itemscope itemtype="http://schema.org/Article">

«Ей, гряди, Господи Иисусе!»

Тайна смерти Н. В. Гоголя в свете его церковного мировоззрения. Часть 3

Новости Москвы 
0
1044
Время на чтение 26 минут

Части 1-2

<3>

Кончина Екатерины Михайловны Хомяковой стала трагическим рубежом в жизни Гоголя: им овладевает мысль о смерти; он почти ежедневно бывает в церкви.

1 февраля, в пятницу, Гоголь - у обедни в своей приходской церкви (Родительская суббота мясопустной недели в том году приходилась на 2 февраля - праздник Сретения Господня, поэтому поминовение усопших было перенесено на пятницу). После обедни он заходит к Аксаковым, хвалит свой приход и священника (отца Алексия Соколова, впоследствии протопресвитера Храма Христа Спасителя). «Видно было, что он находился под впечатлением этой службы, - вспоминала Вера Сергеевна Аксакова, - мысли его были все обращены к тому миру...»[1].

Разговор зашел о Хомякове. Вера Сергеевна заметила, что Алексей Степанович напрасно выезжает, потому что многие скажут, что он не любил своей жены. «Нет, не потому, - возразил Гоголь, а потому, что эти дни он должен был бы употребить на другое; это говорю не я, а люди опытные. Он должен был бы читать теперь Псалтирь, это было бы утешением для него и для души жены его. Чтение Псалтири имеет значение, когда читают его близкие, это не то, что раздавать читать его другим»[2]. Гоголь говорил также о впечатлении, которое смерть производит на окружающих, о том, возможно ли с малых лет воспитать ребенка так, чтоб он всегда понимал настоящее значение жизни, чтобы смерть не была для него нечаянностью... (при этом полагал, что это возможно).

На следующий день, 2 февраля, в праздник Сретения, Гоголь, как можно предположить, был в храме у обедни, а накануне - на всенощной. Днем он пишет письма разным лицам, в том числе матери и Василию Андреевичу Жуковскому, у которых просит молитв. «Мне все кажется, что здоровье мое только тогда может совершенно как следует во мне восстановиться с надлежащей свежестью, - обращается он к матери и сестрам, - когда вы все помолитесь обо мне как следует, то есть соединенно, во взаимной между собой любви, крепкой, крепкой, без которой не приемлется от нас молитва. <...> Подчас мне бывает очень трудно, но Бог милостив. О, если б Он хоть сколько-нибудь ниспослал нам помощь в том, чтобы жить сколько-нибудь в Его заповедях!»[3].

В письме к Жуковскому Гоголь в последний раз говорит о своем главном труде - «Мертвых душах»: «О себе что сказать? Сижу по-прежнему над тем же, занимаюсь тем же. Помолись обо мне, чтобы работа моя была истинно добросовестна и чтобы я хоть сколько-нибудь был удостоен пропеть гимн красоте небесной»[4].

В этих словах Гоголя, сказанных за три недели до кончины, писатель Русского зарубежья Константин Мочульский видит вершину той духовной лествицы, по которой писатель поднимался всю свою жизнь. «В этот день, 2 февраля 1852 года Гоголь достиг вершины своего духовного пути, - пишет исследователь. - В его торжественных словах - увенчание дела всей жизни: „пропеть гимн Красоте Небесной..."»[5].

Позволим себе не согласиться с подобным заключением. В письме к Жуковскому Гоголь не сказал ничего нового, чего бы он не говорил и раньше. Так, еще в феврале 1843 г. он писал Надежде Николаевне Шереметевой из Рима: «Чем глубже взгляну на жизнь свою и на все доселе ниспосланные мне случаи, тем глубже вижу чудное участие высших сил во всем, что ни касается меня, и не достает у меня ни слов, ни слез, ни молитв для излияния душевных моих благодарений. И вся бы хотела превратиться в один благодарный вечный гимн душа моя!»[6]. А отцу Матфею Константиновскому Гоголь признавался: «Видит Бог, ничего бы не хотелось сказать, кроме того, что служит к прославленью Его святого имени» (из письма от конца апреля 1850 г.)[7]; «Молюсь, чтобы Бог превратил меня всего в один благодарный гимн Ему, которым бы должно быть всякое творенье, а тем более словесное, чтобы, очистивши меня от всех моих скверн, не помянувши всего недостоинства моего, сподобил бы Он меня, недостойного и грешного, превратиться в одну благодарную песнь Ему» (из письма от 30 декабря 1850 г.)[8].

3 февраля, в воскресенье, Гоголь опять у обедни в своем приходе, оттуда пешком идет к Аксаковым, снова хвалит священника и всю службу, жалуется на усталость. «В его лице, - вспоминала Вера Сергеевна Аксакова, - точно было видно утомление, хотя и светлое, почти веселое выражение»[9]. Гоголь снова заговорил о Псалтири. «Всякой раз как иду к вам, - сказал он, - прохожу мимо Хомякова дома и всякий раз, и днем и вечером, вижу в окне свечу, теплящуюся в комнате Кате<рины> Мих<айловны>, - там читают Псалт<ирь>». На вопрос, был ли он у Хомякова, отвечал, что не был. «Мне кажется, - заметила Вера Сергеевна, - ему слишком было тяжело к нему ходить...»[10].

