К.Н. Леонтьев. Поздняя осень России. - (Серия "Новая история").- М: Аграф, 2000.
В последнее время было предпринято несколько изданий Константина Леонтьева. Однако даже в фундаментальном сборнике "Восток, Россия и славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872-1891)", выпущенном в 1996 году в издательстве "Республика", нет таких его статей и очерков как "Грамотность и народность", "Мои воспоминания о Фракии" и сочинения "Моя литературная судьба. Автобиография Константина Леонтьева".
Главным произведением, вошедшим в новый сборник, является философский трактат "Византизм и славянство" - самое знаменитое произведение Леонтьева. При жизни Константина Николаевича оно публиковалось трижды: в 1875 г., а затем в 1876 и 1885. Сам мыслитель придавал этой работе очень большое значение, ожидал, что трактат его прославит. Однако при жизни философа эта мечта не сбылась. В разное время о "Византизме и славянстве" составили своЈ мнение многие известные люди, в том числе историк М.П. Погодин и философ В.В. Розанов, однако на протяжении нескольких десятилетий главный труд Леонтьева оставался фактически невостребованным и почти незамеченным. По-настоящему "заметили" и оценили его лишь в разгар серебряного века. Им начали восхищаться, с ним начали полемизировать, его обильно цитировали, опровергали и возносили до небес. В советское время ниточка интереса к трактату истончилась до предела, стала едва видной. В конце 80-х - начале 90-х годов начался подлинный "леонтьевский ренессанс", который продолжается и сегодня. "Византизм и славянство" прогремел как одно из центральных сочинений во всей духовной жизни России XIX столетия.
Статья "Грамотность и народность", написанная в 1869 году и опубликованная лишь однажды в "Заре" в 1870 году, настолько же важна для полноты представления мировоззрения мыслителя, насколько малоизвестна. Чем же можно объяснить отсутствие этой работы в многочисленных переизданиях Леонтьева, относящихся к 90-м годам XX века? Видимо, пугающим представляется необычное содержание статьи. Леонтьев указывает в ней, сколь разрушительное воздействие может оказать секуляризованное светское образование (даже в простейших, "ликбезовских" формах) на культурно-исторические устои народа.
"Мои воспоминания о Фракии" были написаны бывшим консулом через много лет после того, как счастливая пора его службы на Балканах миновала. Путешествие в Адрионополь и страницы, посвящЈнные двум примерно годам, проведЈнным в этом городе, относятся к 1864-66 гг. В конце 70-х, создавая автобиографические заметки, Леонтьев сильно тосковал по шумной, деятельной и красочной жизни, которую вЈл десятилетиями прежде на Востоке. Только когда Константин Николаевич имел возможность проявить себя как практик, только там его живое патриотическое чувство и философский консерватизм находили политическое приложение. Впоследствии он неоднократно пытался вернуться на дипломатическую службу, чтобы вновь окунуться в ароматы желанного Востока, но тщетно.
Автобиографическое сочинение К.Н. Леонтьева "Моя литературная судьба" охватывает период 1864-1875 гг. (без нескольких месяцев послушничества Константина Николаевича в подмосковном Николо-Угрешском монастыре). Оно написано не ранее августа 1875 г., вероятнее всего, в Оптиной пустыни или Кудинове.
"Моя литературная судьба" не нашла места в составе 9-томного "Собрания сочинений" Леонтьева, т.к. последние тома, в которых могли бы быть опубликованы эти записки, не вышли в свет. Впервые это сочинение Константина Николаевича было напечатано в 12-м томе серии "Литературное наследство" (1935) с обширными и ценными комментариями С.Н. Дурылина и не вполне корректной по тону вступительной статьЈй Н.Мещерякова. В 1965 г. дурылинская публикация была полностью перепечатана в Нью-Йорке и вышла отдельной книгой. К 90-м гг. оба издания превратились в библиографическую редкость.
