, предвидел этот лай и вполне сознательно пошел навстречу опасности, как говорится, с открытым забралом. Вступление в редакцию "Гражданина" - это был вызов господствующему в России общественному мнению, либеральной диктатуре.
Дал себя знать бойцовский темперамент - это первое, а второе - и самое главное - Достоевский ощутил свое время как время решающего выбора для России. Автор "Бесов" почувствовал пророческим даром своим, что Россия уже двинулась, уже пошла - не туда. Знать это и молчать, спасая свою репутацию, было не в его силах.
Для понимания этого поступка Достоевского важно его письмо к М.П. Погодину от 26 февраля 1873 года: "Многое надо сказать, для чего и к журналу примкнул... Вот цель и мысль моя: социализм... проел почти все поколение. Факты явные и грозные....Надо бороться, ибо все заражено. Моя идея в том, что социализм и христианство - антитезы".
Случай "Гражданина" дает возможность говорить об особом предназначении публицистики в творчестве Достоевского.
Обратим внимание на запись под заглавием "Послесловие к "Бесам". Оно, очевидно, планировалось как статья для еженедельника, долженствующая разъяснить позицию автора после выхода отдельного издания романа.
Процитируем эту запись, развивающую ключевое для Достоевского понятие нравственного беспорядка в современном обществе: "Преданья, дворянская литература, понятия, вдруг хаос, люди без образа - убеждений нет, науки нет, никаких точек упоров, уверяют в каких-то тайнах социализма....Всю эту кисельную массу охватил цинизм....Взгляните на литературу, как она уверенно выражает свои цели, свой гнев, свою брань, свою торопливость....Когда-нибудь мы выразим их торопливость, "Гражданин" обязан представить картину".
Последняя фраза - это уже скорее план для себя, приоткрывающий внутреннюю логику творчества Достоевского, органичный переход от романа к газете. Роман дал обобщенный образ катастрофы, общественного хаоса. "Гражданин" же, по замыслу Достоевского, должен был дать по возможности полную картину этого хаоса во всех повседневных, будничных и далеко не "романических" подробностях. Газета становилась продолжением романа. Романом Достоевский не достучался, он оказался не услышанным. "Недостаточность" романа и толкнула его в объятия "Гражданина". Замысливалось зеркало, взглянув в которое, русское общество должно было ужаснуться.
Специализация "Гражданина" - это в первую очередь нравственное состояние современного русского общества.
Во внутренней политике "Гражданин" выделяет три темы - три главных причины современного "беспорядка" и три института, отвечающих за духовное здоровье общества: 1) церковь, 2) школа, 3) финансы. Все эти три рычага, утверждает газета, не работают как должно.
Уже во втором номере был поставлен вопрос: "достаточно ли у русской церкви общественно-нравственных сил". Именно с недостатком этих сил связывал "Гражданин" "убожество русской интеллигенции". Впоследствии тема будет развита в многочисленных выступлениях еженедельника по церковному вопросу. Обращаясь к духовному сословию, составлявшему значительную часть его читателей, еженедельник пытался дать объективную картину "нестроений", взывающих к церковным реформам, и в то же время напомнить о долге священства. В статье "Смятенный вид" Достоевский писал: "Мы вообще наклонны обвинять наше духовенство в равнодушии к святому делу; но как же и быть ему при иных обстоятельствах? А между тем помощь духовенства народу никогда еще не была так настоятельно необходима. Мы переживаем самую смутную, самую неудобную, самую переходную и самую роковую минуту, может быть, из всей истории русского народа".
"Молодежь без руководства бросается", - писал Достоевский все в том же наброске послесловия к "Бесам". Так рядом с темой церкви как духовного руководителя в еженедельнике вставала тема школы.
В униженном положении, утверждал "Гражданин", оказался в России не только священник, но и учитель. В статье "Мечты и грезы" редактор писал: "По моему бедному суждению, на просвещение мы должны ежегодно затрачивать по крайней мере столько же, как и на войско, если хотим догнать хоть какую-нибудь из великих держав....Учитель - это штука тонкая; народный национальный учитель вырабатывается веками..."
