Чуть более десяти лет назад Сэмюель Хантингтон (Samuel P. Huntington) выступил со своей теорией "столкновения цивилизаций". Тогда эта теория поразила публику, хотя была не то что не нова, а прямо архаична. В историческом плане это возвращение примерно лет на 100-150 назад, к романтическим временам Данилевского и Киплинга.
Первая половина 90-х вообще отличалась такими интеллектуальными скандалами, когда уважаемые на Западе ученые вдруг стали высказывать совсем не политкорректные идеи. Достаточно вспомнить Чарльза Мюррея (Charles Murray).
Мюррей сопоставил данные IQ (коэффициента умственного развития) с заработком и социальным положением. Он пришел к выводу, что американские негры в среднем глупее, чем выходцы из Азии и белые граждане США, и потому беднее и располагаются существенно ниже на социальной лестнице.
Скандальность основного положения Сэмюеля Хантингтона также стала одной из причин успеха его концепции. Он утверждал, что история, собственно, и есть непрерывное столкновение цивилизаций, и предрекал череду религиозных войн по всей планете. Этим обозначался разрыв с устремлениями предыдущей эпохи "холодной войны", когда сохранялось, пусть и в корне неверно понятое, ощущение единства исторического процесса.
До сих пор мелькают утверждения о том, что пророчества Хантингтона сбылись, и даже, якобы, с высокой точностью. Это, разумеется, не так. Возьмем, например, его отношение к конфликту на Балканах. С точки зрения автора, Запад никак не мог поддержать мусульман Боснии и Косово.
Еще пример "пророчества наоборот": по мнению Хантингтона, США и Запад в целом должны воспользоваться тем стратегическим преимуществом, что нигде (кроме Боснии) не соседствуют с мусульманскими странами. Следовательно, с точки зрения Хантингтона, немыслимы ни безоговорочная поддержка израильского оккупационного режима, ни тем более вторжение в Ирак.
Разумеется, в каких-то частностях аналитик оказался прав, но, честное слово, чтобы предсказать конфликты на Кавказе и в Кашмире, не нужна никакая мудрая теория. Тем более что Хантингтон писал в свою книгу уже в ходе этих конфликтов.
Но нам следует, наконец, обратиться к главной мысли Сэмюеля Хантингтона, которая произвела столько споров на Западе. С его точки зрения, единая мировая цивилизация - это миф. Все, что мы имеем от начала истории, это несколько цивилизаций, которые не сливаются друг с другом, и никакой конвергенции между ними его теория не предполагает.
Хантингтон перечисляет цивилизации в мировой истории. Семь исчезли (месопотамская, египетская, критская, классическая, византийская, центрально-американская, андская). И восемь продолжают существовать (китайская, японская, индуистская, исламская, западная, православная, латиноамериканская, африканская).
Список несколько отличается от списка "культурно-исторических типов" Данилевского и от списков других авторов, но мысль одна и та же: существует ограниченное число неделимых субъектов истории. Хантингтон прямо пишет, что цивилизация - это самое крупное образование, которое может создать человек.
Из этого основного, на наш взгляд, положения, вытекает ряд следствий.
Во-первых, если нет ничего выше цивилизации, то нет единого общемирового языка.
Во-вторых, раз нет такого общепонятного языка, то никакое понимание между цивилизациями невозможно. Понимание, собственно общение, возможно только внутри цивилизации, но с внешним миром общения нет.
В-третьих, цивилизации едины и неделимы, герметически замкнуты в своей идентичности, и поэтому способны только сталкиваться друг с другом как бильярдные шары.
Следовательно, по Хантингтону, у истории нет единого смысла и цели. Каждая цивилизация имеет свою цель: выживание и экспансию. Нет единого общемирового процесса, и всемирной истории как таковой.
Из теории Хантингтона вытекает, что конфликт - единственно доступная форма общения между цивилизациями. Вся стратегия сводится к сглаживанию противоречий или использованию их в своих интересах.
