После летнего перерыва, мы продолжаем в рамках рубрики «Исторический календарь» проект, посвященный приближающемуся 100-летию революции 1917 года. Проект, названный нами «Могильщики Русского царства», посвящен виновникам крушения в России самодержавной монархии ‒ профессиональным революционерам, фрондирующим аристократам, либеральным политикам; генералам, офицерам и солдатам, забывшим о своем долге, а также другим активным деятелям т.н. «освободительного движения», вольно или невольно внесшим свою лепту в торжество революции ‒ сначала Февральской, а затем и Октябрьской. Продолжает рубрику очерк, посвященный яркому представителю рабочего движения К.А. Гвоздеву, проделавшему путь от рабочего-революционера до министра Временного правительства, а затем ставшего узником советских тюрем.
Имя этого героя Февральской революции, в отличие от громких имен Керенского, Милюкова, Гучкова и Родзянко, знакомо разве что специалистам и узкому кругу любителей отечественной истории. А между тем, Кузьма Антонович Гвоздев (1882‒1956) ‒ фигура, сыгравшая в крушении царского самодержавия далеко не последнюю роль.
Кузьма Гвоздев родился в 1882 г. в мордовской деревне Чекаевка, входившей тогда в Саранский уезд Пензенской губернии. Крестьянин по происхождению, Гвоздев с юных лет пополнил ряды быстро развивавшегося рабочего класса. С 17-летнего возраста он работал в Тихорецких железнодорожных мастерских и практически сразу же включился в революционную деятельность. В 1902 году он был арестован первый раз, затем последовали и другие аресты. О тогдашнем радикализме Гвоздева красноречиво говорит его принадлежность к эсерам-максималистам, отдававшим предпочтение террористическим методам борьбы с самодержавием.
Во время революции 1905 года Гвоздев руководил стачкой железнодорожных рабочих, за что был арестован и два года просидел в Саратовской тюрьме. Затем последовала высылка в Астраханскую губернию, после которой рабочий-революционер снова вернулся к прежней деятельности. Правда, поражение революции и наступившее вслед за ним успокоение страны на время заметно сбавило активность антигосударственных сил. Кузьма Гвоздев в период «столыпинской реакции» работал на заводах Петербурга, принимал участие в создании Союза металлистов, в котором вскоре занял пост председателя правления (1910‒1911). Но его антиправительственная деятельность вскоре снова попала в поле зрения властей, и в 1911 году Гвоздев в очередной раз был арестован и сослан в Вологодскую губернию сроком на три года.
1914 год Кузьма Гвоздев встретил уже меньшевиком-«оборонцем», т.е. сторонником Г.В. Плеханова, А.Н. Потресова и ряда других меньшевистских лидеров, признавших Первую мировую войну со стороны России оборонительной, а потому не принявших явного пораженчества большевиков и скрытого пораженчества меньшевиков-интернационалистов. Впрочем, говоря о партийности в прошлом эсера, а затем меньшевика Гвоздева, следует сделать пояснение. Как отмечал меньшевик Б.О. Богданов, «строго говоря, его (Гвоздева. ‒ А.И.) трудно было отнести к какой-либо определенной партии». Во многом это объяснялось большей умеренностью Гвоздева, по сравнению с другими революционерами, к которой он пришел к этому времени. «Его позицию всегда характеризовало умение не доводить борьбу до гибели массы рабочих, ‒ вспоминал Богданов. ‒ Борьба, которая приводила бы к уничтожению людей и фактически к ликвидации движения, встречала с его стороны решительное возражение. Мы же часто высказывались в том смысле, что противник должен быть раздавлен без всякого сожаления, что в итоге борьбы и мы и наш противник понесут потери. Гвоздев нередко подчеркивал, что он не видит в этом смысла. По его мнению, борьба в России все время ведется на уничтожение. Жандармы и революционеры, правые и левые и прочие оставляли в итоге кучу изломанных людей и судеб. Он полагал, что настоящая борьба, требующая высокого закала умов, останавливалась, как только она доходила до уничтожения людей. Поэтому он отвергал борьбу на уничтожение, но высоко держал знамя борьбы до победы, но не до смерти. Борьба, доведенная до смерти, дает только смерть, а только в жизни есть прогресс и движение. Эта мысль рождала в нем большое сопротивление по отношению к его оппонентам, и он ее охотно подчеркивал. "Да, я ‒ европейский рабочий, от русских часто веет смертью"».
