Впервые за 40 дней в Беслане можно было видеть столько счастливых лиц. На вокзал прибыл поезд из Сочи, которым домой вернулись дети, побывавшие в заложниках и отправленные после трагедии отдыхать в санатории.
Инна Дзугаева смогла выбраться из школы невредимой и поехала на курорт с мамой.
"Было очень хорошо. Нам понравилось. Нас водили в дельфинарий, аквапарк. Было много концертов", - рассказывает Инна.
"Воздух был чистейший, территория - красивейшая. Нас пытались отвлечь, и у них это получилось", - добавляет ее мама.
Впрочем, в Сочи смогли поехать немногие, выражаясь беслановской терминологией - целые.
Их так мало, что когда от Украины пришло приглашение отправить 300 человек в Крым, то этих 300 собирали из числа отличников по всем бесланским школам. Тем временем, многие отличники злополучной школы номер один до сих пор в больницах. Многие на кладбищах.
Практически в каждой семье погиб кто-то из родственников. 12 октября Беслан отмечает 40 дней, и на кладбище есть люди в любое время дня и ночи.
Граница рядом
Опасаются, что наутро после этих 40 дней бесланцы начнут искать виноватых. Сейчас они в основном поминают лихом правительство, а еще кивают головой в сторону ингушских сел, которые здесь рядом - намного ближе, чем правительство.
В Беслане не верят властям, которые утверждали, что среди террористов были арабы и даже негр. Осетины уверены, что большинство боевиков - ингуши. И эхо осетино-ингушской войны 1992 года звучит так громко, как никогда за эти 12 лет.
До Ингушетии порядка 15 километров. Выехав из Беслана, останавливаемся в селе Ольгинское. Там живут осетины.
Пришедший в школу 14-летний Аслан так отвечает на вопрос, хотят ли местные войны:
"Говорят, хотят. Говорят: вот будет 40 дней, а потом посмотрим".
Накануне траурных мероприятий значительно усиливаются меры безопасности. Укрепляется осетино-ингушская граница, и, как говорит ольгинский милиционер, назвавшийся Эдиком, стало больше блокпостов.
"Больше людей выставляется, чтобы, если вдруг что, утихомирить толпу", - говорит он.
По словам Эдика, кто-то очень хочет спровоцировать новый осетино-ингушский конфликт.
"Эта война уже стала забываться, и если бы вдруг не подкинули снова дров в костер... Все ведь потихоньку налаживалось, по крайне мере, общались друг с другом", - рассказывает Эдик.
Такое мнение разделяют многие осетины и ингуши. Говорят о третьей силе, которая нагнетает ситуацию. Впрочем, никто не скрывает, что отношения между ингушами и осетинами - и без того напряженные - после Беслана совсем ухудшились.
Когда я спрашиваю об этом старшеклассника Аслана, он только усмехается.
"Они вон рядом живут, речка только разделяет. Постоянно драки с ними возникают", - рассказывает он.
За речкой - селение Чермен. В прошлую войну оно было разрушено полностью. Как говорит Диана Черненко, живут рядом, но не вместе.
"Есть осетины и ингуши, которые живут очень близко друг к другу, даже рядом, но после этого они боятся друг друга", - говорит она.
"Умру здесь"
Ситуация настолько напряженная, что замначальника Черменского РОВД настоятельно советует нам уехать из села.
Ингушские семьи мы нашли неподалеку, в селении Донгарон. Заутдин Хашиев жил там с рождения, с 1935 года. Потом в 1992 году от его дома не осталось ни кирпича, и он уехал в Ингушетию, но затем вернулся обратно и заново отстроил свой дом. Мы застали его за уборкой кукурузы.
Заутдин считает, что бессмысленно выяснять, какой национальности были террористы - это до добра не доведет.
"На нас, бывает, другой раз косо смотрят - будто я там участвовал", - говорит он.
Однако Заутдин не опасается новой войны, и намерен жить в своем доме до глубокой старости.
"Это моя родина. Я в Америку не поеду и в Англию тоже. Здесь родился, здесь и умру", - говорит он.
Другая ингушская семья в селении с мирным названием Дачное говорит, что нужно сохранить мир, что бы ни произошло в Беслане 40 дней назад.
"Мы ни с кем не воюем, ничего против не имеем - ни осетинов, ни русских, никого. Мы проживаем свой век, мы хотим спокойной жизни", - говорит женщина, которая отказалась представиться.
Но не все так просто. Еще в нескольких километрах отсюда - шлагбаум, а за ним - лагерь ингушских беженцев. Они бежали из Северной Осетии 12 лет назад, и до сих пор живут в вагончиках.
У Лейлы мужа осудили за участие в той войне, и она, как и многие другие беженцы, настроена более воинственно.
"Все уже, мы никому не верим - только себе и Аллаху. У меня шестеро детей, а моего мужа посадили твари за этот конфликт. Ни за что посадили, просто приспичило через семь лет после войны взять его и посадить", - говорит она.
Мудрый 70-летний ингуш Заутдин говорит, что раны той войны не затягиваются. И он считает, что сейчас - через 40 дней после Беслана - многое будет зависеть от того, как поведут себя власти.