Допустим, между западной и латиноамериканской цивилизациями происходит конвергенция. Но во имя какой цели им сближаться? Соединение их невозможно, потому что две цивилизации никогда не составят, объединившись, "цивилизацию второго уровня". Нет и общемирового единства, к которому надо было бы стремиться. Поэтому признаки сближения цивилизаций следует игнорировать, во имя чистоты эксперимента.
Отчасти поэтому Хантингтон сомневается, составляет ли латиноамериканская цивилизация отдельную сущность или это часть западной цивилизации.
Короче говоря, в концепции Хантингтона непонятно только одно: почему между некоторыми цивилизациями все-таки нет постоянных и открытых конфликтов. Рассматриваемая концепция не может объяснить и того, почему происходит смена враждебности на сотрудничество.
Если рассмотреть основное пророчество Хантингтона, то и оно окажется сомнительным. Он постулирует постоянство столкновений между цивилизациями, поскольку нет цели, во имя которой надо было бы сглаживать противоречия. Ведь такая цель предполагала бы, что есть нечто выше отдельной цивилизации.
На наш взгляд, это противоречит простому наблюдению. В последнее десятилетие число конфликтов, действительно, не стало меньше, но качество их при этом решительно изменилось. При всем ужасе и жестокости, которые мы наблюдаем сейчас, субъективно ощущается, что противоречия стали не столь серьезными, как в предыдущие эпохи. Противоречия резче обозначены, это правда. Но одновременно они спустились как бы на уровень ниже, с уровня нации на уровень племени.
Столкновения между племенами могут быть несравненно более резкими, чем между нациями, но именно потому, что это племена, это уже столкновения не мировоззрений или культур, а вещей. У всех языческих народов - одно мировоззрение и одно самосознание, и в схватке между ними решается вопрос не о том, как жить, а о том жить ли вообще. Раньше боролись за что-то и во имя чего-то, теперь борются просто для того, чтобы тебя не съели.
После наблюдения за крупными хищниками: львами и медведями, мы вдруг обращаемся к насекомым. И здесь тоже идет война не на жизнь, а на смерть, и если рассматривать ее в увеличительное стекло, то она будет пострашнее схваток между тигром и медведем. Сквозь такую лупу и рассматривает современный мир проф. Хантингтон. Ведь единая история человечества существует, и она имеет свой идеальный смысл и цель. Утратив память об этом, легко принять муху за чудовище.
Первая половина 90-х вообще отличалась такими интеллектуальными скандалами, когда уважаемые на Западе ученые вдруг стали высказывать совсем не политкорректные идеи. Достаточно вспомнить Чарльза Мюррея (Charles Murray).
Мюррей сопоставил данные IQ (коэффициента умственного развития) с заработком и социальным положением. Он пришел к выводу, что американские негры в среднем глупее, чем выходцы из Азии и белые граждане США, и потому беднее и располагаются существенно ниже на социальной лестнице.
Скандальность основного положения Сэмюеля Хантингтона также стала одной из причин успеха его концепции. Он утверждал, что история, собственно, и есть непрерывное столкновение цивилизаций, и предрекал череду религиозных войн по всей планете. Этим обозначался разрыв с устремлениями предыдущей эпохи "холодной войны", когда сохранялось, пусть и в корне неверно понятое, ощущение единства исторического процесса.
До сих пор мелькают утверждения о том, что пророчества Хантингтона сбылись, и даже, якобы, с высокой точностью. Это, разумеется, не так. Возьмем, например, его отношение к конфликту на Балканах. С точки зрения автора, Запад никак не мог поддержать мусульман Боснии и Косово.
Еще пример "пророчества наоборот": по мнению Хантингтона, США и Запад в целом должны воспользоваться тем стратегическим преимуществом, что нигде (кроме Боснии) не соседствуют с мусульманскими странами. Следовательно, с точки зрения Хантингтона, немыслимы ни безоговорочная поддержка израильского оккупационного режима, ни тем более вторжение в Ирак.
Разумеется, в каких-то частностях аналитик оказался прав, но, честное слово, чтобы предсказать конфликты на Кавказе и в Кашмире, не нужна никакая мудрая теория. Тем более что Хантингтон писал в свою книгу уже в ходе этих конфликтов.