Гоголь еще занимается чтением корректур, но в начале Масленицы в нем замечают нечто тревожное. В понедельник, 4 февраля он снова заходит к Аксаковым. По словам Веры Сергеевны, в лице его видно было какое-то утомление. Он сказал, что скоро уйдет, что должен лечь пораньше, потому что чувствовал какой-то холод ночью. «Это нервный», - заметили сестры Аксаковы. - «Да, нервное», - ответил он совершенно спокойно. Видно было, что сам он не придавал этому значения. Сказал, что пойдет к Хомякову, но к нему не заходил[11]. Это было последнее свидание Гоголя с Аксаковыми.

Вечером того же дня он заехал к С. П. Шевыреву, чтобы сказать, что «некогда ему теперь заниматься корректурами». Степан Петрович и его жена, Софья Борисовна, заметили перемену в его лице и спросили, что с ним. Он отвечал, что «дурно себя чувствовал и кстати решился попоститься и поговеть» (11 февраля начинался Великий пост). «Зачем же на Масленой?» - спросил его Шевырев. - «Так случилось, - отвечал он, - ведь и теперь Церковь читает уже: „Господи, Владыко живота моего!" и поклоны творятся»[12].

Масленица (или неделя мясопустная) по церковному уставу является преддверием Великого поста: в это время уже не вкушается мясная пища. Службы по постовому чину с молитвой преподобного Ефрема Сирина и поклонами совершаются в среду и пятницу. Вероятно, слова Гоголя «ведь и теперь...» относятся ко всей Масленой неделе, а не только к понедельнику; и если Гоголь собирался говеть, то за богослужением среды он как раз должен был услышать молитву святого Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего...»[13].

Степан Петрович Шевырев. Литография В. Бахмана с фотографии К. А. Бергнера. 1840-е гг.

5 февраля, утром, Гоголь проводил на станцию железной дороги гостившего у графа Толстого ржевского священника Матфея Константиновского. Днем он пожаловался посетившему его Шевыреву на «расстройство желудка и на слишком сильное действие лекарства, которое ему дали»[14]. В тот же день Гоголь едет к своему духовнику, отцу Иоанну Никольскому, с которым познакомился еще в 1842 г., когда по приезде из-за границы жил у М. П. Погодина, в приходскую церковь Преподобного Саввы Освященного на Девичьем поле известить, что говеет, и с просьбой назначить день, когда можно приобщиться. Тот поначалу советовал дождаться первой недели поста, но потом согласился и назначил четверг, то есть ближайшую Божественную Литургию, так как в среду на Масленой ее служить не положено. С этих пор Гоголь прекратил всякие литературные занятия.

Начиная с 5 февраля он почти ничего не ест, большую часть ночей проводит в молитве. Доктор Алексей Терентьевич Тарасенков пишет в своих записках: «Масленицу он посвятил говенью; ходил в церковь, молился весьма много и необыкновенно тепло; от пищи воздерживался до чрезмерности, за обедом употреблял несколько ложек капустного рассола или овсяного супа на воде. Когда ему предлагали кушать что-нибудь другое, он отказывался болезнью, объясняя, что чувствует что-то в животе, что кишки у него перевертываются, что это болезнь его отца, умершего в такие же лета, и притом оттого, что его лечили. Трудно решить, сколько правды было в его словах; однако легко можно себе представить, что при такой внезапной перемене образа жизни он действительно становился болен. Впрочем, в это время болезнь его выражалась только одною слабостью, и в ней не было заметно ничего важного...»[15].

Тарасенков едва ли прав, говоря о том, что Гоголь резко изменил образ жизни (с его слов об этом писали потом и другие). Гоголь был православным христианином, исполняющим церковные обряды, и это было далеко не первое его говенье. Сомнение вызывает также следующее место из записок Тарасенкова: «Переменять свойство и количество пищи он не мог без вреда для своего здоровья: по собственному его уверению, при постной пище он чувствовал себя слабым и нездоровым. „Нередко я начинал есть постное по постам (говорил он мне), но никогда не выдерживал: после нескольких дней пощения я всякий раз чувствовал себя дурно и убеждался, что мне нужна пища питательная". (Эти слова были ответом на мое признание, что я делаюсь неспособным к хорошему исполнению своих обязанностей, если некоторое время употребляю постную пищу)»[16].

Из слов Тарасенкова с несомненностью следует только то, что сам он не постился в дни, определенные для этого Церковью. В отношении Гоголя его суждение принять за правду никак нельзя. Лев Иванович Арнольди, сводный брат Александры Осиповны Смирновой, свидетельствует, что Гоголь был необыкновенно строг к себе и боролся со своими слабостями. Так, в Италии он «сам бегал на кухню и учился приготовлять макароны. А между тем очень редко позволял себе такие увлечения и был в состоянии довольствоваться самою скудною пищей и постился иногда как самый строгий отшельник, а во время говенья почти ничего не ел» (Гоголь в воспоминаниях Л. И. Арнольди)[17].

