При советской власти, лет 15 назад, от силы пара дюжин паломников отправлялась из СССР к Каабе (храму, построенному пророком Ибрагимом). Это были номенклатурные деятели культуры, секретари ЦК среднеазиатских компартий и официально признанные муфтии.
Потом стало можно всем. Саудовская Аравия выделила квоту для России - 20 000 мусульман в год. По 1000 от каждого миллиона мусульман. 20 000, конечно, никогда не набиралось, в этом году в хадж из России поехали, по разным оценкам, от трех до пяти тысяч человек.
Это недешевое удовольствие - стоит 800 долларов, если ехать автобусом через Азербайджан, и 1300 - если лететь самолетом.
Раньше Саудовская Аравия выделяла еще немало льготных путевок в хадж. Считалось, что их будут раздавать бедным, но благочестивым мусульманам. Раздавать должны были муфтии и активисты мусульманских общественных организаций.
Арабы не учли, что это все-таки Россия. Муфтии отправляли в хадж свою родню и друзей, кое-кто даже попадался на продаже льготных путевок на сторону. Пожалуй, это арабы еще стерпели бы, все-таки кое-что перепадало и хорошим людям, но в России началась антиваххабитская кампания, саудитов стали бранить не только исламоведы с призраком гэбэшных погон на плечах, но и недавние лучшие друзья - официальные муфтии.
Ручеек путевок для бедных иссяк. Кстати, статус таких "бедных" паломников был чрезвычайно высок: их называли дуаяф малик (гость короля) и принимали так, словно они министры или депутаты.
Консульство
Мое путешествие к Каабе началось в консульском отделе посольства Саудии в Москве. Помимо консула здесь работают еще два человека: Джамал - палестинец и Али - сириец; примерно за две недели они оформляют 5000 виз. Это очень много. Оба они усталые, с красными глазами, но тем не менее радушные и доброжелательные. Пока я жду визу, обсуждаю с Джамалом израильско-палестинский конфликт. Джамал неожиданно отделяет один паспорт из протянутой через окно стопки: "Этой женщине я визу не дам (женщина, кстати, жена крупного дагестанского чиновника) - у нее в паспорте стоит израильская виза".
Многие арабские страны не пускают к себе визитеров Израиля - так, наверное, они проявляют солидарность с палестинцами.
- А кому еще не дают визы? - это уже спрашиваю я.
- Немусульманам: по шариату (исламскому законодательству) только мусульмане могут появляться у мекканских святынь.
- А как вы проверяете, мусульманин или нет?
- Как правило, не проверяем, верим на слово, но, если появляются сомнения, можем попросить справку из мечети.
С меня справку не требуют, визу дают сразу.
Консул пожелал мне счастливого хаджа и вместо напутствия сообщил, что, поскольку я еду без группы и могу заблудиться, я могу обратиться где угодно к любому официальному представителю Саудовской Аравии и мне наверняка помогут - "только покажи им свою визу". Он сделал рядом с визой какую-то приписку на арабском. Наверное, это что-то вроде мандата времен гражданской войны - "такому-то такому-то оказывать всемерное содействие".
Али на прощание пишет мне телефон: "Этот человек живет в Мекке и немножко говорит по-русски, будут проблемы - звони ему".
Шереметьево
Оказывается, лететь из главного аэропорта страны куда бы то ни было и лететь в хадж - не одно и то же.
Ухоженная погранпрапорщица крутит мой паспорт и спрашивает о цели поездки.
- Хадж.
С плохо скрытым раздражением выясняет, есть ли у меня билет до Джидды. Почему у меня на всех рейсах открытые даты. Мои ответы ее не успокаивают, через соседние кабинки прошли уже человек по 20, а она все крутит мой паспорт. Наконец она не выдерживает и вызывает майора-пограничника. Майор уводит меня в сторону, бросает: "Подожди здесь" - и скрывается в своей каморке-кабинете. Через открытую дверь я слышу, как он куда-то названивает, до меня доносятся слово "хадж", мое имя и еще пара матерных слов: меня вносят в какой-то список. Минут через десять майор ведет меня назад. Я интересуюсь:
- Отчего такая дополнительная проверка?
- Такая у вас цель поездки.
- Так что, вы всех людей, едущих в хадж, особо переписываете?
- Этого вам знать не положено.
Любопытно, зачем они составляют списки паломников; очень может быть, через пару лет мы все попадем в особый реестр "неблагонадежных". Нет, что бы там ни говорили перед выборами наши конформисты-муфтии, что "Путин - наш президент, а страна у нас - одна на всех", в этот момент я особо остро понимаю: есть мы - мусульмане и они - власть.
Стамбул
Магию консульской приписки испытал уже в Стамбуле - там я должен был пересесть на рейс до Джидды. У меня была открытая дата, в аэропорту - тысячи паломников. "Точно, застряну здесь на пару суток", - подумал я и пошел в представительство Саудовских авиалиний.
Я говорил - и меня не понимали, мне говорили - и не понимал я. Демонстрация моей визы ясности не прибавляла. Разозлившись, я пошел бродить по аэровокзалу, размышляя, что делать дальше.
Часа через два совершенно незнакомый человек отыскал меня на стоянке такси и крепко взял за руку. Ни слова не говоря, он провел меня, как ребенка, через паспортный контроль и дальше - к посадке на нужный мне рейс, что-то сказал по-арабски стюардессе - и через 20 минут я был уже в воздухе.
