20 лет назад начались бомбардировки НАТО в Югославии. Впервые после окончания Второй Мировой в Европе начались бомбардировки.
Считается, что эти взрывы ракет, начинённых необогащённым ураном, разбудили тогда многих людей, в том числе и тех, кто посвящал часть своей жизни размышлениям на предмет культурных и мировоззренческих различий между Русской и Западной цивилизациями.
Собственно говоря, разговоры, как правило, развиваются по следующим схемам:
1. Пропасть между нами непреодолима, поскольку нам, по Божьему Промыслу, обетовано оставаться Третьим Римом, т.е. последним островком Божественной гармонии, воплощенной во вполне конкретном жизненном укладе жизни, в то время как Запад является плацдармом разворачивающегося процесса апостасии.
2. Никакой пропасти между нами давно уже нет, поскольку Россия, некогда бывшая Третьим Римом, нынче превратилось в сырьевой придаток Всемирной Хазарии.
3. Наши мировоззренческие различия обусловлены не просто принадлежностью к различным цивилизационным типам (например, «романо-германскому» и «русско-византийскому»), но принципиальной несовместимостью ценностей гедонистической цивилизации (т.е. тем, что в настоящее время подразумевается под «Западом») и сотериологического мировоззрения.
Для того, чтобы разговор о (не)возможности преодоления мировоззренческой пропасти был предметным, совершенно ясно, что в центре внимания должны быть те факторы, которые препятствуют/способствуют преодолению непонимания.
При этом весьма важно верно выстроить диспозицию. Ибо противопоставления: «атлантизм - континентализм», «европейство - евразийство», и даже «романо-германизм - византийство», как мне кажется, не вполне корректно отражают реалии современного состояния мысли и духа как у нас, так и у них.
Иными словами, разговор может иметь некоторый смысл в том случае, если будут вполне внятно определены предварительные понятия: что такое Запад? Что такое Русская цивилизация? В чем заключается «преодоление пропасти»? И главное: «во имя чего надобно эту пропасть преодолевать»?
Будучи пессимистом, мне, например, проще всего склонится, к разговору «по схеме N2». Трудно не согласиться со скептической формулировкой: «Мировоззренческая пропасть, несомненно, преодолима: посредством размывания русской цивилизационной идентичности, что уже довольно эффективно и делается».
Однако, мой небольшой опыт сотрудничества с европейцами несколько обнадеживает. И хотя русские люди продолжают захлёбываться в размывающем всё и вся потоке мировоззренческой отравы, на самом Западе есть немало людей, которых тошнит от пропаганды liberal values, и которые, к тому же, открыты для диалога.
В этой связи хочу поделиться некоторыми мыслями, возникшими вследствие разговоров, которые мы разговаривали с сотрудниками UNMIK («Миссии ООН на Косово») осенью-зимой 1999 года.
Разговоры «по схеме N3»
К сотрудникам UNMIK я был приставлен в качестве толмача. Не то, чтобы мой английский так уж хорош, но осенью 1999 в сербском гетто при монастыре Печка Патриаршия было немного людей, понимавших по зарубежному, а потому мне и довелось помогать сербам общаться с «международами».
Общаться приходилось в основном с КФОР-овцами из состава конвоев, которые сопровождали насельников немногочисленных сербских гетто; сотрудниками гуманитарных миссий; а также с подчинёнными месье Ле Руа, тогдашнего префекта города Печь, обзываемого «общечеловеками» на албанский манер - Пейя.
Именно эти разговоры и вселили тогда в меня известный заряд оптимизма относительно происходящего на планете. Дело, разумеется, не в том, что информация о перспективах построения глобализма, изложенная «из первых рук», что-то развеяла и как-то перековала. Отнюдь.
Дело в том, что тогда, в 1999-м многим казалось, что уже начался Конец.
Вот сейчас, вспоминая о НАТО-вской бомбардировке, принято говорить, что Сербия разбудила русских патриотов и вывела из состояния оцепенения.
Я не соглашусь с этими словами.
На мой взгляд, русские православные патриоты 90-х годов не просто бодрствовали, но, напротив, по вполне понятным причинам тревожно вглядывались в происходящие процессы. Поэтому НАТО-вская бомбардировка прозвучала не как набат, но как долгожданный сигнал.
Сигнал, который призвал даже не к тому, чтобы сражаться, а, скорее, к тому, чтобы красиво погибнуть.
Это уже потом мы говорили, что Сербия дала нам возможность доказать то, что Русь ещё жива. Доказать, прежде всего, себе самим. Но, повторюсь, в 99-м казалось, что Конец уже начался.
И вот как раз главное, что мне хотелось после возвращения из Югославии донести до своих единомышленников - это то, что ещё не всё потеряно.
Что на Западе много людей, которые могут стать нашими единомышленниками!
И не только потому, что их антиглобализм является манифестацией «антигламурного стёба», нет-нет. Люди, понимающие, что показатель Доу-Джонса - это не самое в жизни главное, ищут Смысла этой самой жизни.
