Среди украинских националистов бытует два разных мнения о Гоголе, оба неправомерные. В одном Гоголь трактуется как предатель интересов Украины, где он родился. В другом - как тайный украинофил в русской культуре. Как известно, Гоголь писал только по-русски. Переводя его повесть "Тарас Бульба" на украинский язык, нынешний переводчик позволяет себе украинизировать текст, существенно искажая при этом смысл. Например, такие основополагающие, значимые слова, как "Русская земля", заменены словами "Украинская земля". Тем самым огромное сужается до малого. Национальное сознание казаков мельчает, и это уже не Гоголь. Вместе с тем великий русский писатель всегда с любовью относился к украинскому народу и ко всему, что связано с его малой родиной.
Гоголю не нужно было выяснять, малороссиянин он или русский - в споры об этом его втянули друзья. В 1844 году он так отвечал на запрос Александры Осиповны Смирновой: "Скажу вам одно слово насчет того, какая у меня душа, хохлацкая или русская, потому что это, как я вижу из письма вашего, служило одно время предметом ваших рассуждений и споров с другими. На это вам скажу, что сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому пред малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и как нарочно каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой, - явный знак, что они должны пополнить одна другую. Для этого самые истории их прошедшего быта даны им непохожие одна на другую, дабы порознь воспитались различные силы их характера, чтобы потом, слившись воедино, составить собою нечто совершеннейшее в человечестве". В записной книжке Гоголя 1846 - 1851 годов находим следующее его замечание: "Обнять обе половины русского народа, северную и южную, сокровище их духа и характера". Эта мысль, возможно, является программой какого-то неизвестного сочинения, где писатель намеревался обрисовать, охватить в целом жизнь русского народа.
Было время, когда Гоголь желал поселиться в Киеве, древнейшей русской столице. В декабре 1833 года он писал своему приятелю Михаилу Максимовичу из Петербурга: "Благодарю тебя за все: за письмо, за мысли в нем, за новости и проч. Представь, я тоже думал. Туда, туда! В Киев! В древний, в прекрасный Киев! Он наш, он не их, не правда? Там или вокруг него деялись дела старины нашей". Максимович, по-видимому, предлагал Гоголю добиваться кафедры всеобщей истории во вновь открываемом тогда Киевском университете Св. Владимира (был открыт после закрытия университета в Вильно в целях противостояния польскому и украинскому сепаратизму). В словах "он наш" и "не их" Гоголь имел в виду не украинцев и русских, а славян и "немцев", "западников". Последние усиленно стремились занять места в Киевском университете. "Говорят, - замечал Гоголь в том же письме к Максимовичу, - уже очень много назначено туда каких-то немцев, это тоже не так приятно. Хотя бы для святого Владимира побольше славян. Нужно будет стараться кого-нибудь из известных людей туда впихнуть, истинно просвещенных и так же чистых и добрых душою, как мы с тобою".
Период увлечения Гоголем планами переезда в Киев был кратковременным. Министр народного просвещения граф Сергий Семенович Уваров предложил ему место профессора по кафедре всеобщей истории при Петербургском университете, и Гоголь остался в Петербурге, а не уехал в Киев. Как и Максимович, который одним из первых публично выступил с поддержкой программы Государя Николая Павловича в области народного образования, Гоголь был приверженцем правительственного курса "Православия, Самодержавия, Народности" и стал деятельным сотрудником "Журнала министерства народного просвещения". Позднее, в разговоре со своим земляком Осипом Максимовичем Бодянским, известным славистом, профессором Московского университета, Гоголь говорил: "Я знаю и люблю Шевченко как земляка и даровитого художника... Но его погубили наши умники, натолкнув его на произведения, чуждые истинному таланту. Они все еще дожевывают европейские, давно выкинутые жваки. Русский и малоросс - это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной в ущерб другой невозможно". При этом Гоголь говорил: "Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски... надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня - язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан" (Исторический вестник. 1881. N 12. С. 479).
