Как сказывается присутствие террористической угрозы на политическом и экономическом процессе в самых разных обществах? Как живут с терроризмом страны, столкнувшиеся с ним раньше России? Это первая статья в серии "Фактор терроризма".
Против кого направлен терроризм? Против всех. Список, где террористы самореализовались, обширен: США, Франция, Испания, Россия, Индонезия, Египет, Израиль, Турция... Объектом удара может быть правительство, армия, государство, а главное, общество. Каждый из его членов, любой из нас.
Взрыв в туннеле на Пушкинской площади произошел аккурат под офисом центра Карнеги. Мимо Тушинского рынка, где произошел взрыв, я каждый день проезжаю на автобусе. "Дубровка" расположена в двух шагах от больницы, куда я ходил навещать мать. Тысячи, миллионы людей прошли в двух шагах от террора, так сказать, по касательной.
Рассуждая о терроре, одни вспоминают о российских народовольцах, другие - о "Красных бригадах", басках, ирландских католиках. Кое-кто упоминает даже белорусских партизан. Энциклопедия начала прошлого века определяет террор как "господство ужаса во время французской революции". Все эти суждения имеют право на существование. Но к нынешнему терроризму они не очень применимы. За ним сегодня закрепилось определение "исламский".
Когда хотят выразиться более политкорректно, пишут "международный". Однако лукавить бессмысленно: у этого терроризма есть цивилизационная привязка - ислам. Этот внешне провокационный термин не должен обижать мусульман. Есть терроризм католический (ирландский), был немецкий нацизм. Но нельзя отождествлять народ с его "предрассудком". Тем более если этот "предрассудок" разделяет лишь часть общества, а сам он ограничен в историческом времени.Поэтому правильнее соотносить терроризм с конкретной идеологической и политической тенденцией в мусульманском обществе, а именно с исламизмом. Тогда террор определяется уже как "исламистский" и привязывается к конкретной группе общества.
Однако и исламизм бывает разный - от умеренного, например в Турции, Тунисе, Йемене, Бангладеш, до экстремистского, ассоциирующегося с "Аль-Каидой" и множеством вращающихся в ее орбите группировок.
Истоки исламистского терроризма во внутренних проблемах мусульманского мира и его отношений с Западом. В исламе религия, как нигде, переплетена с политикой, ислам не отягощен секулярностью и всегда вмешивался в мирские проблемы, регулируя жизнь и человека, и государства, и общества.
Исламизм подпитывается трудностями внутри мусульманского мира: хроническим кризисом, постоянными провалами модернизационных (западных, марксистских, национальных) моделей, разочарованием в правящих элитах. Многие мусульмане все охотнее верят в возможность "исламской альтернативы" - реконструирования общества и государства на основе шариата, в воссоздание на микро- и макроуровне нормативов традиционного исламского поведения и образа жизни.
Устойчивость исламизма, его энергия и тяга к экстремизму определяются отношениями между мусульманским миром и Западом. А точнее, экономическим, военным превосходством Запада, его преимуществом в "состязании цивилизаций".
Беспомощность перед Западом оборачивается желанием отомстить. Исламистский терроризм оказывается своего рода следствием комплекса неполноценности. Этим во многом объяснима символика и театральность теракта 11 сентября, уничтожения посольств США, взрывов в Мадриде, жуткие казни заложников.
Бен Ладен, вероятно, понимает, что его цель недостижима. Смысл его жизни - борьба. Он заражает своей страстью других. Бен Ладена уважают в мусульманском мире. Да и не только там. Люди, бросившие вызов самой Америке, обречены на популярность. Прежде всего у тех, кто чувствует свою слабость, кто радуется бедам сильного и успешного. Тем более когда этот сильный претендует на абсолютное лидерство, на право быть образцом для подражания остальным. Экспансия Запада неизбежна: хотя бы в силу своего веса Запад не может не давить. Но и исламская реактивность будет также возрастать.
Исламисты различаются не только по степени радикальности. Разнятся между собой и экстремисты. Это различие может оказаться не столь уж непринципиальным. Да, и те и другие взрывают, казнят заложников. И тем не менее. Есть террор, и есть террор. За одним стоит стремление наказать противника, самоутвердиться. Это глобальный терроризм.
Но есть и другой терроризм - приземленный, инструментальный. Его адепты действуют на национальном уровне. Они ведут борьбу против правительств, пытаясь добиться определенных политических целей. На национальном уровне исламисты могут использовать террор, чтобы заставить власть пойти на уступки, главная из которых - признание исламизма (представляющих его партий, движений) как легитимной политической силы. Терроризм стал составной частью борьбы мусульманских сепаратистов в Чечне, Индонезии, Синьцзяне.
