В Багдаде приступил к работе специальный корреспондент "Известий" Сергей Максимишин. Сейчас он - единственный журналист из российских печатных СМИ, работающий в Ираке. А еще полгода назад он был одним из немногих отечественных фотокорреспондентов, которые снимали войну в Афганистане. Мы публикуем первый из серии репортажей об Ираке, готовящемся к новой большой войне.
По Багдаду нельзя бродить свободным художником, фотографируя все что вздумается. Багдад - это город на военном положении. К каждому журналисту или съемочной группе прикреплен "гид". Именно он решает, что можно снимать, а что нет. Мой гид запрещает мне снимать осликов и то, как люди подметают улицы. Объясняет: это некрасиво. Приехав в Ирак, журналист должен сделать запрос в Министерство информации, указав объекты, которые он хотел бы посетить. Я составил список из 18 пунктов. Моя программа вернулась из недр министерства через неделю. Все пункты, которые касались армии и нефти, были вычеркнуты. Еще вычеркнули синагогу и родную деревню президента. "Ты должен понять, - говорит мне гид, - страна на осадном положении". Я все понимаю.
Есть только два объекта, которые можно снимать безо всякой программы: бомбоубежище, в котором 13 февраля 1991 года 408 человек погибли от попадания двух американских ракет, и детская онкологическая клиника. Я был в бомбоубежище, где в середине потолка и поныне зияет огромная пробоина с развороченной стальной арматурой. Я видел силуэты людей, навсегда впечатанных в обуглившийся бетон. Еще я был в госпитале. Иракцы говорят, что после войны в заливе в стране резко возросло количество онкологических заболеваний. Ссылаясь на мнение международных экспертов, они утверждают, что виной тому применявшиеся союзными войсками противотанковые снаряды, начиненные обедненным ураном. Я не знаю, правда ли это. Но клиника переполнена детьми с диагнозом лейкемия.
Рабочий день немногочисленных аккредитованных в Ираке иностранных журналистов начинается одинаково. К 9 утра 5-6 телевизионных групп и столько же фотографов собираются у подъезда Министерства информации. Вырвав из цепких рук изощренной иракской бюрократии разрешение на посещение очередного объекта, мы разъезжаемся по Багдаду, чтобы с наступлением темноты собраться в чайхане. За чаем мы снова и снова "плачемся друг другу в жилетку": ни у кого из нас нет главного - картины, как Ирак готовится к войне. От безысходности мы с упорством шпионов-профессионалов прочесываем улицы Багдада в поисках примет военного времени, между делом снимая этнографические сюжеты о медном рынке или петушиных боях.
Каждый из нас, уезжая в Багдад, ожидал увидеть марширующих по перегороженным баррикадами улицам детишек с "калашниковыми" наперевес, женщин, сменивших чадру на противогаз, суровых мужчин, в ночном дозоре стерегущих город... Единственное свидетельство осадного положения, которое я пока увидел, - зенитка, одиноко стоящая под мостом через Тигр.
И все же - Багдад город фронтовой. Вечером, когда отшумел базар, замер перестук молотков чеканщиков, отступила невыносимая жара, люди идут в чайханы. Там напряженно всматриваются в экраны телевизоров и до хрипоты спорят о том, будет ли война.
"Войны не будет, - говорит мне старик в "арафатке", на секунду вынимая мундштук кальяна из беззубого рта. - Они нас боятся. Что это за вояки такие - в прошлую войну никто из нас не видел живого врага. Воюют подло, издалека. Пусть они сюда придут, тогда посмотрим...".
Мустафа, услышав русскую речь, подсаживается к нам за столик. Он два года проучился в Волгоградском медицинском институте, сейчас работает чиновником в Министерстве культуры. "Буш - масонская игрушка, - убеждает меня Мустафа. - У них, масонов (масоны живут в Израиле, уверен мой сосед), есть план из трех пунктов: первый пункт - развалить Советский Союз - они уже выполнили. Два следующих - арабы и Китай. Нельзя победить арабов, не победив Ирак. Если мы упадем - под американцев лягут все, как легли разжиревшие нефтяные королевства".
Мустафа сдержанно хвалит Путина: умный мужчина, говорит, солидный. Он очень хочет защитить Ирак, но что он может сделать против Буша. Как ты думаешь, спрашиваю я у Мустафы, будет война?
- Точно будет, масоны не остановятся.