Всеволод Андреевич Чаговец, наиболее авторитетный специалист начала ХХ века по семейным делам Гоголя, пишет, что Николай Васильевич не превосходил набожностью своих родных, «проникнутых с самых младенческих лет религиозным настроением и идеалами христианской жизни». И только в отношении соблюдения поста он держался несколько иного взгляда, нежели окружающие: «...в постные дни, когда в деревнях готовились разнообразные постные блюда, различные винегреты и т. п., он даже иногда бывал недоволен. „Какой же это пост, когда все объедаются еще хуже, чем в обыкновенные дни?" - говорил он, отодвигая подальше блюдо с какою-нибудь заманчивой постной пищей...»[18].

Несмотря на общую слабость, Гоголь продолжает выезжать из дома. 6 февраля, в среду, он посетил Шевырева. «Казалось, ему лучше: лицо было спокойнее, хотя следы усталости какой-то были видны на нем», - свидетельствует тот[19].

В один из этих дней Гоголя навестил Михаил Семенович Щепкин. «Видя его в хандре и желая его развеселить, - пишет Тарасенков, - рассказал он ему много смешного и, когда тот оживился, он напомнил, что у него нынче отличнейшие блины, самая лучшая икра и так далее, расписал ему обед так, что у Гоголя, как говорится, слюнки потекли. Гоголь обещался приехать обедать; условились во времени; но он приехал к Щепкину за час до обеда и, не застав его, приказал сказать, что извиняется и обедать не будет, оттого что вспомнил о прежде данном обещании обедать в другом месте. От Щепкина он возвратился домой и обедать не поехал никуда»[20].

Об этом эпизоде вспоминает в своих записках и Владимир Осипович Шервуд, в ту пору молодой художник, которому покровительствовал Гоголь, а впоследствии известный архитектор и академик живописи: «Когда Н<иколай> В<асильевич> ле<жал> больной, приехал Мих<аил> Семен<ович> Щепкин и з<вал> его на блины: б<ыла> Масленица, и т<а>к рассказал а<п>петитно о св<оих> блинах, что у Гоголя невольно загорелись глаза: „Отойди от меня, сатана, ты меня искушаешь"»[21]. Напомним, что в это время Гоголь держал строгий пост и готовился к причастию.

7 февраля, в четверг, рано поутру Гоголь едет в свою бывшую приходскую церковь, исповедуется и причащается там. Погодин со слов священника свидетельствует, что перед принятием Святых Даров, за обеднею, он «пал ниц и много плакал. Был уже слаб и почти шатался»[22].

Доктор Тарасенков мимоходом заметил, что духовник Гоголя, по-видимому, вовсе не понимал его. Но фактов, подтверждающих это свое суждение, не приводит. Погодин, однако, свидетельствует, что «старика Гоголь очень любил»[23]. Об этом же говорит и дочь Погодина Александра Михайловна Зедергольм. По ее словам, Гоголь в последние два года своей жизни часто присылал к ним с просьбой прийти к нему местного священника, настоятеля Саввинской церкви, возле которой жили Погодины: «К престарелому священнику этому Гоголь относился с глубочайшим уважением и любовью, этот священник часто исповедовал и приобщал Гоголя Св. Таин» (Гоголь в воспоминаниях А. М. Зедергольм)[24]. Именно отца Иоанна Никольского имел в виду Гоголь в письме к С.П. Шевыреву из Неаполя от 8 декабря (н. ст.) 1846 г., где он просит передать «Выбранные места из переписки с друзьями» своему духовнику: «Отыщи, пожалуйста, того самого священника, у которого я говел и исповедовался в Москве. Имени его не помню. Погодин или, еще лучше, - мать его должна знать его. Священник этот <...> мне очень понравился. Простое слово у него проникнуто душевным чувством. Все, что я услышал о нем потом, было в его пользу. Отдай ему один экземпляр книги, скажи, что я его помню и книгу мою нахожу приличным вручить ему как продолжение моей исповеди»[25].

Вечером того же дня (в четверг 7 февраля) Гоголь снова возвращается в ту же церковь и просит священника отслужить благодарственный молебен, укоряя себя, что забыл исполнить это поутру. Из церкви он заехал к жившему по соседству Погодину, который также заметил перемену в нем. На вопрос, что с ним, отвечал: «Ничего, я нехорошо себя чувствую»[26]. Просидев несколько минут, он встал - в комнате находились посторонние[27] - и сказал, что зайдет к домашним, но остался у них еще менее.

Граф Толстой, видя необычное состояние Гоголя, убедил его посоветоваться с врачом. Доктор Тарасенков пишет: «Призван был доктор Иноземцев, давнишний знакомец Гоголя, который нашел, что у него катар кишок, посоветовал ему спиртные натирания, лавровишневую воду и ревенные пилюли, запретил выезжать. Не веря вообще медицине и медикам, Гоголь не воспользовался и его советами как следовало, хотя и чувствовал себя весьма дурно»[28].

В эти дни Гоголя часто навещал С. П. Шевырев. В письме к Марии Николаевне Синельниковой (двоюродной сестре Гоголя, дочери его родной тетки по матери Екатерины Ивановны Ходаревской) от 2 апреля 1852 г. он рассказал многие подробности о последних днях и кончине Гоголя. «Доктор Иноземцев, - пишет Шевырев, - определил состояние его (Гоголя. - В.В.) катаральным и не находил в нем ничего важного. Впрочем, Николай Васильевич отвергал всякое медицинское пособие и врачу не верил. <...> Он почти не хотел говорить о своей болезни; сказал мне, что его постигла болезнь та самая, от которой умер отец его, что нашел на <н>его страх смерти, но что отец Матвей, ржевский священник, которого он очень уважал, успокоил его»[29].