Преимущественное внимание "Гражданин" уделял становлению сельской школы и сельского учителя. Победные реляции о большом количестве открываемых школ вызывали скептическое отношение редакции. Личность учителя - вот, по Достоевскому, ключ, которым только и можно было решить проблему.
"Светлых точек" на фоне "вялого бесцветного характера школы" пока еще очень мало - сетовал "Гражданин". Тем более заметны усилия, предпринимаемые еженедельником, чтобы выявить и поддержать эти "светлые точки". Так, половину газетного номера от 26 февраля 1873 г. Достоевский посвящает замечательному педагогу и организатору школьного дела П.М. Цейдлеру, четверть века бившемуся в тисках казенной педагогики.
Третья проблема, поднимавшаяся газетой Достоевского, - финансы. Проблема неправильных капиталов, образующихся за счет разложения общества, народного разврата, пьянства... Беда, о которой не уставал писать "Гражданин", - падение нравственных устоев в самом народе. Народное пьянство - не слишком ли большая цена за реформы? "Матери пьют, дети пьют, церкви пустеют, отцы разбойничают... Спросите лишь одну медицину: какое может родиться поколение от таких пьяниц?" - писал Достоевский в статье "Мечты и грезы".
Капиталы, образуемые такой ценой, не спасут Россию, уверял он там же, определяя экономическую позицию "Гражданина". "Настоящие, правильные капиталы возникают в стране не иначе как основываясь на всеобщем трудовом благосостоянии ее..." Путь, на который вступила Россия, - предупреждал Достоевский, - приведет к тому, что нация расколется на две половины: большинство - "общесолидарные нищие" и меньшинство - "мелкие, подленькие, развратнейшие буржуа... - вот картина!"
Надежда Достоевского в том, что народ сам "найдет в себе охранительную силу": "Не захочет он сам кабака, захочет труда и порядка, захочет чести, а не кабака". Прошло 130 лет, а приходится повторять эти слова надежды как будто заново, как сегодня сказанные. Картина, нарисованная Достоевским в 1873 году, в принципе аутентична тому, что Россия переживает сегодня. Как бы завершив полный круг, русская история вернулась к той болевой точке выбора, на которой она уже стояла когда-то. Кажется, ныне можно номер за номером, еженедельно, печатать "Гражданин" Достоевского с заменою лишь дат, имен, общественных институтов...
Вдумаемся в эти слова, дошедшие до нас, наследников "сбившихся" русских позапрошлого века: "Но пока еще кругом нас такой туман фальшивых идей, столько миражей и предрассудков окружает еще и нас и молодежь нашу, а вся общественная жизнь наша, жизнь отцов и матерей этой молодежи, принимает всЈ более и более такой странный вид, что поневоле приискиваешь иногда всевозможные средства, чтобы выйти из недоумения. Одно из таких средств - самим быть поменее бессердечными, не стыдиться хоть иногда, что вас кто-нибудь назовет гражданином..."
20 декабря 1872 года автор недавно вышедшего романа "Бесы" был утвержден редактором еженедельной газеты "Гражданин". 20 апреля 1874 года он официально покинул этот пост. Между этими датами - 67 номеров еженедельника, подписанных: "Редактор Ф.М. Достоевский". Для писателя это была вторая попытка редакторства. Первая - восьмимесячное ведение журнала "Эпоха" после смерти брата-редактора в 1864 году - закончилась печально, остановкой издания. Новый опыт был еще рискованнее: газета, даже еженедельная, - не журнал (ежемесячный), это другой ритм жизни, другая погруженность в сутолоку текущих событий. И все же он рискнул.
О своем решении Достоевский пожалел очень скоро. В письме к С.А. Ивановой 31 января 1873 года он признается: "Кляну себя за решимость, с которою внезапно взвалил на себя редакторство..." Заметим одно совпадение: в тот же самый день он сделал запись в альбоме Ольги Александровны Козловой о "главной черте" своего характера: "Никак не могу распознать: оканчиваю ли я мою жизнь или только лишь начинаю", и чуть выше: "Все чаще собираюсь начать мою жизнь".
Сопоставим два эти признания, сделанные в один день. Одно из них, альбомное, как бы продолжает и объясняет эпистолярное. Решение взвалить на себя редакторство и было, по существу, решением начать новую жизнь. Разменяв шестой десяток, он поставил на карту свою будущность, свой талант, наконец, он рисковал репутацией.