Жизнь Леонтьева пришлась на самую гущу ломки традиционного уклада жизни. Научный образ мышления вытеснял веру с доминирующих позиций в массовом сознании в Европе и всерьЈз конкурировал с ней в России. Демократия наступала на сословность и аристократизм в общественном устройстве и культуре. То, что уже рухнуло в Европе, начинало трещать по швам и в Российской империи. Республика уничтожала монархические устои Франции, Германии, Италии. В России же республиканское солнце всходило усилиями народников-бомбистов самого отчаянного пошиба.
Леонтьев выделил в истории евро-американской цивилизации три важнейших ее фазы: юность, к которой относится период раннего средневековья, варварских королевств, выросших на развалинах Римской империи; зрелость, "цветущая сложность", пришлась на XV-XVII столетия, когда были разбужены титанические силы, и традиционные устои жизни боролись с неотвратимым наступлением нового мироустройства; XIX век - уже "вторичное упрощение", явные признаки старости, явные симптомы грядущего распада. Российская цивилизация ненамного моложе, еЈ кончина тоже не за горами. Для Леонтьева эпоха, в которой он жил, ассоциировалась с глобальным цивилизационным ненастьем. Его хроника "начала зимы" в Европе и "конца осени" в России наполнена яркими иллюстрациями "вторичного упрощения".
Предсказания Леонтьева оказались в большей степени правильными, нежели ошибочными. Ненастье XIX столетия вылилось в бурю XX столетия: западная цивилизация в страшных корчах убивала на протяжении двух мировых войн всЈ лучшее, что в ней было. Константин Николаевич если в чЈм-то и ошибся, то в масштабе катаклизма. Недооценил. Ведь его всЈ больше интересовала Россия, а не весь мир. Уже после смерти Леонтьева, вся планета оказалась под политическим и духовным влиянием агонизирующей цивилизации, а не один лишь московско-петербургский уголок Евразии. Вся планета пострадала от "вторичного упрощения".
К недостаткам книги можно отнести отсутствие приложения и комментария. В этом отношении издание является гораздо более бедным и недостаточно полным. Но в то же самое время оно интересно тем, что в нЈм опубликованы произведения Леонтьева, не публиковавшиеся после 1917 года или ставшие библиографической редкостью.
В последнее время было предпринято несколько изданий Константина Леонтьева. Однако даже в фундаментальном сборнике "Восток, Россия и славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872-1891)", выпущенном в 1996 году в издательстве "Республика", нет таких его статей и очерков как "Грамотность и народность", "Мои воспоминания о Фракии" и сочинения "Моя литературная судьба. Автобиография Константина Леонтьева".
Главным произведением, вошедшим в новый сборник, является философский трактат "Византизм и славянство" - самое знаменитое произведение Леонтьева. При жизни Константина Николаевича оно публиковалось трижды: в 1875 г., а затем в 1876 и 1885. Сам мыслитель придавал этой работе очень большое значение, ожидал, что трактат его прославит. Однако при жизни философа эта мечта не сбылась. В разное время о "Византизме и славянстве" составили своЈ мнение многие известные люди, в том числе историк М.П. Погодин и философ В.В. Розанов, однако на протяжении нескольких десятилетий главный труд Леонтьева оставался фактически невостребованным и почти незамеченным. По-настоящему "заметили" и оценили его лишь в разгар серебряного века. Им начали восхищаться, с ним начали полемизировать, его обильно цитировали, опровергали и возносили до небес. В советское время ниточка интереса к трактату истончилась до предела, стала едва видной. В конце 80-х - начале 90-х годов начался подлинный "леонтьевский ренессанс", который продолжается и сегодня. "Византизм и славянство" прогремел как одно из центральных сочинений во всей духовной жизни России XIX столетия.
Статья "Грамотность и народность", написанная в 1869 году и опубликованная лишь однажды в "Заре" в 1870 году, настолько же важна для полноты представления мировоззрения мыслителя, насколько малоизвестна. Чем же можно объяснить отсутствие этой работы в многочисленных переизданиях Леонтьева, относящихся к 90-м годам XX века? Видимо, пугающим представляется необычное содержание статьи. Леонтьев указывает в ней, сколь разрушительное воздействие может оказать секуляризованное светское образование (даже в простейших, "ликбезовских" формах) на культурно-исторические устои народа.