«Я застал его с молитвенником в руках, - продолжает свой рассказ Шевырев, - говорил ему, что он напрасно напрягает умственные силы на молитву, что такая молитва требует сил телесных, что для больного довольно призывания имени Иисуса Христа (то есть Иисусовой молитвы. - В.В.). Но видно было, что весь он погружен был в молитву, готовясь торжественно к переходу в вечность. Семен говорил мне, что он ест очень мало, отказывается от всякой пищи и не принимает бульону. Я убеждал его именем всех его любящих принять пищу, которая могла бы подкрепить его. Я говорил ему, что пост - есть великая продолжительная наука, что нам невозможно от обыкновенной сытной пищи вдруг переходить к воздержанию великих подвижников Церкви; что покушения <на это> - самоубийство»[30].

«В тот самый день, как приобщился он Святых Тайн, - рассказывает далее Шевырев, - я был у него и со слезами, на коленях, молил его о том, но он как будто оскорбился такою просьбою; уверял меня, что ест весьма довольно»[31].

Из этих слов следует, что Шевырев, как и доктор Тарасенков, видели в говении Гоголя нечто необычное и болезнь его приписывали резкому переходу от обычной сытной пищи к строгому посту. Как видно, даже близкие Гоголю люди не понимали его душевного состояния. Хомяков говорил, что после смерти Екатерины Михайловны Гоголь «был в каком-то нервном расстройстве, которое приняло характер религиозного помешательства. Он говел и стал себя морить голодом...»[32].

Говение и причащение Гоголя на Масленицу было воспринято с недоумением многими его современниками. Между тем Масленая неделя, согласно установлениям Церкви, является началом подвигов воздержания. «Наступающие дни (Масленицы), - пишет преподобный Феодор Студит, - обыкновенно считаются у людей какими-то праздничными, по причине бывающих тут пиров и гуляний, не разумея, что дни сии чрез воздержание от мясоястия возвещают об общем воздержании, а не о пресыщении и пьянстве»[33].

Княжна Варвара Николаевна Репнина-Волконская вспоминала, что последний раз видела Гоголя в четверг на Масленой, то есть 7 февраля. «Он был ясен, но сдержан, - рассказывает она, - и всеми своими мыслями обращен к смерти; глаза его блистали ярче, чем когда-либо, лицо было очень бледно. За эту зиму он очень похудел, но настроение духа его не заключало в себе ничего болезненного; напротив, оно было ясным, более постоянно, чем прежде. Мысль, что мы его скоро потеряем, была так далека от нас; а между тем тон, с каким он прощался, на этот раз показался нам необычайным, и мы между собою заметили это, не догадываясь о причине. Ее разъяснила нам его смерть» (Из воспоминаний княжны В. Н. Репниной о Гоголе)[34].

После 7 февраля Гоголь перестал принимать у себя знакомых, даже тех, которым прежде никогда не отказывал. Однако в пятницу и субботу он еще продолжает выезжать.

Предсмертные записи Гоголя. Автограф

В ночь с 8 на 9 февраля после продолжительной молитвы на коленях перед образом Гоголь уснул на диване без постели и во сне слышал некие голоса, говорившие ему, что он умрет. В тревоге он призвал приходского священника и хотел собороваться, но когда тот пришел, Гоголь уже успокоился и решил отложить совершение таинства.

На следующий день, в субботу, он едет к Хомякову, у которого не был с 27 января, играет там со своим маленьким крестником. «В субботу на Масленице, - пишет Погодин, - он посетил также некоторых своих знакомых. Никакой особенной болезни не было в нем заметно, не только опасности; а в задумчивости его, молчаливости не представлялось ничего необыкновенного»[35].

10 февраля, в Прощеное воскресенье, Гоголь просит графа Толстого передать свои рукописи святителю Филарету, митрополиту Московскому, чтобы тот определил, что нужно печатать, а чего не следует: «Пусть он наложит на них свою руку; что ему покажется ненужным, пусть зачеркивает немилосердно»[36]. Граф не принял бумаг, опасаясь утвердить в нем мысль о смерти. С этого дня Гоголь перестал выезжать из дома.

Святитель Филарет был большим авторитетом для Гоголя и как богослов, писатель-аскет, и как духовный пастырь. Намерение довериться его суду не было для Гоголя новым. Ранее он не раз бывал у него и всегда отзывался о нем очень высоко. В записке к С. П. Шевыреву (конец 1851 г.) Гоголь замечал: «К митрополиту я хотел ехать вовсе не затем, чтобы беседовать о каких-либо умных предметах <...> Мне хотелось только прийти к нему на две минуты и попросить молитв, которые так необходи<мы> изнемогающей душе моей»[37]. Можно думать, что Шевырев был обеспокоен намерением Гоголя говорить с московским владыкой о втором томе «Мертвых душ».