В 1915 году, работавшего слесарем на Петроградских заводах К.А. Гвоздева, судьба выдвинула на пост председателя рабочей группы Центрального Военно-промышленного комитета (ЦВПК) во главе которого стоял известный оппозиционный политик А.И. Гучков. Созданные предпринимателями с целью мобилизации промышленности для военных нужд, Военно-промышленные комитеты получали от правительства немалые субсидии на выполнение оборонных заказов, однако эффективность их работы оказалась крайне низкой. Полученные от правительства средства (около 400 млн руб.!) шли не только (и не столько) на обеспечение фронта всем необходимым, но и на усиление либеральной оппозиции.
Бюро рабочей группы при ЦВПК возглавил Гвоздев, бывший в то время слесарем телефонной фабрики Эриксона в Петрограде. «Основная работа по созыву Рабочей группы Военно-промышленного комитета пала на плечи К.А. Гвоздева, ‒ вспоминал Б.О. Богданов. ‒ Он обнаружил огромную силу, большие способности, уменье разбираться в обстановке и идеологических вопросах. Главную часть работы делал сам Гвоздев, позднее появились кое-какие помощники из рабочей среды. (...) К.А. Гвоздев ‒ исключительно интересная фигура не только Военно-промышленного комитета, но и рабочего движения вообще. В течение относительно длительного времени он ведет непрекращающуюся открытую линию в защиту идеи рабочего представительства в Военно-промышленном комитете. Он ведет ее самостоятельно, не соглашаясь ни с Плехановым, ни с Потресовым. (...) Самостоятельность решений и поступков была одной из самых примечательных черт К.А. Гвоздева».
Вступив в союз с либералами, меньшевик Гвоздев стал активно выступать за проведение общероссийского рабочего съезда, видя задачей рабочей группы сочетание пропаганды социал-демократии, борьбы против самодержавия и «оборончества». Впрочем, «оборончество» в этом списке стояло на самом последнем месте и в наказе рабочей группы, как справедливо отмечает О.Р. Айрапетов, «об обороне государства (или даже "страны") не было сказано ни слова». О нем речь шла в «Общей политической резолюции», правда, в такой форме, что сомнений в характере этого «оборончества» не оставалось. «Русское безответственное правительство, ‒ говорилось в документе, ‒ приняв участие в этой войне, в то же время вело и продолжает вести беспощадную войну с собственным народом, чем и привело страну на край разгрома. Мы заявляем, что виновником всех бедствий является безответственное правительство. Но мы считаем также необходимым заявить, что доля ответственности падает и на Государственную думу, и на политические партии, составляющие ее большинство, которые в течение целого года поддерживают режим военной диктатуры и скрывали от народа правду, а когда замолчать ее было невозможно, не нашли в себе мужества искать в народе опоры для решительной борьбы с режимом, ведущим страну к гибели». Таким образом, революционный посыл в этом обращении явно превалировал над патриотическим. В скором времени это подтвердили заявления Гвоздева о войне как о несправедливой и грабительской.
Об союзе лидеров либеральной оппозиции с представителями рабочего движения жандармский генерал А.И. Спиридович писал так: «Ген. [К.И.] Глобачев (начальник Петроградского охранного отделения. ‒ А.И.) докладывал, что часть либеральной оппозиции ищет поддержки в рабочих. Раскачать рабочие массы на поддержку Г. Думы должна была Рабочая группа при Военно-Промышленном Комитете. Ей покровительствовали Гучков и Коновалов. Они наивно верили, что сумеют использовать рабочий класс и при их помощи овладеть властью. Создав широкое рабочее движение около Гос. Думы, Гучков надеялся более легко осуществить и самый персональный дворцовый переворот... (...) Находясь под защитой Гучкова, Коновалова и их друзей, Рабочая Группа Военно-Промышленного Комитета смело работала по агитации». На это же указывал и будущий военный министр Временного правительства А.И. Верховский: «Коновалов мечтал создать "пролетарскую армию" под своей командой, чтобы ее усилиями заставить правительство пойти на уступки Думе. Так же думал и Терещенко. Гвоздев для этого мог оказаться очень полезным».