Как действовать против глобального исламистского террора, более или менее понятно. Компромиссы и переговоры здесь невозможны, поскольку у исламских глобалистов нет конкретной цели, они ведут борьбу ради борьбы и рациональные доводы здесь неуместны. Иное дело - террористы-прагматики, которые ставят перед собой конкретные задачи. И общение с ними, как бы дико это ни казалось, возможно.
На национальном уровне терроризм часто оказывается следствием примитивной авторитарной политики режима, не желающего иметь в обществе легитимную светскую оппозицию, равно как и оппозицию, выступающую под исламскими лозунгами. Корни такого терроризма лежат в частных проблемах, поддающихся решению.
Примером может служить терроризм на Северном Кавказе и в Узбекистане. В обоих случаях речь идет не о переговорах с самими террористами, но о контактах с оппозицией, могущих предотвратить терроризм. И там и там власти избрали иной, чреватый издержками вариант. Серия терактов в России во второй половине 2004 г. показала его непродуктивность.
Отказ власти от диалога с радикалами-прагматиками побуждает последних еще энергичнее апеллировать к международному исламистскому экстремизму. "Национальные террористы" на Северном Кавказе и в Узбекистане все более идентифицируют себя с мировым джихадом, считая себя его частью. Борцам за шариатское правление на отдельно взятой территории придает больше уверенности то, что свои достижения они рассматривают как вклад в глобальную конфронтацию.
С другой стороны, их успехи как воздух необходимы исламским глобалистам. Любая активность на национальном уровне подчеркивает вездесущий характер исламизма, свидетельствует о всеобщности этого феномена.
Исламистский терроризм является лишь вершиной колоссального айсберга внутренних проблем мусульманского мира. Для решения этих проблем требуется длительное время, которое, скорее всего, не исчерпывается жизнью одного поколения. Даже оптимисты дают терроризму фору в 15-20 лет. Облеченный в религиозную форму, он не есть случайная хирургически врачуемая мутация. Он - естественный продукт исторического процесса, результат многочисленных ошибок, совершенных мусульманскими, европейскими, американскими и российскими политиками. Он угрожает всем. И разбираться с ним нужно тоже всем вместе.
Против кого направлен терроризм? Против всех. Список, где террористы самореализовались, обширен: США, Франция, Испания, Россия, Индонезия, Египет, Израиль, Турция... Объектом удара может быть правительство, армия, государство, а главное, общество. Каждый из его членов, любой из нас.
Взрыв в туннеле на Пушкинской площади произошел аккурат под офисом центра Карнеги. Мимо Тушинского рынка, где произошел взрыв, я каждый день проезжаю на автобусе. "Дубровка" расположена в двух шагах от больницы, куда я ходил навещать мать. Тысячи, миллионы людей прошли в двух шагах от террора, так сказать, по касательной.
Рассуждая о терроре, одни вспоминают о российских народовольцах, другие - о "Красных бригадах", басках, ирландских католиках. Кое-кто упоминает даже белорусских партизан. Энциклопедия начала прошлого века определяет террор как "господство ужаса во время французской революции". Все эти суждения имеют право на существование. Но к нынешнему терроризму они не очень применимы. За ним сегодня закрепилось определение "исламский".
Когда хотят выразиться более политкорректно, пишут "международный". Однако лукавить бессмысленно: у этого терроризма есть цивилизационная привязка - ислам. Этот внешне провокационный термин не должен обижать мусульман. Есть терроризм католический (ирландский), был немецкий нацизм. Но нельзя отождествлять народ с его "предрассудком". Тем более если этот "предрассудок" разделяет лишь часть общества, а сам он ограничен в историческом времени.Поэтому правильнее соотносить терроризм с конкретной идеологической и политической тенденцией в мусульманском обществе, а именно с исламизмом. Тогда террор определяется уже как "исламистский" и привязывается к конкретной группе общества.
Однако и исламизм бывает разный - от умеренного, например в Турции, Тунисе, Йемене, Бангладеш, до экстремистского, ассоциирующегося с "Аль-Каидой" и множеством вращающихся в ее орбите группировок.
Истоки исламистского терроризма во внутренних проблемах мусульманского мира и его отношений с Западом. В исламе религия, как нигде, переплетена с политикой, ислам не отягощен секулярностью и всегда вмешивался в мирские проблемы, регулируя жизнь и человека, и государства, и общества.