Известно, что Гоголь очень любил Москву. "Москва - моя родина", - писал он Сергею Тимофеевичу Аксакову в 1841 году. Будучи в Киеве, Гоголь говорил Федору Чижову: "Кто сильно вжился в жизнь римскую, тому после Рима только Москва и может нравиться". По убеждению, вынесенному Иваном Золотаревым из совместной жизни с Гоголем в Риме, "Гоголь был чисто русский человек, а не малоросс, каким его желают представить... писатель горячо любил именно Россию, а не Малороссию только. Любимою литературою его была литература русская... наиболее излюбленными... писателями были Жуковский и Пушкин" (Исторический вестник. 1893. N 1. С. 38). Работа над "Мертвыми душами" как бы открыла Гоголю не только пространства, но и духовность России. Осенью 1850 года он писал Александру Скарлатовичу Стурдзе из Васильевки: "Скажу вам откровенно, что мне не хочется и на три месяца оставлять России. Ни за что бы я не выехал из Москвы, которую так люблю. Да и вообще Россия все мне становится ближе и ближе. Кроме свойства родины, есть в ней что-то еще выше родины, точно как бы это та земля, откуда ближе к родине небесной".
Что касается исторической повести Гоголя "Тарас Бульба", то она есть подтверждение представлений писателя о цельности Российской империи, скрепленной православной верой. В статье "Взгляд на составление Малороссии" (1835) Гоголь следующим образом характеризует казачество: "Большая часть этого общества состояла... из первобытных, коренных обитателей южной России. Доказательство - в языке, который, несмотря на принятие множества татарских и польских слов, имел всегда чисто славянскую южную физиономию, приближавшую его к тогдашнему русскому, и в вере, которая всегда была греческая".
Героям Запорожской Сечи свойственна одна общая черта - их самоотверженная преданность Родине. Сраженные в битве казаки, умирая, славят Русскую землю. Сбываются слова Тараса: "Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество. Уж если на то пошло, чтобы умирать, так никому ж из них не доведется так умирать!.." Вот пошатнулся смертельно раненый удалой атаман Мосий Шило, наложил руку на свою рану и сказал: "Прощайте, паны-братья, товарищи! пусть же стоит на вечные времена православная Русская земля и будет ей вечная честь!" Добрый казак Степан Гуска, поднятый на четырех копьях, только и успел воскликнуть: "Пусть же пропадут все враги и ликует вечные веки Русская земля!" Упал старый Касьян Бовдюг, сраженный пулей в самое сердце, но, собрав последние силы, сказал: "Не жаль расстаться с светом! дай Бог и всякому такой кончины! пусть же славится до конца века Русская земля!"
Гоголю важно показать, что запорожцы сражаются и умирают за православную веру. "И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отшедшим старцам, как умеют биться на Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру". Вот пал, пронзенный копьем, куренной атаман Кукубенко, лучший цвет казацкого войска. Повел он вокруг себя очами и проговорил: "Благодарю Бога, что довелось мне умереть при глазах ваших, товарищи! пусть же после нас живут лучшие, чем мы, и красуется вечно любимая Христом Русская земля!" Автор восхищается своим героем: "И вылетела молодая душа. Подняли ее ангелы под руки и понесли к небесам; хорошо будет ему там. "Садись, Кукубенко, одесную Меня! - скажет ему Христос. - Ты не изменил товариществу, бесчестного дела не сделал, не выдал в беде человека, хранил и сберегал Мою Церковь".
Читая "Тараса Бульбу", понимаешь, что нет на свете преступления более страшного и позорного, чем измена Родине. Младший сын Тараса, презрев священный долг, увлекся красивой полячкой и перешел на сторону врагов Сечи. Как грозное возмездие воспринимает Андрий свою последнюю встречу с отцом. На вопрос Тараса: "Что, сынку! Помогли тебе твои ляхи?" - Андрий "был безответен". "Так продать? продать веру? продать своих?" Не чувствует жалости к сыну-изменнику Тарас. Без колебания вершит он свой суд: "Я тебя породил, я тебя и убью!" Покорно принимает Андрий приговор отца, понимая, что нет у него и не может быть оправдания. Он не только предатель, но и богоборец, так как, отрекаясь от родины ("Кто сказал, что моя отчизна Украйна? кто дал мне ее в отчизны?"), он отрекается от Божьего установления: только Он указывает каждому место его рождения, и человек должен любить данную ему Богом Родину.
А вслед за этим попадает в плен старший сын Тараса Остап. С риском для жизни пробирается в стан врагов отец, чтобы поддержать его в минуту мучительной казни. Вскоре и сам Тарас мужественно погибает в огне, распятый на дереве. В последние минуты жизни он думает не о себе, а о товарищах, о Родине. "...Уже казаки были на челнах и гребли веслами; пули сыпались на них сверху, но не доставали. И вспыхнули радостные очи у старого атамана. "Прощайте, товарищи! - кричал он им сверху. - Вспоминайте меня и будущей весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся казак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера!"