ЦВПК ограничил самостоятельность рабочей группы, «умеренность» которой проявлялась разве что по отношению левым радикалам, исключительно тем, что лишил ее собственной канцелярии, но на практике, как отмечалось в бюллетене группы, «это ограничение не дает себя пока чувствовать». Как отмечает историк О.Р. Айрапетов, К.А. Гвоздев и его сотрудники постоянно подчеркивали свою независимость едва ли не по всем вопросам, а начальник Петроградской охранки констатировал, что рабочая группа ЦВПК «с самого начала своего существования занялась исключительно политической работой (...). Это был, так сказать, в малом масштабе совет рабочих депутатов».
В письме к А.И. Гучкову, призывавшего рабочую группу к сохранению верности «оборончеству», К.А. Гвоздев писал: «В своем письме вы выражаете уверенность, что "светлую будущность" России можно построить на "одолении врага, на победе над Германией". Исходя из этого положения, вы сочли возможным обратиться к нам, организованным рабочим, со словом убеждения. Вам, конечно, известно, что положение страны, ее настоящее и будущее вселяют и в нас великую тревогу. Но вы знаете также и то, что выводы из этого признания мы делаем совершенно иные. (...) Рабочие, стоя за ликвидацию войны самими народами, совмещают это свое стремление с защитой страны, раз ей угрожает опасность разгрома. "Одоление же врага" или "победа над Германией", если в это понятие вкладывать такое содержание, какое в него вкладывают имущие классы, может толкнуть Россию на путь завоеваний, военных насилий, авантюр. "Светлое будущее" ‒ не на пути империализма, даже самого либерального».
Еще более радикально Гвоздев высказывался в отношении призывов сохранять «социальный мир»: «Ни мира, ни перемирия с руководителями того устаревшего уклада русской жизни, который был всегда враждебен интересам страны и привел ее в настоящее время к катастрофе, мы не признаем. Что касается сохранения социального мира между предпринимателями и рабочими, то прежде всего я должен заметить, что трудно говорить о сохранении того, чего нет и не было. Мы, рабочие, всегда были убеждены в том, что установление социального мира возможно лишь при решительном изменении всех общественных условий, что такой мир, мир в полном значении этого слова, возможен лишь тогда, когда исчезнут самые причины классовой противоположности и неравенства. (...) Порабощение рабочих, а именно к этому и приводит политика социального мира, вообще, в условиях нашей действительности в особенности, неизбежно повлечет за собой распыление и подавление рабочего класса как самостоятельной социально-политической силы. (...) Социальная реакционность значительной части представителей русского промышленного класса затрудняет возможность общего действия и тем укрепляет позицию русской реакции». А на петроградском съезде ЦВПК, состоявшегося в 1916 году, Гвоздев зачитал декларацию, в которой говорилось, что основной задачей рабочего класса рабочая группа считает «борьбу за созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права, за немедленное осуществление всех гражданских свобод: слова, собраний, печати, союзов и коалиций, за отмену всех национальных ограничений (...), за широкое социальное законодательство, за восьмичасовой рабочий день, за землю крестьянам и за немедленную амнистию по всем религиозным и политическим делам». «Его речь, ‒ отмечает О.Р. Айрапетов, ‒ была встречена бурными овациями, а председательствующий Коновалов даже не сделал попытки прервать выступавшего. (...) Гвоздев открыто ставил под вопрос цели войны, фактически призывал к миру "без аннексий и контрибуций", обвинял правительство в том, что оно развязало преследование евреев, мусульман и финляндцев, готовит "общероссийский погром", преследует Земский, Городской союзы и ЦВПК. В его словах содержался весьма слабо замаскированный призыв к революционному перевороту».
