Пожалуй, именно любовь к романтике заставляет в последнее время думать о новом политическом конфликте как о религиозном противостоянии христианского Запада и мусульманского Востока. Кровожадные последователи великого пророка Мохаммеда, дикими ордами ополчающиеся на гуманный и мудрый христианский социум, - вот лубочный образ, который с легкостью встает перед глазами, созерцающими (возможно!) закат Европы.
Увы, мечте о религиозной войне и крестовом походе, по крайней мере пока, не суждено осуществиться. Война, которая может начаться сегодня или завтра, столь же может называться религиозным противостоянием, сколь может называться противостоянием боксера и груши. Не берусь судить о собственно религиозной мотивации арабских воинов-моджахедов, хотя вполне допускаю ее существование. В таком случае мусульманский мир будет выступать в роли боксера. Что же касается "христианского воинства" и его форварда - США, то говорить о христианской инспирации внешней политики здесь просто смешно.
Это отнюдь не означает, что американское общество индифферентно. Напротив, возможно, Штаты вовсе не уступают отчаянным талибам в религиозном воодушевлении. Просто с мусульманской, или, если угодно, ваххабитской, идеологией схлестнулся более сильный враг, нежели "неверный" христианин. Парадигма религиозной дуэли Честертона здесь не работает: Америка готова умереть не за Бога, а за американскую идею, в которой Бог - нечто "вообще".
"Идейная" религиозность - толоконный лоб потверже веры в Бога. Сила такой "идейной" религиозности заключается в том, что она мертва. Поэтому ее можно сравнить с грушей, по которой нещадно лупит боксер. Кто оказывается победителем в спарринге "груша - боксер"? Конечно же, груша: в отличие от боксера она даже не потеет. А если боксер "со злости" вмажет по груше, то последняя, качнувшись, еще может и пришибить горе-бойца. Так и здесь.
Мусульмане не только с остервенением, но и с романтически-религиозным "Аллах акбар" ударяют по жесткому лбу американской идеи, за которой не стоит пафос войны во имя Бога. Идея раскачивается и наносит ответный удар: воодушевленная мечтой о свободной Америке (а вовсе не мечтой о Кресте), мертвая идея по-мещански расчетливо обрушивает свою мощь на обидчика. Здесь все должно быть выверено: с безопасной дистанции точный и адекватный ответ. Здесь возможность неудачи - только "человеческий фактор". Но здесь нет того, что есть в вере, - абсурда.
Абсурд веры может выражаться в следующих категориях религиозного мышления: 1."Бог за нас"; 2. "Кто против нас?". Идея может быть безумной, но только вера абсурдна. Идти в атаку с Побежденным на Кресте - абсурд христианства; бросать вызов ядерным арсеналам Пентагона - абсурд Полумесяца. "Не важно, что твоих врагов во сто крат больше" - такое может сказать только Бог, но не идея. Идея вообще ничего не может сказать.
Итак, речь идет не о войне христиан с мусульманами. Речь идет о войне мусульман с постхристианским обществом. Это общество действительно как-то инертно озирается на христианские идеалы, но атавизм этой инертности слишком очевиден. Террористы бросили вызов святой, но мертвенно-мещанской "неприкосновенности личности и имущества". Кличу "Аллах акбар!" отвечает слоган "USA!".