Слабый человек, наделенный огромным упрямством, твердыми самодержавными убеждениями, чувством чести, фатализмом и огромной любовью к семье, был неспособен изменить ход истории. Россия не может воевать с Германией: архаичная страна не выдерживает целеустремленного, подкрепленного индустриальной мощью тевтонского напора ("твердый нож режет дерево" - так сказал об этом Черчилль), и о неизбежной революции в Петербурге говорят с 1915 года. Ее боятся умеренные в Государственной думе, она пугает императорскую родню, и великие князья готовы устроить государственный переворот: царя нужно сменить. А воспитанный Победоносцевым император не может пойти на уступки общественности: он не собирается вводить ответственные перед Думой министерства. Более того, царь готов распустить Думу. Но Николай II не может решиться и на военную диктатуру (кайзеровской Германией в последние военные годы фактически управляли генералы Гинденбург и Людендорф), а русское правительство боится милитаризовать рабочих военных заводов - его пугают газеты.
Императора воспитывал Победоносцев, и царь фанатично предан идее самодержавия. В этом отношении Николай II похож на Николая I: тот признавал республику ("это честное правление"), но презирал конституционную монархию. Когда император открывал сессию первой Думы, наблюдатели думали, что он лишится чувств; в 1916 году, произнося в Думе речь: "... Призываю Божье благословение на ваши труды", - государь останавливается, запинается и задыхается, его голос дрожит.
Царь упрям, но твердости в нем нет. Он верит в совпадения и дурные знаки, он олицетворяет себя с Иовом многострадальным: по словам Мориса Палеолога, во время войны представлявшего в России Французскую Республику, император не выдержал той сверхчеловеческой ситуации, в которой оказался к 1916 году. К моменту отречения Николай II, по словам Палеолога, "давно уже внутренне принес эту жертву и примирился со своей участью".
Здравомыслящие люди понимали, что Россию может спасти только царизм: традиционный, устойчивый и в то же время достаточно пластичный строй, все еще сохраняющий престиж в глазах основной массы народа. Однако император отрекся не только за себя, но и за сына (тот был болен, и любящий отец не хотел расставаться с ребенком). Престол не принял и великий князь Михаил Александрович: он не был волевым человеком, власть его пугала, вопрос о будущем государственном устройстве России великий князь отдал на рассмотрение будущего Учредительного собрания.
О том, что в результате под угрозой может оказаться его жизнь и жизнь семьи, император, как ни странно, не догадывался. За день до отречения, когда ему сообщили, что Царское Село находится во власти восставших войск, Николай II пожал плечами: "Если революция восторжествует, я охотно откажусь от престола. Я уеду в Ливадию; я обожаю цветы".