Последнее следует пояснить. Достоевский знал, с чем он связывал свое имя. Издаваемый всего лишь год (1872) князем В.П. Мещерским "Гражданин" в глазах либеральной России (а именно она задавала тон в журналистике) уже успел занять ведущее место в рейтинге самых ретроградных изданий. Будучи редактором, Достоевский так описал свое положение: "Мы стали выручкой для всех фельетонистов: не об чем писать - а, ну есть "Гражданин", обругать его; к тому же либеральная тема..."
Вообще говоря, 1873 год можно было назвать годом гражданской казни Достоевского - и как автора "Бесов", и как редактора "Гражданина". На него обрушилась лавина насмешек, издевательств, грубой брани. Да, в его жизни были уже споры с "нигилистами", переходящие на личность, но такого еще не было. Нового редактора "Гражданина" обвиняли в том, что он человек отсталый, ретроград, защитник крепостного права, воспеватель каторги (!), ренегат, доносчик, бездарь и, наконец, просто идиот (было и такое!) Как писал А. Майков Н. Страхову 20 января 1873 года, то есть когда вышло всего три номера, "залаяла вся свора прогресса".
Достоевский, смеем думать, предвидел этот лай и вполне сознательно пошел навстречу опасности, как говорится, с открытым забралом. Вступление в редакцию "Гражданина" - это был вызов господствующему в России общественному мнению, либеральной диктатуре.
Дал себя знать бойцовский темперамент - это первое, а второе - и самое главное - Достоевский ощутил свое время как время решающего выбора для России. Автор "Бесов" почувствовал пророческим даром своим, что Россия уже двинулась, уже пошла - не туда. Знать это и молчать, спасая свою репутацию, было не в его силах.
Для понимания этого поступка Достоевского важно его письмо к М.П. Погодину от 26 февраля 1873 года: "Многое надо сказать, для чего и к журналу примкнул... Вот цель и мысль моя: социализм... проел почти все поколение. Факты явные и грозные....Надо бороться, ибо все заражено. Моя идея в том, что социализм и христианство - антитезы".
Случай "Гражданина" дает возможность говорить об особом предназначении публицистики в творчестве Достоевского.
Обратим внимание на запись под заглавием "Послесловие к "Бесам". Оно, очевидно, планировалось как статья для еженедельника, долженствующая разъяснить позицию автора после выхода отдельного издания романа.
Процитируем эту запись, развивающую ключевое для Достоевского понятие нравственного беспорядка в современном обществе: "Преданья, дворянская литература, понятия, вдруг хаос, люди без образа - убеждений нет, науки нет, никаких точек упоров, уверяют в каких-то тайнах социализма....Всю эту кисельную массу охватил цинизм....Взгляните на литературу, как она уверенно выражает свои цели, свой гнев, свою брань, свою торопливость....Когда-нибудь мы выразим их торопливость, "Гражданин" обязан представить картину".
Последняя фраза - это уже скорее план для себя, приоткрывающий внутреннюю логику творчества Достоевского, органичный переход от романа к газете. Роман дал обобщенный образ катастрофы, общественного хаоса. "Гражданин" же, по замыслу Достоевского, должен был дать по возможности полную картину этого хаоса во всех повседневных, будничных и далеко не "романических" подробностях. Газета становилась продолжением романа. Романом Достоевский не достучался, он оказался не услышанным. "Недостаточность" романа и толкнула его в объятия "Гражданина". Замысливалось зеркало, взглянув в которое, русское общество должно было ужаснуться.
Специализация "Гражданина" - это в первую очередь нравственное состояние современного русского общества.
Во внутренней политике "Гражданин" выделяет три темы - три главных причины современного "беспорядка" и три института, отвечающих за духовное здоровье общества: 1) церковь, 2) школа, 3) финансы. Все эти три рычага, утверждает газета, не работают как должно.
