Наблюдая, как критикуют русскую армию - тема в связи с нынешней чеченской кампанией и популярная, и необъятная, - интересно задаться вопросом, что же является подлинным предметом критики: реальные безобразия и нестроения в армейском организме или же сама армия как общественный институт. Ведь если бы целью критики было улучшение армейских порядков, более эффективное и рациональное строительство вооруженных сил etc., тогда логично было бы ожидать от критических выступлений несколько большей конструктивности, а главное - внутренней логической последовательности. Сегодня же плохо "да" и плохо "нет". Плохо, когда войска несут при наступлении тяжелые потери, и плохо, когда наступление производится лишь после тщательной огневой подготовки. Плохо, когда производят зачистки, и плохо, когда на незащищенной местности попадают в засаду. Плохо, когда наступают, и плохо, когда отступают. Плохо все, и нет скидок ни на конкретные обстоятельства, ни даже на имманентную природу войны. Если природа войны такова - тем хуже для армии. Когда есть желание, чтобы Россия стала друзьям опорой, а недругам грозою, такой подход к армейским проблемам трудно признать целесообразным. Когда армия и военное дело рассматриваются как абсолютное зло, подлежащее искоренению, такой подход, напротив, вполне логичен. Тут характерна одна журнальная фраза недавнего времени - "людоедские восторги по поводу возрождения армии". Конкретные признаки людоедства не предъявлялись - остается предположить, что людоедство заключается в самом факте одобрительного отношения к восстановлению армии как государственного института. В рамках определенной системы воззрений слова "возрождение армии" ужасны сами по себе.
Чтобы понять, чем они ужасны, стоит обратить внимание на весьма четкую корреляцию. Безусловно отрицательное отношение к армии в 99% случаев дополняется столь же отрицательным отношением к церкви. В разгар антипутинской кампании в прессе (январь с. г.) как армейские, так и церковные симпатии и.о. объявлялись одинаково пугающими. Горячие патриоты склонны объяснять такую корреляцию прямой злонамеренностью: поскольку армия и церковь суть два столпа, на которых держится Россия, то прогрессисты сознательно и изо всей мочи пытаются эти столбы подпилить. Снова и в который раз повторюсь: чтобы обладать столь глубокой и многорасчетливой злонамеренностью, нужно исполниться духа истинно сатанинского, что бывает, но редко; проще и вернее искать не коварный умысел, но добросовестное заблуждение.
Основывается же оно на общеизвестном учении: прежде было закрытое общество, базирующееся на иерархии и авторитете, но затем просвещение привело к открытому обществу, базирующемуся строго на рациональных основаниях всеобщего равенства, политкорректности и ночного сторожа, который заменил собой царя-первосвященника. Замена Мельхисидека на сантехника и сдача прежних иерархических учреждений в пыльные запасники истории были бы совсем окончательными и бесповоротными, если бы не те самые два института - армия и церковь, - которые так и остались экспонатами хоть и музейными, но живыми, никак не желающими лезть в запасники. Армия никак не помещается в запасник, ибо совсем без армии вроде бы неуютно. Даже самые рьяные критики русской армии, желающие ее всяческого искоренения, не доходят до требования всеобщего упразднения армий как таковых, но просто полагают, что какая-нибудь другая армия (международные силы или еще что-то в этом роде) защитит их гораздо лучше, чем русская, - оказаться же вовсе без защиты не желают даже они. Церковь не помещается в запасник, ибо ее туда регулярно пытались поместить сразу с момента ее возникновения, начиная с императора Нерона и далее везде, - с равным упорством и равной же неудачностью. Всякая новая попытка такого рода будет с неизбежностью отдавать то ли Диоклетианом, то ли Емельяном Ярославским, к чему открытое общество, исторически зародившееся в контексте борьбы за веротерпимость, еще не вполне готово. И принцип "кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую" mutatis mutandis применим и к делам церковным: на место упраздняемой средневековой ортодоксии вместо чудной духовности открытого общества тут же лезут изуверские секты.
Но проблема в том, что ни церковь, ни армия не в состоянии исполнять свое предназначение в рамках правил игры открытого общества: "поскольку без вас еще хуже, так тому и быть - мы вас не упраздняем, исполняйте свои обязанности, но только тихо, незаметно и без каких-либо претензий". Не получается. Церковь не может заменить благовествование о вечной жизни на бытовые оспопрививательные функции, армия, рассматриваемая лишь как терпимое зло вроде питейной торговли, не в состоянии сражаться и умирать за родину. Поэтому, когда делается совсем плохо (а с тем, что у нас в России плохо, согласны решительно все), приходится признавать и что христианская вера спасительна, и что воинский долг высок и свят.
Но тем самым благополучно, казалось бы, похороненные архаические учреждения вдруг оказываются самыми нужными. Проклятые авторитет и иерархия вновь одерживают верх над наемным сантехником как символом общественного устройства. Армию и церковь ненавидят не за то, что они вредны, а за то, что они необходимы.
Максим Соколов