В 20-х числах января 1917 года К.А. Гвоздев на заседании бюро ЦВПК заявил, что рабочая группа в сложившихся условиях (арест московской рабочей группы) больше работать не может. 24 января 1917 года, как вспоминал генерал А.И. Спиридович, рабочая группа ЦВПК распространила среди рабочих прокламацию, в которой говорилось: «"Рабочему классу и демократии нельзя больше ждать. Каждый пропущенный день опасен. Решительное устранение самодержавного режима и полная демократизация страны являются теперь задачей, требующей неотложного разрешения, вопросом существования рабочего класса и демократии... К моменту открытия Думы мы должны быть готовы на общее организованное выступление". "Пусть весь рабочий Петроград к открытию Думы, завод за заводом, район за районом, дружно двинется к Таврическому дворцу, чтобы там заявить основные требования рабочего класса и демократии". "Вся страна и армия должны услышать голос рабочего класса. Только учреждение Временного Правительства, опирающегося на организующийся в борьбе народ, сможет вывести страну из тупика и гибельной разрухи, укрепить в ней политическую свободу и привести к миру на приемлемых, как для российского пролетариата, так и для пролетариата других стран, условиях"».
Не отреагировать на подобные призыва власть не могла, и в ночь на 27 января ею были арестованы 10 из 11 членов рабочей группы ЦВПК, среди которых был и К.А. Гвоздев. «Охранное Отделение видело, что надо действовать, ‒ вспоминал Спиридович. ‒ Ген. Глобачев, опираясь на последнее выступление Рабочей Группы, представил министру обстоятельный доклад о работе и планах Гучкова, Коновалова и Рабочей Группы и просил разрешения арестовать их всех. Протопопов не соглашался и, по настоянию Глобачева, собрал у себя совещание, на которое пригласил своего друга Курлова. Генерал Курлов поддержал Глобачева. Протопопов согласился на арест, но только одной Рабочей Группы. И то, по его решению, аресты должны были быть произведены по ордерам военных властей. Так министр общественник боялся Г. Думы. (...) Данные обысков были блестящи. Всем были предъявлены формальные обвинения в государственных преступлениях. О происшедшем было сделано правительственное сообщение. Удар был неожиданный и жестокий. Гучков и Коновалов, спасенные от ареста Протопоповым, забили тревогу и стали хлопотать за арестованных. (...) Однако правительство не отступило перед шумихой в деле Раб. Группы. Только премьера Голицына Гучкову удалось убедить, что Группа вела высоко патриотическую работу. Арестованные оставались в крепости».
Оказавшись на свободе в дни Февральской революции, К.А. Гвоздев принял самое активное участие в организации Совета рабочих и солдатских депутатов. На первом собрании он был избран в исполком в качестве члена президиума, заведующим отдела труда и секретариатом. По оценке социалиста Н.Н. Суханова, «это был также один из главных советских работников и одна из интереснейших фигур первых месяцев революции». «Кузьма Гвоздев, ‒ продолжал Суханов, ‒ ...с первых же дней стал главной основой всего дела труда в центральных советских учреждениях. (...) Положение Гвоздева было тем труднее, что (...) в распоряжении Гвоздева не было (...) популярности. Самородок-пролетарий, он возглавлял правое оборончество, социал-реформизм и оппортунизм в практике рабочего движения военно-революционной эпохи. Это течение не имело никакого кредита... ...Кузьма Антоныч по праву занял место "советского" министра труда, но взятый из гучковско-коноваловского "военно-промышленного" гнезда, Гвоздев в соответствии с этим, по своему направлению, по тенденциям и тяготениям не мог не держать курса на достойного члена Временного коалиционного правительства и на весьма подходящего министра труда (без кавычек) в кабинете Керенского. Ни подобный тип рабочего деятеля, ни подобный курс не могли ни создать популярности среди искони большевиствующего великорусского пролетариата, ни тем более поддержать популярность махрового соглашателя и капитулятора перед буржуазией в эпоху революции... (...) Во многих и многих случаях Гвоздев обнаруживал не только здравый смысл, но и большую гибкость мысли. Он был часто оригинален и всегда интересен этой бьющейся мыслью. И я всегда с неизменным интересом и, скажу, с немалой пользой внимал не особенно красным и бойким, довольно корявым речам моего постоянного противника в Исполнительном Комитете. Да не один я, а и все руководящие сферы справа налево прислушивались, когда Кузьма Антоныч начинал речь со своей урезонивающей манерой и своим неподражаемым, органически с ним слитым первобытным говором: "Господа... ведь теперича... мы занимаемой... дело в тем, что..."» «Гвоздев был коренастый широкоплечий человек с открытым взглядом немного выпуклых глаз, с густой шапкой волос. Живой и веселый, он держался просто, без претензий, по-рабочему», ‒ вспоминал А.И. Верховский.