Гоголь был твердо убежден, что пока жива вера в народе, будет жив и сам народ. Как писал русский историк Николай Тальберг, "малороссийский народ был в огромной массе своей с Гоголем, а не с теми отщепенцами, которые, подобно сыну Тарасову - Андрию, отреклись от тысячелетней России".
Гоголю не нужно было выяснять, малороссиянин он или русский - в споры об этом его втянули друзья. В 1844 году он так отвечал на запрос Александры Осиповны Смирновой: "Скажу вам одно слово насчет того, какая у меня душа, хохлацкая или русская, потому что это, как я вижу из письма вашего, служило одно время предметом ваших рассуждений и споров с другими. На это вам скажу, что сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому пред малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и как нарочно каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой, - явный знак, что они должны пополнить одна другую. Для этого самые истории их прошедшего быта даны им непохожие одна на другую, дабы порознь воспитались различные силы их характера, чтобы потом, слившись воедино, составить собою нечто совершеннейшее в человечестве". В записной книжке Гоголя 1846 - 1851 годов находим следующее его замечание: "Обнять обе половины русского народа, северную и южную, сокровище их духа и характера". Эта мысль, возможно, является программой какого-то неизвестного сочинения, где писатель намеревался обрисовать, охватить в целом жизнь русского народа.
Было время, когда Гоголь желал поселиться в Киеве, древнейшей русской столице. В декабре 1833 года он писал своему приятелю Михаилу Максимовичу из Петербурга: "Благодарю тебя за все: за письмо, за мысли в нем, за новости и проч. Представь, я тоже думал. Туда, туда! В Киев! В древний, в прекрасный Киев! Он наш, он не их, не правда? Там или вокруг него деялись дела старины нашей". Максимович, по-видимому, предлагал Гоголю добиваться кафедры всеобщей истории во вновь открываемом тогда Киевском университете Св. Владимира (был открыт после закрытия университета в Вильно в целях противостояния польскому и украинскому сепаратизму). В словах "он наш" и "не их" Гоголь имел в виду не украинцев и русских, а славян и "немцев", "западников". Последние усиленно стремились занять места в Киевском университете. "Говорят, - замечал Гоголь в том же письме к Максимовичу, - уже очень много назначено туда каких-то немцев, это тоже не так приятно. Хотя бы для святого Владимира побольше славян. Нужно будет стараться кого-нибудь из известных людей туда впихнуть, истинно просвещенных и так же чистых и добрых душою, как мы с тобою".
Период увлечения Гоголем планами переезда в Киев был кратковременным. Министр народного просвещения граф Сергий Семенович Уваров предложил ему место профессора по кафедре всеобщей истории при Петербургском университете, и Гоголь остался в Петербурге, а не уехал в Киев. Как и Максимович, который одним из первых публично выступил с поддержкой программы Государя Николая Павловича в области народного образования, Гоголь был приверженцем правительственного курса "Православия, Самодержавия, Народности" и стал деятельным сотрудником "Журнала министерства народного просвещения". Позднее, в разговоре со своим земляком Осипом Максимовичем Бодянским, известным славистом, профессором Московского университета, Гоголь говорил: "Я знаю и люблю Шевченко как земляка и даровитого художника... Но его погубили наши умники, натолкнув его на произведения, чуждые истинному таланту. Они все еще дожевывают европейские, давно выкинутые жваки. Русский и малоросс - это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной в ущерб другой невозможно". При этом Гоголь говорил: "Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски... надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня - язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан" (Исторический вестник. 1881. N 12. С. 479).
Известно, что Гоголь очень любил Москву. "Москва - моя родина", - писал он Сергею Тимофеевичу Аксакову в 1841 году. Будучи в Киеве, Гоголь говорил Федору Чижову: "Кто сильно вжился в жизнь римскую, тому после Рима только Москва и может нравиться". По убеждению, вынесенному Иваном Золотаревым из совместной жизни с Гоголем в Риме, "Гоголь был чисто русский человек, а не малоросс, каким его желают представить... писатель горячо любил именно Россию, а не Малороссию только. Любимою литературою его была литература русская... наиболее излюбленными... писателями были Жуковский и Пушкин" (Исторический вестник. 1893. N 1. С. 38). Работа над "Мертвыми душами" как бы открыла Гоголю не только пространства, но и духовность России. Осенью 1850 года он писал Александру Скарлатовичу Стурдзе из Васильевки: "Скажу вам откровенно, что мне не хочется и на три месяца оставлять России. Ни за что бы я не выехал из Москвы, которую так люблю. Да и вообще Россия все мне становится ближе и ближе. Кроме свойства родины, есть в ней что-то еще выше родины, точно как бы это та земля, откуда ближе к родине небесной".