"Мои воспоминания о Фракии" были написаны бывшим консулом через много лет после того, как счастливая пора его службы на Балканах миновала. Путешествие в Адрионополь и страницы, посвящЈнные двум примерно годам, проведЈнным в этом городе, относятся к 1864-66 гг. В конце 70-х, создавая автобиографические заметки, Леонтьев сильно тосковал по шумной, деятельной и красочной жизни, которую вЈл десятилетиями прежде на Востоке. Только когда Константин Николаевич имел возможность проявить себя как практик, только там его живое патриотическое чувство и философский консерватизм находили политическое приложение. Впоследствии он неоднократно пытался вернуться на дипломатическую службу, чтобы вновь окунуться в ароматы желанного Востока, но тщетно.
Автобиографическое сочинение К.Н. Леонтьева "Моя литературная судьба" охватывает период 1864-1875 гг. (без нескольких месяцев послушничества Константина Николаевича в подмосковном Николо-Угрешском монастыре). Оно написано не ранее августа 1875 г., вероятнее всего, в Оптиной пустыни или Кудинове.
"Моя литературная судьба" не нашла места в составе 9-томного "Собрания сочинений" Леонтьева, т.к. последние тома, в которых могли бы быть опубликованы эти записки, не вышли в свет. Впервые это сочинение Константина Николаевича было напечатано в 12-м томе серии "Литературное наследство" (1935) с обширными и ценными комментариями С.Н. Дурылина и не вполне корректной по тону вступительной статьЈй Н.Мещерякова. В 1965 г. дурылинская публикация была полностью перепечатана в Нью-Йорке и вышла отдельной книгой. К 90-м гг. оба издания превратились в библиографическую редкость.
Жизнь Леонтьева пришлась на самую гущу ломки традиционного уклада жизни. Научный образ мышления вытеснял веру с доминирующих позиций в массовом сознании в Европе и всерьЈз конкурировал с ней в России. Демократия наступала на сословность и аристократизм в общественном устройстве и культуре. То, что уже рухнуло в Европе, начинало трещать по швам и в Российской империи. Республика уничтожала монархические устои Франции, Германии, Италии. В России же республиканское солнце всходило усилиями народников-бомбистов самого отчаянного пошиба.
Леонтьев выделил в истории евро-американской цивилизации три важнейших ее фазы: юность, к которой относится период раннего средневековья, варварских королевств, выросших на развалинах Римской империи; зрелость, "цветущая сложность", пришлась на XV-XVII столетия, когда были разбужены титанические силы, и традиционные устои жизни боролись с неотвратимым наступлением нового мироустройства; XIX век - уже "вторичное упрощение", явные признаки старости, явные симптомы грядущего распада. Российская цивилизация ненамного моложе, еЈ кончина тоже не за горами. Для Леонтьева эпоха, в которой он жил, ассоциировалась с глобальным цивилизационным ненастьем. Его хроника "начала зимы" в Европе и "конца осени" в России наполнена яркими иллюстрациями "вторичного упрощения".
Предсказания Леонтьева оказались в большей степени правильными, нежели ошибочными. Ненастье XIX столетия вылилось в бурю XX столетия: западная цивилизация в страшных корчах убивала на протяжении двух мировых войн всЈ лучшее, что в ней было. Константин Николаевич если в чЈм-то и ошибся, то в масштабе катаклизма. Недооценил. Ведь его всЈ больше интересовала Россия, а не весь мир. Уже после смерти Леонтьева, вся планета оказалась под политическим и духовным влиянием агонизирующей цивилизации, а не один лишь московско-петербургский уголок Евразии. Вся планета пострадала от "вторичного упрощения".
К недостаткам книги можно отнести отсутствие приложения и комментария. В этом отношении издание является гораздо более бедным и недостаточно полным. Но в то же самое время оно интересно тем, что в нЈм опубликованы произведения Леонтьева, не публиковавшиеся после 1917 года или ставшие библиографической редкостью.
