Русский дождь

Когда дожди стеною серой

покроют русские поля -

мы сядем пить с тобой мадеру,

под грусть осеннего дождя.

Во времени давно прошедшем,

под монотонный стук колёс,

в буфете станции проезжей

куда нас этот дождь занёс.

Пора бесцветна и уныла,

но сердцу русскому мила

и эта Шишкина картина,

и в кадке пальма у окна.

И этот «символ прав субъекта» -

для жалоб и жлобов журнал,

графина грани цвета спектра,

и складок скатерти крахмал.

И всё согласно этой теме

и завязавшаяся нить,

и ускользающее время

перестающее вдруг быть.

- О русский дождь,

о неизменный,

что в прошлом веке, что сейчас,

тоскою тонкою, осенней

ты как мадерой поишь нас.

И вот мы здесь с тобой, приятель,

следим сквозь мутное стекло

за траекториями капель

в венецианское окно.

Мы ж только начали о Крыме

вести пространный разговор,

а вот уж первую открыли

и сразу вспомнили Мисхор.

А дождь всё моросию сыпет

и тем меняет тем настрой...

И визави мой снова выпил,

и черной закусил икрой.

(Икрой мадеру! Что за нравы!

О, современности оскал!

Бытописатели - вы правы -

культурный уровень упал!)

Но всё ж, мы спорим увлечённо

о том, что не писал Тацит...

Дождь вымывает чернь бетона,

и тот блестит как антрацит -

который в печь бросал лопатой

мой собеседник по столу,

когда законы сопромата

зубрил в застенках МГУ.

Читал тома какой-то чуши,

в надежде как-то стать умней.

Но в кочегарке было лучше,

чем на студенческой скамье.

Он говорит: - что как технолог,

не может так красиво врать -

и рассуждает о дорогах,

в которых должен враг застрять,

на подступах к родной столице -

таков наш русский архетип!

- А там глядишь, мороз случится

и супостат подхватит грипп.

- А он ж не знает как лечиться!

К нему из тундр придут песцы...

И вновь расширятся границы -

и в воду спрячутся концы,

что нам пророчили злодеи,

который век, который раз...

И свои тухлые идеи

пытались воплощать у нас.

Бывало, что и получалось -

в стране ухаб и дураков...

Но проходило время малость:

- и ярый звон колоколов,

очередной Победы дату,

над всей Россией прославлял!

А иноземных супостатов

метлой поганой изгонял!

А мы пошлём заказ, покуда,

за новой порцией вина,

как профилактики простуды,

и славных дней Бородина

в воспоминанье.

Повод веский.

За то и выпьем и нальём!

И всех застрявших под Смоленском,

незлобным словом помянём.

А дождь всё льёт и льёт на пашни.

А друг мой всё ведёт подсчёт:

- что Дарданеллы будут наши -

и всё окрест - что там ещё?!

К тому есть многие причины,

а как иначе может быть?

Ведь мы ещё доселе живы

и думаем ещё пожить.

Но тушат свет, столы сдвигают,

несвежей тряпкой моют пол.

Пора кончать, нам намекают,

сей задушевный разговор.

Ну да, мой друг, пора на выход -

нам не сидеть здесь до утра.

А жаль,

тут так тепло и тихо,

но честь уж знать давно пора.

Со шваброй, милая миледи,

нам шлёт свой пламенный привет!

И с Шишкина холста, медведи,

махают лапами вослед.

Что мы забыли здесь с тобою,

дождей дождавшись ноября,

когда они сплошной стеною

накрыли русские поля?

Не нам решать проблемы эти...

Их нам размах подвластен ли?

(«Мадера» кончилась в буфете,

а «Херес» так не завезли.)

А дождь всё сыплет мелкой пылью,

с зонтов за шиворот течёт.

Что на перроне мы забыли?

Буфет закрыт. Переучёт.

Часы стоят.

Платформы вымыты.

И дождь смывает все следы,

и капли серебра рассыпаны

на иглах елей голубых.

Уж ночь.

В ночи огни мелькают,

в идущих мимо поездах.

Там жизнь чужая протекает -

разносят чай, и на местах

своих ложатся спать на ложах

владельцы полок и плацкарт,

чтобы с утра опять продолжить

вояж свой,

среди карт и нард,

кроссвордов и холодных куриц,

привыкнув к миру тесноты...

И у окон глазеть, сутулясь,

как дождь смывает все следы.

(Все поезда в безумном мире

по колее летят на свет,

но наша колея - пошире -

и в прочем мире её нет.

А если есть, то там, далече,

куда не ходят поезда,

где в хладном, тёмно-синем небе

горит Полярная звезда.)

Но дождь когда-то перестанет,

не век стоять нам под дождём.

Мне говорил один татарин*,

что мы неправильно живём.

Что для Истории жить глупо,

когда жить надо для себя

и этот мир, живёшь покуда,

грести к себе и под себя.

- А вы, лихими петухами,

гребёте от себя, во вне!

Живёте словно на вулкане -

от Мировой войны к войне

Вселенской, общепланетарной -

оно вот надо вам проблем!

Ваш выбор, однозначно, странен

и глуп, и страшен ...и зачем?!

Такие длинные границы!

И необъятная земля!

Как так могло всё получиться?!

Всё потому, что от себя!

И он ведь прав, как европеец.

Из человеческих пород

наш род давно уж отщепенец -

в «семье народов» - мы урод.

И если б сгинула Россия,

дождём в разбухший чернозём,

уже б давно пришёл мессия

и всем везде устроил всё.

А так всё как-то эфемерно.

И неизвестность перспектив,

пугает и страшит безмерно

весь мировой наш коллектив.

Ну, всё.

Уже ничто не светит

с пустого неба ноября.

Увы нам,

правды нет на свете,

когда для всех она своя.

Одна есть правда -

Правда Божья -

она лишь Истина и Путь.

Но говорить об этом сложно

в наш век, когда уходит суть

всей нашей жизни человечьей,

как дождь уйдёт в густой туман.

И жизни смысл противоречен,

и цель её - сплошной обман.

Поговорить об этом можно,

но что об этом говорить?

Проходит жизнь, как сон,

всё в прошлом.

И оборвавшаяся нить.

И время...

На вокзале тихо.

Одни мы тут с тобой почти.

Дождь перестал.

Вдруг стали тикать,

часы вокзальные в ночи.

И времени опять не стало -

какой сейчас в России век?

Большими хлопьями на шпалы,

стал падать первый, рыхлый снег.

Снежинки ломкими краями

цепляли наших шляп края,

кружили вкруг, и покрывали

родные русские поля.

Выходит, нам не зря казалось,

что всё не кончится дождём...

Ну что, мой друг?

Зимы дождались.

Теперь уже не пропадём.

Примечание: * крымский татарин