В понедельник и вторник первой недели Великого поста в доме графа (на верхней половине) служили Великое повечерие. Граф и графиня говели; Гоголь, по всей видимости, говел вместе с ними. В эти дни читается Великий канон святого Андрея Критского с покаянным припевом: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя!» Гоголь едва смог подняться наверх по ступеням, однако отстоял всю службу. День он провел почти без пищи, ночь - в молитве со слезами. Граф Толстой, видя, как это изнуряет Гоголя, прекратил у себя богослужения.

В ночь с 11 на 12 февраля, в третьем часу, Гоголь будит своего слугу Семена, велит ему бесшумно подняться на второй этаж, где располагались печные задвижки, растопить печь в кабинете и затем сжигает бумаги. Наутро он (по запискам доктора Тарасенкова) сказал графу Толстому: «Вот что я сделал! Хотел было сжечь некоторые вещи, давно на то приготовленные, а сжег все. Как лукавый силен, вот он до чего меня довел! Я было думал разослать на память друзьям по тетрадке: пусть бы делали, что хотели»[38].

Физическое состояние Гоголя в эти дни резко ухудшается: очевидцы заметили в нем усталость, вялость и даже изнеможение - отчасти следствие обострения болезни, отчасти действие поста. Со слов графа Толстого известно, что Гоголь принимал пищу два раза в день: утром хлеб или просфору, которую запивал липовым чаем, вечером - кашицу, саго или чернослив. Но всего очень понемногу[39]. Он почти перестал разговаривать с теми, кто приезжал к нему. Характерно признание Шевырева: «...он тяготился моим присутствием и всех друзей своих допускал на несколько минут и потом отзывался сном, что ему дремлется, что он говорить не может. В положении его, мне казалось, более хандры, нежели действительной болезни»[40].

Собственно говоря, в таком поведении Гоголя не было ничего необычного. Крупный чиновник, дипломат и церковный писатель Александр Скарлатович Стурдза вспоминал, что «во время Великого поста Гоголь умел отторгаться без огласки от сообщества людей и посвящать по нескольку дней врачеванию души своей и богомыслию» (Гоголь в воспоминаниях и письмах А. С. Стурдзы)[41]. О том как Гоголь понимал говение, можно отчасти судить по его письму к М. П. Погодину 1843 г. из Дюссельдорфа, где он замечает: «...у тебя будет одно такое время, в которое ты будешь иметь возможность прожить созерцательною и погруженною в самого себя жизнью. Именно во время говенья»[42].

14 февраля, в четверг, Гоголь, по свидетельству Хомякова, сказал: «Надобно меня оставить в покое. Я знаю, что я должен умереть»[43].

В эти же дни Гоголь делает распоряжения графу Толстому насчет своего крепостного слуги Семена и рассылает деньги «бедным и на свечки». Средства, которые будут выручены от последнего издания его сочинений, он незадолго до этого просил раздать неимущим.

16 февраля, в субботу, Гоголь, по свидетельству графа Толстого, приобщился Святых Таин. Древний христианский обычай причащаться в субботу первой седмицы Великого поста издавна существовал на Руси (он связан с празднованием памяти святого великомученика Феодора Тирона, которое всегда совершается в этот день). Соблюдал его и Гоголь.

В этот же день Гоголя посетил доктор Тарасенков (впервые за время болезни) и убеждал его подчиниться указаниям врачей. Гоголь отвечал вяло, но внятно и с полной уверенностью: «Я знаю, врачи добры: они всегда желают добра». При этом ничем не выразил готовности следовать совету Тарасенкова. «Он смотрел как человек, для которого все задачи разрешены, всякое чувство замолкло, всякие слова напрасны...»[44].

16 или 17 февраля Гоголя навестил Дмитрий Николаевич Свербеев, который свидетельствует: «Я был допущен с предупреждением от слуги пробыть недолго. Принял он меня ласково, посадил и через две-три минуты судорожно вскочил со своего стула, говоря, что ему давно уже нездоровится. Нашел я его каким-то странным, бледным и, судя по глазам, чем-то встревоженным и пламенеющим. Я несколько подождал и от него вышел. Таким видел я его в последний раз, дней за пять пред концом»[45].

Граф Толстой стремился употребить все возможное для исцеления больного: просил Московского гражданского губеpнатоpа Ивана Васильевича Капниста, которого Гоголь любил и уважал, уговорить его послушаться указаний медиков; ездил к святителю Филарету, митрополиту Московскому, и рассказал ему об опасной болезни Гоголя. Владыка прослезился и сказал, что на Гоголя надо было действовать иначе: убеждать, «что его спасение не в посте, а в послушании»[46]. После этого он ежедневно призывал к себе отца Иоанна Никольского и приходского священника отца Алексия Соколова, расспрашивал их о болезни Гоголя и поручил им передать, что просит его исполнять назначения врачей (он не предполагал, что лечение это было мучительным и бесполезным). Но ничего не помогло.

«Духовник Гоголя навещал его часто, - пишет Тарасенков, - приходской священник являлся к нему ежедневно. При нем нарочно подавали тут же кушать саго, чернослив и проч. Священник начинал первый и убеждал его есть вместе с ним. Неохотно, немного, но употреблял он эту пищу ежедневно; потом слушал молитвы, читаемые священником. „Какие молитвы вам читать?" - спрашивал он. - „Все хорошо; читайте, читайте!"»[47].