Но нам следует, наконец, обратиться к главной мысли Сэмюеля Хантингтона, которая произвела столько споров на Западе. С его точки зрения, единая мировая цивилизация - это миф. Все, что мы имеем от начала истории, это несколько цивилизаций, которые не сливаются друг с другом, и никакой конвергенции между ними его теория не предполагает.
Хантингтон перечисляет цивилизации в мировой истории. Семь исчезли (месопотамская, египетская, критская, классическая, византийская, центрально-американская, андская). И восемь продолжают существовать (китайская, японская, индуистская, исламская, западная, православная, латиноамериканская, африканская).
Список несколько отличается от списка "культурно-исторических типов" Данилевского и от списков других авторов, но мысль одна и та же: существует ограниченное число неделимых субъектов истории. Хантингтон прямо пишет, что цивилизация - это самое крупное образование, которое может создать человек.
Из этого основного, на наш взгляд, положения, вытекает ряд следствий.
Во-первых, если нет ничего выше цивилизации, то нет единого общемирового языка.
Во-вторых, раз нет такого общепонятного языка, то никакое понимание между цивилизациями невозможно. Понимание, собственно общение, возможно только внутри цивилизации, но с внешним миром общения нет.
В-третьих, цивилизации едины и неделимы, герметически замкнуты в своей идентичности, и поэтому способны только сталкиваться друг с другом как бильярдные шары.
Следовательно, по Хантингтону, у истории нет единого смысла и цели. Каждая цивилизация имеет свою цель: выживание и экспансию. Нет единого общемирового процесса, и всемирной истории как таковой.
Из теории Хантингтона вытекает, что конфликт - единственно доступная форма общения между цивилизациями. Вся стратегия сводится к сглаживанию противоречий или использованию их в своих интересах.
Допустим, между западной и латиноамериканской цивилизациями происходит конвергенция. Но во имя какой цели им сближаться? Соединение их невозможно, потому что две цивилизации никогда не составят, объединившись, "цивилизацию второго уровня". Нет и общемирового единства, к которому надо было бы стремиться. Поэтому признаки сближения цивилизаций следует игнорировать, во имя чистоты эксперимента.
Отчасти поэтому Хантингтон сомневается, составляет ли латиноамериканская цивилизация отдельную сущность или это часть западной цивилизации.
Короче говоря, в концепции Хантингтона непонятно только одно: почему между некоторыми цивилизациями все-таки нет постоянных и открытых конфликтов. Рассматриваемая концепция не может объяснить и того, почему происходит смена враждебности на сотрудничество.
Если рассмотреть основное пророчество Хантингтона, то и оно окажется сомнительным. Он постулирует постоянство столкновений между цивилизациями, поскольку нет цели, во имя которой надо было бы сглаживать противоречия. Ведь такая цель предполагала бы, что есть нечто выше отдельной цивилизации.
На наш взгляд, это противоречит простому наблюдению. В последнее десятилетие число конфликтов, действительно, не стало меньше, но качество их при этом решительно изменилось. При всем ужасе и жестокости, которые мы наблюдаем сейчас, субъективно ощущается, что противоречия стали не столь серьезными, как в предыдущие эпохи. Противоречия резче обозначены, это правда. Но одновременно они спустились как бы на уровень ниже, с уровня нации на уровень племени.
Столкновения между племенами могут быть несравненно более резкими, чем между нациями, но именно потому, что это племена, это уже столкновения не мировоззрений или культур, а вещей. У всех языческих народов - одно мировоззрение и одно самосознание, и в схватке между ними решается вопрос не о том, как жить, а о том жить ли вообще. Раньше боролись за что-то и во имя чего-то, теперь борются просто для того, чтобы тебя не съели.
После наблюдения за крупными хищниками: львами и медведями, мы вдруг обращаемся к насекомым. И здесь тоже идет война не на жизнь, а на смерть, и если рассматривать ее в увеличительное стекло, то она будет пострашнее схваток между тигром и медведем. Сквозь такую лупу и рассматривает современный мир проф. Хантингтон. Ведь единая история человечества существует, и она имеет свой идеальный смысл и цель. Утратив память об этом, легко принять муху за чудовище.