Мекка
Весь день я отсыпаюсь, выхожу в город только после обеда. Тепло, градусов под тридцать. Под пальмами арабы устраиваются на ковриках со своими женами, закутанными в черное, и просто сидят - отдыхают, неподалеку дети играют в футбол. Женщины ходят, как правило, с открытыми лицами, в парандже - реже, но пару раз в городе я встретил простоволосых девушек. В отеле простоволосых больше, попадались даже в коротких юбках - ну не мини, но примерно до колен.
К ночи нас, группу журналистов, везут в Маджид-аль-харам (Запретную мечеть), в центре которой находится Кааба. Едем на новеньком мощном джипе, машин - тьма. Время от времени небольшие пробки, очень много полицейских или военных, как во время усиления в Москве, но только местные менты - незлые. По дороге читаем тальбию: "Лябейка аллахума, лябейка..." (ритуальная формула, произносимая перед хаджем).
Почти у Маджид-аль-харам врезаемся в такой же новенький джип. Пострадавшие арабы что-то гневно кричат, но, увидев, что в машине паломники, сразу забывают обо всем и начинают желать нам счастливого хаджа.
Тысячи раз я видел на картинках Запретную мечеть, но все-таки, когда увидел ее вживую, поразился: какая она большая.
Таваф
Хадж делится на две части. Сначала малый хадж - умра, затем большой хадж.
Первый ритуал умры - таваф, семикратное кружение вокруг Каабы.
Несмотря на ночь (было уже около полуночи), народу в Запретной мечети - под миллион: многие спят на полу, подстелив коврики, многие молятся; пробираемся к Каабе сквозь людское море с трудом. Возле Каабы - толпа, плотная, как земное ядро. Ощущение чего-то нереального. Мне стало жутко и весело одновременно, и я понял, почему таваф считается символом Страшного суда; наверное, когда я умру, все будет так же.
Возле угла Каабы, где вмонтирован Черный камень (главная святыня мусульман, подаренная человечеству Аллахом), стоят полицейские, прикованные к стене мягкими ремнями. В противном случае их просто бы унес людской водоворот.
Мы договариваемся держаться левыми руками друг за друга, чтобы не потеряться, я кладу руку на черное плечо радиожурналиста из Джибути (у негров даже в жару кожа прохладная) - и мы начинаем свой первый обход против часовой стрелки.
Всякий раз, поравнявшись с Черным камнем, мы указываем на него правой обнаженной рукой и кричим: "Бисмиля-ляхи, Аллах акбар!" ("Во имя Аллаха великого!"); в остальное время я читаю те суры (главы) Корана, которые помню наизусть. Рядом идет группа паломников-палестинцев, они распевают на арабском свои палестинские "кричалки", с трудом разбираю: "Палестине - свободу, Палестине - мир!"; эти ребята правы - в такой момент, наверное, именно это и нужно просить у Аллаха. На носилках несут немощных стариков, их кружат вокруг Каабы бегом. Как это возможно в такой толпе - загадка.
Кого-то задавили насмерть, его тело, прикрытое зеленой тканью, пытаются вынести из твердого, как бетон, людского кольца. Идущий вслед за мной египтянин говорит мне: "Погибший во время хаджа попадает в рай".
Когда мы обошли Каабу в последний раз, я понял: кто сделал таваф, тот повидал Все!
Саи
Следующий ритуал умры - бег между холмами Сафа и Марва.
Такой бег называется сай. Между холмами надо пробежать семь раз в память об Агари (жены пророка Ибрагима), которая искала для своего умирающего от жажды сына Измаила воду. Как чудо, она обнаружила в результате своих поисков среди этих холмов источник Зам-Зам.
Я думал, что Сафа и Марва - обычные холмы, но оказалось, что над ними и между ними построена огромная галерея, которая является частью Запретной мечети. Так что сай мы совершаем в закрытом помещении, хоть и гигантского размера.
После сая - намаз в два раката и пьем воду Зам-Зама. На этом умра закончена. До начала большого хаджа у нас есть два дня.
Исламинтерн
В России, когда говорят "исламинтерн", подразумевают союз мусульман-террористов - чеченцы, афганцы, арабы против США.
Между умрой и большим хаджем необязательно носить ихрам. Я купил себе арабскую рубашку до щиколоток и платок, который повязываю, как тюрбан, на голову.
Мы - те журналисты, кто вместе делали таваф, - сидим в кафе, курим наргиле (кальяны) с яблочным табаком, в котором вода не оставляет никакой крепости, и разговариваем. На страшной смеси арабского, боснийского, турецкого, английского и русского мы обсуждаем Достоевского. Я единственный, кто читал Достоевского в подлиннике, но в переводах его читали все.
Двухметровый суданский негр с жаром говорит, что до того, как был описан Раскольников, в Европе не знали по-настоящему, что такое убийство человека. "До того это было частным делом, и лишь этот русский писатель показал, что убийство человека - вселенская катастрофа". В подтверждение суданец приводит аят из Корана: "Кто убил одного человека - тот убил весь мир".
Этот негр хорошо понимает, о чем писал Федор Михайлович, и молодой босниец, который спорит с ним, тоже понимает. Коран становится пробным камнем, на котором мы проверяем каждый наш тезис.
Мы, исламский интернационал.
(Начало. Продолжение в номере за 17.02)