Уже во втором номере был поставлен вопрос: "достаточно ли у русской церкви общественно-нравственных сил". Именно с недостатком этих сил связывал "Гражданин" "убожество русской интеллигенции". Впоследствии тема будет развита в многочисленных выступлениях еженедельника по церковному вопросу. Обращаясь к духовному сословию, составлявшему значительную часть его читателей, еженедельник пытался дать объективную картину "нестроений", взывающих к церковным реформам, и в то же время напомнить о долге священства. В статье "Смятенный вид" Достоевский писал: "Мы вообще наклонны обвинять наше духовенство в равнодушии к святому делу; но как же и быть ему при иных обстоятельствах? А между тем помощь духовенства народу никогда еще не была так настоятельно необходима. Мы переживаем самую смутную, самую неудобную, самую переходную и самую роковую минуту, может быть, из всей истории русского народа".
"Молодежь без руководства бросается", - писал Достоевский все в том же наброске послесловия к "Бесам". Так рядом с темой церкви как духовного руководителя в еженедельнике вставала тема школы.
В униженном положении, утверждал "Гражданин", оказался в России не только священник, но и учитель. В статье "Мечты и грезы" редактор писал: "По моему бедному суждению, на просвещение мы должны ежегодно затрачивать по крайней мере столько же, как и на войско, если хотим догнать хоть какую-нибудь из великих держав....Учитель - это штука тонкая; народный национальный учитель вырабатывается веками..."
Преимущественное внимание "Гражданин" уделял становлению сельской школы и сельского учителя. Победные реляции о большом количестве открываемых школ вызывали скептическое отношение редакции. Личность учителя - вот, по Достоевскому, ключ, которым только и можно было решить проблему.
"Светлых точек" на фоне "вялого бесцветного характера школы" пока еще очень мало - сетовал "Гражданин". Тем более заметны усилия, предпринимаемые еженедельником, чтобы выявить и поддержать эти "светлые точки". Так, половину газетного номера от 26 февраля 1873 г. Достоевский посвящает замечательному педагогу и организатору школьного дела П.М. Цейдлеру, четверть века бившемуся в тисках казенной педагогики.
Третья проблема, поднимавшаяся газетой Достоевского, - финансы. Проблема неправильных капиталов, образующихся за счет разложения общества, народного разврата, пьянства... Беда, о которой не уставал писать "Гражданин", - падение нравственных устоев в самом народе. Народное пьянство - не слишком ли большая цена за реформы? "Матери пьют, дети пьют, церкви пустеют, отцы разбойничают... Спросите лишь одну медицину: какое может родиться поколение от таких пьяниц?" - писал Достоевский в статье "Мечты и грезы".
Капиталы, образуемые такой ценой, не спасут Россию, уверял он там же, определяя экономическую позицию "Гражданина". "Настоящие, правильные капиталы возникают в стране не иначе как основываясь на всеобщем трудовом благосостоянии ее..." Путь, на который вступила Россия, - предупреждал Достоевский, - приведет к тому, что нация расколется на две половины: большинство - "общесолидарные нищие" и меньшинство - "мелкие, подленькие, развратнейшие буржуа... - вот картина!"
Надежда Достоевского в том, что народ сам "найдет в себе охранительную силу": "Не захочет он сам кабака, захочет труда и порядка, захочет чести, а не кабака". Прошло 130 лет, а приходится повторять эти слова надежды как будто заново, как сегодня сказанные. Картина, нарисованная Достоевским в 1873 году, в принципе аутентична тому, что Россия переживает сегодня. Как бы завершив полный круг, русская история вернулась к той болевой точке выбора, на которой она уже стояла когда-то. Кажется, ныне можно номер за номером, еженедельно, печатать "Гражданин" Достоевского с заменою лишь дат, имен, общественных институтов...
Вдумаемся в эти слова, дошедшие до нас, наследников "сбившихся" русских позапрошлого века: "Но пока еще кругом нас такой туман фальшивых идей, столько миражей и предрассудков окружает еще и нас и молодежь нашу, а вся общественная жизнь наша, жизнь отцов и матерей этой молодежи, принимает всЈ более и более такой странный вид, что поневоле приискиваешь иногда всевозможные средства, чтобы выйти из недоумения. Одно из таких средств - самим быть поменее бессердечными, не стыдиться хоть иногда, что вас кто-нибудь назовет гражданином..."
