Али Хаменеи, духовный руководитель Исламской Республики Иран, утвердил вчера Мохамада Хатами в должности президента. Хатами был избран на второй срок в июне, получив 77 проц. голосов. Он обязан еще принести присягу в меджлисе (парламенте), но эта процедура не столь важна, как конфирмация в резиденции Хаменеи.
"Я подтверждаю волю народа и назначаю его (Хатами) президентом. Мое подтверждение выбора народа будет сохранять силу, пока он будет продолжать следовать по пути ислама и противостоять высокомерным врагам", - предупредил аятолла. В то время как участники церемонии выступали, на них сурово взирал с портрета, висящего на стене, отец-основатель исламской республики покойный имам Хомейни. На подиуме возлежал в непринужденной позе, как это принято в Иране, Хашеми Рафсанджани, предшественник Хатами на посту президента.
Рафсанджани, как и Хатами, принадлежит к духовному сословию. Оба имеют почетный титул ходжатольэслама, в то время как Хаменеи носит высшее звание аятоллы. Присутствие бывшего президента на церемонии должно было показать публике, что сообщения о разногласиях в верхах, о которых открыто говорят иранские политики и много пишет западная пресса, не отвечают реальности.
Тем не менее через 21 год после исламской революции прерогативы различных ветвей власти не совсем ясно очерчены. Хатами добился убедительного мандата избирателей потому, что обещал проводить либеральные реформы, бороться за то, чтобы общество стало более открытым, а все граждане обрели равные права перед законом. "Если только люди, согласные с властями предержащими и их методами, свободны, то это не свобода", - говорил Хатами.
Но волеизъявления граждан еще недостаточно для того, чтобы наделить победителя на выборах полнотой власти. Есть и другая часть государственной структуры, в которой задает тон консервативное духовенство во главе с верховным лидером. Он может налагать вето на решения президента и парламента. Он также держит в руках контроль над судопроизводством и вооруженными силами.
Хатами сознает, что без поддержки духовного лидера не сможет продвинуть дело реформ. Несколько его приверженцев угодили в тюрьму потому, что требовали ограничить полномочия тайной полиции и участвовали в студенческих демонстрациях. Президент - отнюдь не сторонник силовых методов в борьбе за преобразования, он не упускает случая продемонстрировать лояльность аятолле Хаменеи. Оба государственных деятеля регулярно встречаются. Их общение облегчается тем, что Хаменеи считает себя учеником отца президента, который также был видным священнослужителем.
Но самые большие надежды реформаторов связаны с тем, что среди духовенства тоже идут дебаты о том, как должна функционировать исламская государственность. Прагматики среди священников встревожены тем, что откровенные консерваторы терпят поражение на выборах, теряя популярность среди молодежи. Прагматически мыслящие деятели в правящих структурах доказывают, что мало просто ссылаться на каноны религии, нужно еще показать людям, что власть их слушает и учитывает их чаяния.
"Я подтверждаю волю народа и назначаю его (Хатами) президентом. Мое подтверждение выбора народа будет сохранять силу, пока он будет продолжать следовать по пути ислама и противостоять высокомерным врагам", - предупредил аятолла. В то время как участники церемонии выступали, на них сурово взирал с портрета, висящего на стене, отец-основатель исламской республики покойный имам Хомейни. На подиуме возлежал в непринужденной позе, как это принято в Иране, Хашеми Рафсанджани, предшественник Хатами на посту президента.
Рафсанджани, как и Хатами, принадлежит к духовному сословию. Оба имеют почетный титул ходжатольэслама, в то время как Хаменеи носит высшее звание аятоллы. Присутствие бывшего президента на церемонии должно было показать публике, что сообщения о разногласиях в верхах, о которых открыто говорят иранские политики и много пишет западная пресса, не отвечают реальности.
Тем не менее через 21 год после исламской революции прерогативы различных ветвей власти не совсем ясно очерчены. Хатами добился убедительного мандата избирателей потому, что обещал проводить либеральные реформы, бороться за то, чтобы общество стало более открытым, а все граждане обрели равные права перед законом. "Если только люди, согласные с властями предержащими и их методами, свободны, то это не свобода", - говорил Хатами.
Но волеизъявления граждан еще недостаточно для того, чтобы наделить победителя на выборах полнотой власти. Есть и другая часть государственной структуры, в которой задает тон консервативное духовенство во главе с верховным лидером. Он может налагать вето на решения президента и парламента. Он также держит в руках контроль над судопроизводством и вооруженными силами.
Хатами сознает, что без поддержки духовного лидера не сможет продвинуть дело реформ. Несколько его приверженцев угодили в тюрьму потому, что требовали ограничить полномочия тайной полиции и участвовали в студенческих демонстрациях. Президент - отнюдь не сторонник силовых методов в борьбе за преобразования, он не упускает случая продемонстрировать лояльность аятолле Хаменеи. Оба государственных деятеля регулярно встречаются. Их общение облегчается тем, что Хаменеи считает себя учеником отца президента, который также был видным священнослужителем.
Но самые большие надежды реформаторов связаны с тем, что среди духовенства тоже идут дебаты о том, как должна функционировать исламская государственность. Прагматики среди священников встревожены тем, что откровенные консерваторы терпят поражение на выборах, теряя популярность среди молодежи. Прагматически мыслящие деятели в правящих структурах доказывают, что мало просто ссылаться на каноны религии, нужно еще показать людям, что власть их слушает и учитывает их чаяния.