Что касается исторической повести Гоголя "Тарас Бульба", то она есть подтверждение представлений писателя о цельности Российской империи, скрепленной православной верой. В статье "Взгляд на составление Малороссии" (1835) Гоголь следующим образом характеризует казачество: "Большая часть этого общества состояла... из первобытных, коренных обитателей южной России. Доказательство - в языке, который, несмотря на принятие множества татарских и польских слов, имел всегда чисто славянскую южную физиономию, приближавшую его к тогдашнему русскому, и в вере, которая всегда была греческая".
Героям Запорожской Сечи свойственна одна общая черта - их самоотверженная преданность Родине. Сраженные в битве казаки, умирая, славят Русскую землю. Сбываются слова Тараса: "Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество. Уж если на то пошло, чтобы умирать, так никому ж из них не доведется так умирать!.." Вот пошатнулся смертельно раненый удалой атаман Мосий Шило, наложил руку на свою рану и сказал: "Прощайте, паны-братья, товарищи! пусть же стоит на вечные времена православная Русская земля и будет ей вечная честь!" Добрый казак Степан Гуска, поднятый на четырех копьях, только и успел воскликнуть: "Пусть же пропадут все враги и ликует вечные веки Русская земля!" Упал старый Касьян Бовдюг, сраженный пулей в самое сердце, но, собрав последние силы, сказал: "Не жаль расстаться с светом! дай Бог и всякому такой кончины! пусть же славится до конца века Русская земля!"
Гоголю важно показать, что запорожцы сражаются и умирают за православную веру. "И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отшедшим старцам, как умеют биться на Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру". Вот пал, пронзенный копьем, куренной атаман Кукубенко, лучший цвет казацкого войска. Повел он вокруг себя очами и проговорил: "Благодарю Бога, что довелось мне умереть при глазах ваших, товарищи! пусть же после нас живут лучшие, чем мы, и красуется вечно любимая Христом Русская земля!" Автор восхищается своим героем: "И вылетела молодая душа. Подняли ее ангелы под руки и понесли к небесам; хорошо будет ему там. "Садись, Кукубенко, одесную Меня! - скажет ему Христос. - Ты не изменил товариществу, бесчестного дела не сделал, не выдал в беде человека, хранил и сберегал Мою Церковь".
Читая "Тараса Бульбу", понимаешь, что нет на свете преступления более страшного и позорного, чем измена Родине. Младший сын Тараса, презрев священный долг, увлекся красивой полячкой и перешел на сторону врагов Сечи. Как грозное возмездие воспринимает Андрий свою последнюю встречу с отцом. На вопрос Тараса: "Что, сынку! Помогли тебе твои ляхи?" - Андрий "был безответен". "Так продать? продать веру? продать своих?" Не чувствует жалости к сыну-изменнику Тарас. Без колебания вершит он свой суд: "Я тебя породил, я тебя и убью!" Покорно принимает Андрий приговор отца, понимая, что нет у него и не может быть оправдания. Он не только предатель, но и богоборец, так как, отрекаясь от родины ("Кто сказал, что моя отчизна Украйна? кто дал мне ее в отчизны?"), он отрекается от Божьего установления: только Он указывает каждому место его рождения, и человек должен любить данную ему Богом Родину.
А вслед за этим попадает в плен старший сын Тараса Остап. С риском для жизни пробирается в стан врагов отец, чтобы поддержать его в минуту мучительной казни. Вскоре и сам Тарас мужественно погибает в огне, распятый на дереве. В последние минуты жизни он думает не о себе, а о товарищах, о Родине. "...Уже казаки были на челнах и гребли веслами; пули сыпались на них сверху, но не доставали. И вспыхнули радостные очи у старого атамана. "Прощайте, товарищи! - кричал он им сверху. - Вспоминайте меня и будущей весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся казак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера!"
Гоголь был твердо убежден, что пока жива вера в народе, будет жив и сам народ. Как писал русский историк Николай Тальберг, "малороссийский народ был в огромной массе своей с Гоголем, а не с теми отщепенцами, которые, подобно сыну Тарасову - Андрию, отреклись от тысячелетней России".