Заутдин дает нам в дорогу груши из своего сада и приглашает приезжать еще. Он очень верит в то, что трагедий больше не будет.
11 октября 2004 г.
Инна Дзугаева смогла выбраться из школы невредимой и поехала на курорт с мамой.
"Было очень хорошо. Нам понравилось. Нас водили в дельфинарий, аквапарк. Было много концертов", - рассказывает Инна.
"Воздух был чистейший, территория - красивейшая. Нас пытались отвлечь, и у них это получилось", - добавляет ее мама.
Впрочем, в Сочи смогли поехать немногие, выражаясь беслановской терминологией - целые.
Их так мало, что когда от Украины пришло приглашение отправить 300 человек в Крым, то этих 300 собирали из числа отличников по всем бесланским школам. Тем временем, многие отличники злополучной школы номер один до сих пор в больницах. Многие на кладбищах.
Практически в каждой семье погиб кто-то из родственников. 12 октября Беслан отмечает 40 дней, и на кладбище есть люди в любое время дня и ночи.
Граница рядом
Опасаются, что наутро после этих 40 дней бесланцы начнут искать виноватых. Сейчас они в основном поминают лихом правительство, а еще кивают головой в сторону ингушских сел, которые здесь рядом - намного ближе, чем правительство.
В Беслане не верят властям, которые утверждали, что среди террористов были арабы и даже негр. Осетины уверены, что большинство боевиков - ингуши. И эхо осетино-ингушской войны 1992 года звучит так громко, как никогда за эти 12 лет.
До Ингушетии порядка 15 километров. Выехав из Беслана, останавливаемся в селе Ольгинское. Там живут осетины.
Пришедший в школу 14-летний Аслан так отвечает на вопрос, хотят ли местные войны:
"Говорят, хотят. Говорят: вот будет 40 дней, а потом посмотрим".
Накануне траурных мероприятий значительно усиливаются меры безопасности. Укрепляется осетино-ингушская граница, и, как говорит ольгинский милиционер, назвавшийся Эдиком, стало больше блокпостов.
"Больше людей выставляется, чтобы, если вдруг что, утихомирить толпу", - говорит он.
По словам Эдика, кто-то очень хочет спровоцировать новый осетино-ингушский конфликт.
"Эта война уже стала забываться, и если бы вдруг не подкинули снова дров в костер... Все ведь потихоньку налаживалось, по крайне мере, общались друг с другом", - рассказывает Эдик.
Такое мнение разделяют многие осетины и ингуши. Говорят о третьей силе, которая нагнетает ситуацию. Впрочем, никто не скрывает, что отношения между ингушами и осетинами - и без того напряженные - после Беслана совсем ухудшились.
Когда я спрашиваю об этом старшеклассника Аслана, он только усмехается.
"Они вон рядом живут, речка только разделяет. Постоянно драки с ними возникают", - рассказывает он.
За речкой - селение Чермен. В прошлую войну оно было разрушено полностью. Как говорит Диана Черненко, живут рядом, но не вместе.
"Есть осетины и ингуши, которые живут очень близко друг к другу, даже рядом, но после этого они боятся друг друга", - говорит она.
"Умру здесь"
Ситуация настолько напряженная, что замначальника Черменского РОВД настоятельно советует нам уехать из села.
Ингушские семьи мы нашли неподалеку, в селении Донгарон. Заутдин Хашиев жил там с рождения, с 1935 года. Потом в 1992 году от его дома не осталось ни кирпича, и он уехал в Ингушетию, но затем вернулся обратно и заново отстроил свой дом. Мы застали его за уборкой кукурузы.
Заутдин считает, что бессмысленно выяснять, какой национальности были террористы - это до добра не доведет.
"На нас, бывает, другой раз косо смотрят - будто я там участвовал", - говорит он.
Однако Заутдин не опасается новой войны, и намерен жить в своем доме до глубокой старости.
"Это моя родина. Я в Америку не поеду и в Англию тоже. Здесь родился, здесь и умру", - говорит он.
Другая ингушская семья в селении с мирным названием Дачное говорит, что нужно сохранить мир, что бы ни произошло в Беслане 40 дней назад.
"Мы ни с кем не воюем, ничего против не имеем - ни осетинов, ни русских, никого. Мы проживаем свой век, мы хотим спокойной жизни", - говорит женщина, которая отказалась представиться.
Но не все так просто. Еще в нескольких километрах отсюда - шлагбаум, а за ним - лагерь ингушских беженцев. Они бежали из Северной Осетии 12 лет назад, и до сих пор живут в вагончиках.
У Лейлы мужа осудили за участие в той войне, и она, как и многие другие беженцы, настроена более воинственно.
"Все уже, мы никому не верим - только себе и Аллаху. У меня шестеро детей, а моего мужа посадили твари за этот конфликт. Ни за что посадили, просто приспичило через семь лет после войны взять его и посадить", - говорит она.
Мудрый 70-летний ингуш Заутдин говорит, что раны той войны не затягиваются. И он считает, что сейчас - через 40 дней после Беслана - многое будет зависеть от того, как поведут себя власти.
Заутдин дает нам в дорогу груши из своего сада и приглашает приезжать еще. Он очень верит в то, что трагедий больше не будет.
11 октября 2004 г.
