В Голландии легализировали эвтаназию. Что тут сказать? Разве что, тем хуже для самих голландцев, если учесть, что впервые в ХХ столетии эвтаназия была узаконена и поставлена на широкую ногу не кем иным, как Гитлером. Воистину, есть с кого брать пример! Кроме всего прочего, это еще одно свидетельство того, что крайности совпадают. Абсолютизация силы вызывает чувство отвращения к обессилевшему человеку и желание устранить его со своего пути. Абсолютизация эгоистического самоудовлетворения и мировоззренческого разврата с не менее железной логикой подталкивает обессилевшего самоустраниться, чтобы не причинять хлопот беззаботному гедонисту.
Когда слышишь о тех аргументах, которые приводятся для морального оправдания ?врачебной помощи? при эвтаназии, о том как выдают ее за благородное проявление человеческого сочувствия или даже - что вообще не укладывается ни в какие рамки - милосердие, то чисто по-человечески нелегко сохранить присущее для дискуссии уважение перед противоположным мнением. Мне кажется, что таким ?сочувствием? прикрывается внутренняя неспособность посвятить себя другому человеку, гедонистическое убеждение, что ни один крест не достоин того, чтобы его нести. Не милосердие испытывает тот, кто становится соучастником ?добровольной? смерти другого человека. Он руководствуется принципом ?нет человека - нет и проблемы?.
Чего греха таить, все мы в большей или меньшей мере не способны вынести вида беспомощного, немощного, обреченного человека. Об определенной психологической ?ломке? и моральной борьбе с самим собой рассказывают все те, кто не на словах, а на деле принял в свою жизнь страдания ущемленных, покинутых, безнадежно больных людей. И в том спонтанном ?отвращении? едва ли было бы что- то достойное осуждения, если бы мы были лишь живые существа и только. Ведь жизнь не может не сторониться смерти. Проблема, или, скорее,наоборот, наше счастье в том, что мы не просто живые существа. Мы - люди. Но остаемся ли мы на высоте своей человечности, если в теории или на практике принимаем эвтаназию как что-то нормальное и гуманное?
Но как быть с тем, кто испытает невыносимые страдания? Не как кощунство ли будет звучать для него моральное осуждение эвтаназии, не будет ли он воспринимать ее как проявление милосердия? На этот вопрос ответить труднее всего. Но я, по крайней мере, попробую.
Настоящее терпение - это всегда переживание бессмысленности, отсутствия любого смысла. Не всякая боль, кстати, может стать источником терпения. Ведь есть боль, выполняющая конкретную физиологическую функцию, которая ?предупреждает? организм о какой-то опасности и которая по этой причине является содержательной. Но существует также боль, которая переходит все рамки возможной содержательности, как например, боль безнадежно больных, обреченных. Человек оказывается перед лицом переживания бессмысленности своей жизни. И именно это, как правило, подталкивает человека к эвтаназии.
Почти невозможно выбраться из этой пропасти самостоятельно. И для этого рядом должен быть другой человек. Любовь, благосклонность, присутствие другого человека - это наилучшее и чуть ли не единственное лекарство в этой ситуации. Самая современная техника и самые эффективные обезболивающие препараты не способны на чудо, которое может сотворить человеческое сердце. Любовь словно находит под наслоением боли, в которую превращается жизнь человека, еще глубже -добро. И это добро она провозглашает перед целым миром и в первую очередь перед тем человеком, который испытывает боль. Это добро -неповторимость и ценность человека. Недаром папская энциклика ?Искупление человека? называет любовь ?глубоким удивлением перед ценностью и достоинством человека?. И не поэтому ли тот, кто терпит боль, находит смысл своей жизни лишь благодаря встрече с искренней любовью другого?
Существует также определение эвтаназии как своеобразного самопожертвования. Мол, бывают случаи, когда безнадежно больной не желает быть бременем для своих родных, для тех, кого любит, и соглашается на эвтаназию. Случаи такие действительно бывают. Но говорить при этом о самопожертвовании все равно, что говорить о ?самопожертвовании? Адама в одной из литературных версий грехопадения первых людей. Мол, Адам не смог оставить Еву одну после того, как она согрешила, и повел себя как настоящий рыцарь. На подобное ?самопожертвование? эвтаназии может решиться лишь тот человек, который сознательно или бессознательно ощущает или предполагает, что те люди, которых он хочет таким образом освободить от себя, относятся к нему как к средству для своего удовлетворения. Не исключено, что где- то глубже за этим ?самопожертвованием? прячется страх, что другие люди не выдержат испытания на любовь, а возможно, и страх, невыносимый для терпящего боль, что он может стать ненужным, лишним, действительно обузой для других людей. Может быть еще тысяча других причин, почему человек может прийти к мысли об эвтаназии. Сейчас не так важно их все перечислить. Важно подчеркнуть, что только переживание любви со стороны других может выработать иммунитет от подобных мыслей у того, кто страдает от боли.
Подытоживая, хочу заметить, что вопрос и потребность в эвтаназии могут возникнуть лишь в обществе, которое испытывает острый дефицит любви, которое усматривает содержание жизни только в удовлетворении собственного эго. Эвтаназия не может не появиться в обществе, где ценность и значение человека измеряется его эффективностью или производительностью, ее пригодностью быть конкурентоспособным товаром на рынке.
А рецепт может быть лишь один. Будьте людьми и не давайте соблазниться эвтаназией другим. Все зависит от нас.
P.S. ?День? приглашает вас высказать свои мысли относительно проблемы, затронутой в этом материале господином Добко. Проблема эвтаназии дискутируется сегодня во всем мире, она поделила людей и все общество на тех, кто ?за? и кто ?против?. Особенно много приверженцев идеи добровольного и безболезненного ухода из жизни - среди пожилых людей, для которых жизнь иногда полностью теряет смысл. Хотя бы из-за того, что старые люди полностью зависят от других и это невозможно изменить.
Тарас Добко, магистр философии, преподаватель эпистемологии и философии религии, Львовская Богословская Академия