Утром 18 февраля, в понедельник, отец Иоанн Никольский предложил Гоголю собороваться священным елеем, исповедаться и причаститься. Тот согласился с радостью. Все положенные на соборовании Евангелия он выслушал «в полной памяти, держа в руках свечу, проливая слезы»[48]. После чтения Евангелия Гоголь сказал: «Горе тем, кот<орые> теперь остаются жить! Теперь наступят страшные бедствия и войны» (<Воспоминания графа А. П. Толстого, записанные П. А. Кулишом>)[49]. Религиозное сознание Гоголя глубоко эсхатологично и укоренено в апокалиптике Нового Завета и святоотеческом наследии[50].

В этот день Гоголь, по свидетельству доктора Тарасенкова, слег в постель и больше уже не вставал. К нему приглашали знаменитейших московских докторов, но он наотрез отказывался лечиться[51]. «Трудно было предпринять что-нибудь с человеком, - вспоминал Тарасенков, - который в полном сознании отвергает всякое лечение»[52]. Как и в прежние годы, Гоголь был твердо убежден, что жизнь его в руках Господа, а не в руках врачей. «Ежели будет угодно Богу, чтобы я жил еще, - буду жив...», - говорил он[53].

19 февраля, во вторник, Гоголя посетил доктор Тарасенков. Гоголь лежал на диване, в халате, в сапогах, отвернувшись лицом к стене (на которой висел образ Богородицы), с закрытыми глазами; в руках у него были четки. Приехал профессор А. А. Альфонский, который предложил магнетизирование (гипноз)[54], чтобы покорить волю больного и заставить его принимать пищу. Приехали также доктора А. И. Овер и К. И. Сокологорский. Последний пытался делать пассы, но Гоголь, без сомнения, в это время читал про себя Иисусову молитву, и магнетизирование не удалось.

Граф Толстой, видя критическое положение, созвал консилиум, который подтвердил диагноз профессора Овера, что у Гоголя менингит, и принял решение лечить его насильно. Врачи действовали следующим образом: больного сажали в теплую ванну и обливали холодной водой; ставили к носу пиявки, тело обкладывали горчичниками. С Гоголем обращались как «с сумасшедшим», как «с человеком, не владеющим собою». Об этом рассказывает, например, в своих записках доктор Тарасенков[55].

Насильственное лечение, вероятно, ускорило смерть Гоголя. Последнюю ночь он был уже в беспамятстве. Елизавета Фоминична Вагнер, теща Погодина, на руках которой Гоголь скончался, свидетельствует: «...по-видимому, он не страдал, ночь всю был тих, только дышал тяжело; к утру дыхание сделалось реже и реже, и он как будто уснул...» (из письма Е. Ф. Вагнер к М. П. Погодину от 21 февраля 1851 г.)[56].

21 февраля, в четверг, около восьми утра, Гоголь преставился ко Господу. Последними его словами, сказанными в полном сознании, были: «Как сладко умирать!»[57]. Доктор Тарасенков, прибывший через два часа после смерти Гоголя, писал об увиденном: «Нельзя вообразить, чтобы кто-нибудь мог терпеливее его сносить все врачебные пособия, насильно ему навязываемые; лицо умершего выражало не страдание, а спокойствие, ясную мысль, унесенную с собою за гроб»[58].

Накануне, часу в одиннадцатом, Гоголь громко произнес: «Лестницу, поскорее, давай лестницу!..»[59]. Подобные слова о лестнице сказал перед смертью святитель Тихон Задонский, один из любимых духовных писателей Гоголя, сочинения которого он перечитывал неоднократно.

Владимир Алексеевич Воропаев, доктор филологических наук, профессор Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова

В печатном виде опубликовано в «Русско-Византийском вестнике» № 1 (2), 2019

(Продолжение следует)



[1] Там же. Т. 2. С. 888.

[2] Там же. С. 891.

[3] Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем. Т. 15. С. 464.

[4] Там же. С. 465.

[5] Мочульский К. Духовный путь Гоголя. Париж: YMCA-PRESS, 1976. С. 135.

[6] Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем. Т. 12. С. 173.

[7] Там же. Т. 15. С. 318.

[8] Там же. С. 386.

[9] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 891.

[10] Там же. С. 892.

[11] Там же. С. 888, 892-893.

[12] Там же. С. 107.

[13] По уставу в храме молитва преподобного Ефрема Сирина первый раз читается в среду на Масленой неделе, но, разумеется, эту молитву можно произносить в любое другое время, что Гоголь, судя по всему, и делал. Ольга Николаевна Смирнова, дочь Александры Осиповны, приводит его слова, сказанные за границей: «...я читаю эту молитву утром и вечером и советую вам поступать так же» (Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 351). В 1845 г. Н. Н. Шереметева послала Гоголю книгу святителя Иннокентия, архиепископа Херсонского и Таврического, «Молитва св. Ефрема Сирина. Беседы на Святую Четыредесятницу» (Харьков, 1844). По словам святителя, «при всей краткости сей молитвы в ней сокрыто великое богатство святых мыслей и чувств и весьма ясно изображены наши нужды духовные» (Иннокентий, архиеп. Херсонский и Таврический. Поучения на Св. Четыредесятницу на молитву св. Ефрема Сирина «Господи и Владыко живота моего». М., 1995. С. 3-4).