Уже поздно. Берем такси и едем в отель. Магазины, рестораны, море неоновых огней и пробки на дорогах. Багдад - ночной город. Спрашиваю таксиста: "Будет ли война?" "Ишмалла" (Аллах знает), - отвечает таксист.
Багдад
По Багдаду нельзя бродить свободным художником, фотографируя все что вздумается. Багдад - это город на военном положении. К каждому журналисту или съемочной группе прикреплен "гид". Именно он решает, что можно снимать, а что нет. Мой гид запрещает мне снимать осликов и то, как люди подметают улицы. Объясняет: это некрасиво. Приехав в Ирак, журналист должен сделать запрос в Министерство информации, указав объекты, которые он хотел бы посетить. Я составил список из 18 пунктов. Моя программа вернулась из недр министерства через неделю. Все пункты, которые касались армии и нефти, были вычеркнуты. Еще вычеркнули синагогу и родную деревню президента. "Ты должен понять, - говорит мне гид, - страна на осадном положении". Я все понимаю.
Есть только два объекта, которые можно снимать безо всякой программы: бомбоубежище, в котором 13 февраля 1991 года 408 человек погибли от попадания двух американских ракет, и детская онкологическая клиника. Я был в бомбоубежище, где в середине потолка и поныне зияет огромная пробоина с развороченной стальной арматурой. Я видел силуэты людей, навсегда впечатанных в обуглившийся бетон. Еще я был в госпитале. Иракцы говорят, что после войны в заливе в стране резко возросло количество онкологических заболеваний. Ссылаясь на мнение международных экспертов, они утверждают, что виной тому применявшиеся союзными войсками противотанковые снаряды, начиненные обедненным ураном. Я не знаю, правда ли это. Но клиника переполнена детьми с диагнозом лейкемия.
Рабочий день немногочисленных аккредитованных в Ираке иностранных журналистов начинается одинаково. К 9 утра 5-6 телевизионных групп и столько же фотографов собираются у подъезда Министерства информации. Вырвав из цепких рук изощренной иракской бюрократии разрешение на посещение очередного объекта, мы разъезжаемся по Багдаду, чтобы с наступлением темноты собраться в чайхане. За чаем мы снова и снова "плачемся друг другу в жилетку": ни у кого из нас нет главного - картины, как Ирак готовится к войне. От безысходности мы с упорством шпионов-профессионалов прочесываем улицы Багдада в поисках примет военного времени, между делом снимая этнографические сюжеты о медном рынке или петушиных боях.
Каждый из нас, уезжая в Багдад, ожидал увидеть марширующих по перегороженным баррикадами улицам детишек с "калашниковыми" наперевес, женщин, сменивших чадру на противогаз, суровых мужчин, в ночном дозоре стерегущих город... Единственное свидетельство осадного положения, которое я пока увидел, - зенитка, одиноко стоящая под мостом через Тигр.
И все же - Багдад город фронтовой. Вечером, когда отшумел базар, замер перестук молотков чеканщиков, отступила невыносимая жара, люди идут в чайханы. Там напряженно всматриваются в экраны телевизоров и до хрипоты спорят о том, будет ли война.
"Войны не будет, - говорит мне старик в "арафатке", на секунду вынимая мундштук кальяна из беззубого рта. - Они нас боятся. Что это за вояки такие - в прошлую войну никто из нас не видел живого врага. Воюют подло, издалека. Пусть они сюда придут, тогда посмотрим...".
Мустафа, услышав русскую речь, подсаживается к нам за столик. Он два года проучился в Волгоградском медицинском институте, сейчас работает чиновником в Министерстве культуры. "Буш - масонская игрушка, - убеждает меня Мустафа. - У них, масонов (масоны живут в Израиле, уверен мой сосед), есть план из трех пунктов: первый пункт - развалить Советский Союз - они уже выполнили. Два следующих - арабы и Китай. Нельзя победить арабов, не победив Ирак. Если мы упадем - под американцев лягут все, как легли разжиревшие нефтяные королевства".
Мустафа сдержанно хвалит Путина: умный мужчина, говорит, солидный. Он очень хочет защитить Ирак, но что он может сделать против Буша. Как ты думаешь, спрашиваю я у Мустафы, будет война?
- Точно будет, масоны не остановятся.
Уже поздно. Берем такси и едем в отель. Магазины, рестораны, море неоновых огней и пробки на дорогах. Багдад - ночной город. Спрашиваю таксиста: "Будет ли война?" "Ишмалла" (Аллах знает), - отвечает таксист.
Багдад