В мае 1917 г. Гвоздев вошел в состав первого коалиционного Временного правительства в качестве товарища министра труда. Пиком политической карьеры рабочего-меньшевика стало его назначение 25 сентября 1917 года министром труда. Как утверждал А.И. Верховский, этого назначения добивались Коновалов и Терещенко. Однако министерский пост Гвоздев занимал всего лишь месяц, ‒ 25 октября 1917 года власть в стране захватили большевики. Его арестовали в числе прочил министров Временного правительства и заключили в Петропавловскую крепость. Но уже через 3 дня Гвоздев был выпущен на свободу.
С октября 1917 до конца 1918 г. К.А. Гвоздев был заместителем председателя рабочей кооперации Петрограда и окрестностей, одновременно (весной-летом 1918 г.) участвуя в создании антибольшевистского Собрания уполномоченных от фабрик и заводов. Отойдя вскоре от политической деятельности, Гвоздев, ставший с 1919 г. беспартийным, некоторое время работал в ВСНХ. В 1920 г. рабочий-революционер был арестован ВЧК и провел месяц в заключении. После освобождения Кузьма Антонович вернулся к советской службе, работая в Союзе металлистов, уполномоченным по Украине, а затем ‒ при Центросекции на юге. Он также трудился в ВЦСПС в отделе научной организации труда, был начальником Центрального бюро нормирования труда в НКПС и заместителем председателя правления ВСНХ. Последней должностью, которую занимал бывший руководитель рабочей группы ЦВПК, стала должность заведующего планово-экономической частью одного из секторов Паровозо-вагоно-дизельного объединения (1930).
12 декабря 1930 года К.А. Гвоздев был арестован и приговорен весной 1931 года коллегией ОГПУ за мнимую причастность к «контрреволюционной антисоветской организации меньшевиков» к 10 годам тюрьмы. Изучая во время заключения марксизм-ленинизм, Гвоздев, по его собственным словам, стал сторонником ВКП(б), однако это «прозрение» не спасло его от новых тюремных мытарств. После окончания 10-летнего срока в 1941 году, Гвоздев снова был осужден НКВД на 8 лет. Выйдя на свободу, бывший революционер был сослан в ссылку в Красноярский край, где крайне бедствовал. Обретя право покинуть спецпоселение лишь 30 апреля 1956 года, Гвоздев прожил на свободе менее двух месяцев, ‒ 26 июня 1956 года его не стало.
«Взятый от заводского станка в политические лидеры и министры, а затем с министерского кресла через тюремную камеру вновь переданный заводскому станку» (выражение Н.Н. Суханова), русский рабочий Кузьма Антонович Гвоздев стал одной из многочисленных жертв революции, на которую он возлагал свои надежды и торжеству которой способствовал своими действиями. Проведя в «стране победившего социализма» четверть века в местах лишения свободы, он своей судьбой в очередной раз подтвердил высказывание французского жирондиста Пьера Верньо о революции, пожирающих собственных детей...
Подготовил Андрей Иванов, доктор исторических наук