[14] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 107.

[15] Тарасенков А.Т. Последние дни жизни Н.В. Гоголя. С. 16-17.

[16] Там же. С. 9.

[17] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 384.

[18] Там же. Т. 1. С. 224.

[19] Там же. Т. 2. С. 108.

[20] Тарасенков А. Т. Последние дни жизни Н. В. Гоголя. С. 16.

[21] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 3. С. 715. Ср. в воспоминаниях А. О. Смирновой: «Нащокин и Щепкин позвали Гоголя на блины в пятницу в трактир Бубнова. Когда они за ним пришли, он наотрез отказался. Щепкин начал кощунствовать; он его взял за ушко: „Ты когда-нибудь будешь за эти слова раскаиваться, смотри, чтобы не было позд<н>о„» (Там же. Т. 2. С. 269). По словам Смирновой, это событие произошло в пятницу, то есть 8 февраля, но, по-видимому, она ошибается. Скорее всего, данный эпизод имел место во время говения Гоголя. Этому есть подтверждения и у других мемуаристов. В 1852 г. А. Н. Афанасьев со слов М. С. Щепкина записал: «На Масленой (незадолго перед смертью Гоголя) Щепкин пригласил его на блины, но Гоголь задумал приготовляться к говенью и не приехал, а когда Щепкин заехал к нему, не сказался дома» (Там же. Т. 3. С. 26).

[22] Погодин М. П. Кончина Гоголя // Москвитянин. 1852. № 5. Отд. VII. Современные известия. С. 47.

[23] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 505.

[24] Там же. С. 540.

[25] Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем. Т. 13. С. 443.

[26] Погодин М. П. Кончина Гоголя. С. 48.

[27] Это были Дмитрий Александрович Ровинский, собиратель и исследователь гравюры и лубка, и историк Иван Егорович Забелин (как следует из позднейшего примечания М. П. Погодина).

[28] Тарасенков А. Т. Последние дни жизни Н. В. Гоголя. С. 18.

[29] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 109.

[30] Там же.

[31] Там же.

[32] Там же. Т. 3. С. 198.

[33] Добротолюбие в русском переводе, дополненное: [В 5 т.] Т. 4. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1992. С. 505.

[34] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 3. С. 102.

[35] Погодин М. П. Кончина Гоголя. С. 47.

[36] Тарасенков А. Т. Последние дни жизни Н. В. Гоголя. С. 19.

[37] Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем. Т. 15. С. 459.

[38] Тарасенков А. Т. Н. В. Гоголь в последнее время жизни. Черновой автограф // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 3. С. 912.

[39] См.: Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 506.

[40] Там же. С. 109.

[41] Там же. Т. 3. С. 632.

[42] Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем. Т. 12. С. 284.

[43] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 507.

[44] Тарасенков А. Т. Последние дни жизни Н. В. Гоголя. С. 22.

[45] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 3. С. 850.

[46] Тарасенков А. Т. Последние дни жизни Н. В. Гоголя. С. 23.

[47] Там же.

[48] Погодин М. П. Кончина Гоголя. С. 48.

[49] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 399.

[50] См.: Воропаев В.А. Эсхатология Н. В. Гоголя [Электронный ресурс] // Язык и текст langpsy.ru. 2016. Том 3. №4. С. 9-24. (дата обращения: 29.08.2018).

[51] Ср. слова святителя Игнатия (Брянчанинова), сказанные незадолго до кончины брату Петру Александровичу Брянчанинову: «Прошу, когда я буду умирать, не вздумайте посылать за доктором, дайте мне умереть христианином, - не подымайте суматохи» (Полное собрание творений святителя Игнатия (Брянчанинова): [В 8 т.] Т. 1. М., 2001 С. 72).

[52] Тарасенков А. Т. Последние дни жизни Н. В. Гоголя. С. 24.

[53] Там же.

[54] Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет: «Употребление магнетизма есть отрасль волхвования» (Слово о чувственном и о духовном видении духов) (Полное собрание творений святителя Игнатия (Брянчанинова). Т. 3. М., 2002. С. 21).

[55] В 1898 г. В.И. Шенрок, публикуя отрывки из рукописи А.Т. Тарасенкова, где приводились подробности жестокосердного обращения врачей с Гоголем, сделал следующие примечание: «В настоящее время, кажется, уже можно сообщить открыто о грубо‐доброжелательных насилиях над Гоголем врачей, собиравшихся на консилиум. Грустно и страшно думать, что врачи, желая пользы пациенту, по совершенному нежеланию и неуменью вникнуть в его внутреннее настроение, истязали его и только напрасно, но беспощадно, отравляли его последние часы, предназначавшиеся больным для приготовления к ожидавшей его великой минуте. Обращение некоторых врачей было таково, что более деликатный по природе Тарасенков содрогался от жестокого обращения товарищей с пациентом» (Шенрок В. И. Материалы для биографии Гоголя: [В 4 т.] Т. 4. С. 862).