Исламизм подпитывается трудностями внутри мусульманского мира: хроническим кризисом, постоянными провалами модернизационных (западных, марксистских, национальных) моделей, разочарованием в правящих элитах. Многие мусульмане все охотнее верят в возможность "исламской альтернативы" - реконструирования общества и государства на основе шариата, в воссоздание на микро- и макроуровне нормативов традиционного исламского поведения и образа жизни.
Устойчивость исламизма, его энергия и тяга к экстремизму определяются отношениями между мусульманским миром и Западом. А точнее, экономическим, военным превосходством Запада, его преимуществом в "состязании цивилизаций".
Беспомощность перед Западом оборачивается желанием отомстить. Исламистский терроризм оказывается своего рода следствием комплекса неполноценности. Этим во многом объяснима символика и театральность теракта 11 сентября, уничтожения посольств США, взрывов в Мадриде, жуткие казни заложников.
Бен Ладен, вероятно, понимает, что его цель недостижима. Смысл его жизни - борьба. Он заражает своей страстью других. Бен Ладена уважают в мусульманском мире. Да и не только там. Люди, бросившие вызов самой Америке, обречены на популярность. Прежде всего у тех, кто чувствует свою слабость, кто радуется бедам сильного и успешного. Тем более когда этот сильный претендует на абсолютное лидерство, на право быть образцом для подражания остальным. Экспансия Запада неизбежна: хотя бы в силу своего веса Запад не может не давить. Но и исламская реактивность будет также возрастать.
Исламисты различаются не только по степени радикальности. Разнятся между собой и экстремисты. Это различие может оказаться не столь уж непринципиальным. Да, и те и другие взрывают, казнят заложников. И тем не менее. Есть террор, и есть террор. За одним стоит стремление наказать противника, самоутвердиться. Это глобальный терроризм.
Но есть и другой терроризм - приземленный, инструментальный. Его адепты действуют на национальном уровне. Они ведут борьбу против правительств, пытаясь добиться определенных политических целей. На национальном уровне исламисты могут использовать террор, чтобы заставить власть пойти на уступки, главная из которых - признание исламизма (представляющих его партий, движений) как легитимной политической силы. Терроризм стал составной частью борьбы мусульманских сепаратистов в Чечне, Индонезии, Синьцзяне.
Как действовать против глобального исламистского террора, более или менее понятно. Компромиссы и переговоры здесь невозможны, поскольку у исламских глобалистов нет конкретной цели, они ведут борьбу ради борьбы и рациональные доводы здесь неуместны. Иное дело - террористы-прагматики, которые ставят перед собой конкретные задачи. И общение с ними, как бы дико это ни казалось, возможно.
На национальном уровне терроризм часто оказывается следствием примитивной авторитарной политики режима, не желающего иметь в обществе легитимную светскую оппозицию, равно как и оппозицию, выступающую под исламскими лозунгами. Корни такого терроризма лежат в частных проблемах, поддающихся решению.
Примером может служить терроризм на Северном Кавказе и в Узбекистане. В обоих случаях речь идет не о переговорах с самими террористами, но о контактах с оппозицией, могущих предотвратить терроризм. И там и там власти избрали иной, чреватый издержками вариант. Серия терактов в России во второй половине 2004 г. показала его непродуктивность.
Отказ власти от диалога с радикалами-прагматиками побуждает последних еще энергичнее апеллировать к международному исламистскому экстремизму. "Национальные террористы" на Северном Кавказе и в Узбекистане все более идентифицируют себя с мировым джихадом, считая себя его частью. Борцам за шариатское правление на отдельно взятой территории придает больше уверенности то, что свои достижения они рассматривают как вклад в глобальную конфронтацию.
С другой стороны, их успехи как воздух необходимы исламским глобалистам. Любая активность на национальном уровне подчеркивает вездесущий характер исламизма, свидетельствует о всеобщности этого феномена.
Исламистский терроризм является лишь вершиной колоссального айсберга внутренних проблем мусульманского мира. Для решения этих проблем требуется длительное время, которое, скорее всего, не исчерпывается жизнью одного поколения. Даже оптимисты дают терроризму фору в 15-20 лет. Облеченный в религиозную форму, он не есть случайная хирургически врачуемая мутация. Он - естественный продукт исторического процесса, результат многочисленных ошибок, совершенных мусульманскими, европейскими, американскими и российскими политиками. Он угрожает всем. И разбираться с ним нужно тоже всем вместе.