[56] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 3. С. 524.

[57] Там же. Т. 2. С. 110.

[58] Тарасенков А. Т. Последние дни жизни Н. В. Гоголя. С. 28.

[59] Там же. С. 27.

Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите "Ctrl+Enter".
Подписывайте на телеграмм-канал Русская народная линия
РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям.
Комментарии
Оставлять комментарии незарегистрированным пользователям запрещено,
или зарегистрируйтесь, чтобы продолжить

Сообщение для редакции

Фрагмент статьи, содержащий ошибку:

Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta

Полный список организаций, запрещенных на территории РФ, см. по ссылкам:
http://nac.gov.ru/terroristicheskie-i-ekstremistskie-organizacii-i-materialy.html

Иностранные агенты: «Голос Америки»; «Idel.Реалии»; «Кавказ.Реалии»; «Крым.Реалии»; «Телеканал Настоящее Время»; Татаро-башкирская служба Радио Свобода (Azatliq Radiosi); Радио Свободная Европа/Радио Свобода (PCE/PC); «Сибирь.Реалии»; «Фактограф»; «Север.Реалии»; Общество с ограниченной ответственностью «Радио Свободная Европа/Радио Свобода»; Чешское информационное агентство «MEDIUM-ORIENT»; Пономарев Лев Александрович; Савицкая Людмила Алексеевна; Маркелов Сергей Евгеньевич; Камалягин Денис Николаевич; Апахончич Дарья Александровна; Понасенков Евгений Николаевич; Альбац; «Центр по работе с проблемой насилия "Насилию.нет"»; межрегиональная общественная организация реализации социально-просветительских инициатив и образовательных проектов «Открытый Петербург»; Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Гуманитарное действие»; Мирон Федоров; (Oxxxymiron); активистка Ирина Сторожева; правозащитник Алена Попова; Социально-ориентированная автономная некоммерческая организация содействия профилактике и охране здоровья граждан «Феникс плюс»; автономная некоммерческая организация социально-правовых услуг «Акцент»; некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией»; программно-целевой Благотворительный Фонд «СВЕЧА»; Красноярская региональная общественная организация «Мы против СПИДа»; некоммерческая организация «Фонд защиты прав граждан»; интернет-издание «Медуза»; «Аналитический центр Юрия Левады» (Левада-центр); ООО «Альтаир 2021»; ООО «Вега 2021»; ООО «Главный редактор 2021»; ООО «Ромашки монолит»; M.News World — общественно-политическое медиа;Bellingcat — авторы многих расследований на основе открытых данных, в том числе про участие России в войне на Украине; МЕМО — юридическое лицо главреда издания «Кавказский узел», которое пишет в том числе о Чечне; Артемий Троицкий; Артур Смолянинов; Сергей Кирсанов; Анатолий Фурсов; Сергей Ухов; Александр Шелест; ООО "ТЕНЕС"; Гырдымова Елизавета (певица Монеточка); Осечкин Владимир Валерьевич (Гулагу.нет); Устимов Антон Михайлович; Яганов Ибрагим Хасанбиевич; Харченко Вадим Михайлович; Беседина Дарья Станиславовна; Проект «T9 NSK»; Илья Прусикин (Little Big); Дарья Серенко (фемактивистка); Фидель Агумава; Эрдни Омбадыков (официальный представитель Далай-ламы XIV в России); Рафис Кашапов; ООО "Философия ненасилия"; Фонд развития цифровых прав; Блогер Николай Соболев; Ведущий Александр Макашенц; Писатель Елена Прокашева; Екатерина Дудко; Политолог Павел Мезерин; Рамазанова Земфира Талгатовна (певица Земфира); Гудков Дмитрий Геннадьевич; Галлямов Аббас Радикович; Намазбаева Татьяна Валерьевна; Асланян Сергей Степанович; Шпилькин Сергей Александрович; Казанцева Александра Николаевна; Ривина Анна Валерьевна

Списки организаций и лиц, признанных в России иностранными агентами, см. по ссылкам:
https://minjust.gov.ru/uploaded/files/reestr-inostrannyih-agentov-10022023.pdf

Владимир Воропаев
Всяк умён: кто сперва, кто опосля
Гоголь о Крылове
03.03.2024
Рубцов и Гоголь
К годовщине смерти поэта
19.01.2024
«Православие и русская литература»:
Н.В Гоголь – «Размышления о Божественной Литургии»
10.11.2023
«Православие и русская литература»:
Николай Васильевич Гоголь – «Портрет»
07.11.2023
«Православие и русская литература»:
Н.В Гоголь – «Выбранные места из переписки с друзьями»
30.10.2023
Все статьи Владимир Воропаев
Новости Москвы
День памяти князя Петра Горчакова
Сегодня мы также вспоминаем сенатора кн. Ю.А.Долгорукова, министра В.Н.Ламсдорфа, художника В.И.Сурикова, конструктора А.Д.Швецова и маршала Л.А.Говорова
19.03.2024
«Фонд противостоит разрушающим сознание граждан деструктивным процессам»
К 35-летию Международного Фонда славянской письменности и культуры
16.03.2024
В нём было много красок
На смерть Александра Ширвиндта
16.03.2024
Все статьи темы
Последние комментарии