Ищут у Кастанеды, у кого угодно - вплоть до откровенных каббалистов.
Но, вместе с тем, готовы внимать и тем, кто попробует «инкультурировать» проповедь Православия.
«Инкультурирование» - это объяснение чего-то на языке символов той культуры, к которой принадлежат слушатели. Процесс этот может превратиться в искажение и даже вульгаризацию основ веры, но может дать толчок к тому, чтобы какая-то душа потянулась ко Христу. А уж Он-то найдёт возможность вложить в каждую конкретную душу именно те чувства и мысли, которые и помогут обратившемуся человеку удержаться от погружения в суету и маету.
И вот это открытие - осознание того, что и на Западе «не все пути добра закрыты» - не просто уберегло от глубокого какого-то совсем уж беспоповского эсхатологического отчаяния, но и вернуло уверенность в небесполезности того, что можно назвать «внешней деятельностью».
* * *
Идею того, что «Господь, по-видимому, для того попустил, что сюда, на священную землю Косово, враз пришло столько иноземцев, дабы хоть таким образом познакомить их с Православием», одним из первых озвучил тогда иеромонах Петар (Улемек), человек, хорошо известный в близких к русско-сербской теме кругах.
Я тоже от всей души пытался приложить свои усилия на этом поприще, что, впрочем, приводило порою не просто к курьёзам, но и к конфликтным ситуациям.
Так, например, однажды я отказался переводить застольную тираду-поучение иеромонаха Иоанникия, служившего тогда в монастырском скиту близ села Будисавцы. На территории скита располагалась небольшая база португальских КФОР-овцев, и их капеллан, а также несколько офицеров нередко разделяли с нами трапезу, во время которой и велись разговоры «о высоком».
И вот однажды он потребовал, чтобы я перевёл португальскому капеллану что-то из разряда общих слов о том, что «мы потеряли Косово за свои грехи» и т.п. Я переводить этого не стал, т.к. боялся того, что словарного запаса на высокое богословие покаяния у меня не хватит, а португалец решит, что мы просто сознаёмся во всех тех преступлениях, которые навешало на режим Слободана Милошевича демократическое СМИ, обслуживавшее «информационный блицкриг» НАТО против Сербии.
А мозги-то КФОР-овцам промыли основательно. Складывалось ощущение, будто где-то глубоко под касками вмонтированы реле, которые включаются, реагируя на определенные звуковые сигналы. Во всяком случае, когда у нас в междоусобном разговоре промелькнуло упоминание посёлка Клина, общечеловеков буквально передёрнуло. Я сразу сообразил, что название посёлка Клина созвучно слову «зачищать», cleaning. Можно себе только представить: какое количество звуко-мин могло быть в переводе проповеди на тему покаяния в грехах!
Недолюбливавший меня о.Иоанникий занервничал, заявил, что всё, что я говорю - это моё личное мнение, которое не имеет ничего общего с официальной позицией священноначалия Сербской Православной Церкви и т.д. и т.п. Вплоть до того, что я - вообще, неизвестно кто, приехавший из Украины и объявивший себя русским писателем.
Через пару дней в Будисавцы уже пожаловали господин политрук или «особист». В общем, тогда всё обошлось словесной пикировкой и их обещанием, что НАТО и до Украины доберётся, ибо «в интересах мирового сообщества всячески поддерживать процессы демократии, а также препятствовать реставрации Российской Империи». Я, в свою очередь, пообещал им, что «пока они доедут до Украины, та часть Европы, которая отказалась от Евангелия, будет прилежно изучать Коран, а христианские страны будут нашими союзниками».
В качестве одних из потенциальных союзников я тогда, между прочими, назвал португальцев, к которым сербы из сектора оккупации West (северная часть Метохии) относились с симпатией.
Хорошо помню новостильное Рождество.
Португальцы, шумно отмечавшие центральный в католической традиции праздник, решили порадовать и нас, жителей скита, небольшими подарками. Принесли корзину с угощением и попросили, чтобы сёстры спели что-нибудь Рождественское. Я им объясняю, что по нашему календарю ещё пост, а Рождество мы станем славить лишь две недели спустя. Но, поскольку нас просят христиане (пусть и иной традиции), а быть в сегодняшней Европе христианином уже становится редкостью, то сёстры непременно споют.
Португальцы спели на своём наречии, причём запомнилось удивительно нежное Мадрэ Дэуш (Матерь Божья). После чего, сёстры велели мне организовать Рождественские подарки для шестерых солдат. Я принёс шесть деревянных крестиков, но португальцы, радостно галдя, запротестовали и расстегнули камуфляжи. У четверых из шести были не только нательные крестики, но и медальончики-иконки с Мадрэ Дэуш. Я тогда подумал, что если бы камуфляжные куртки расстегнули наши бойцы, то вряд ли бы у четверых из шести на груди была бы иконка с Богородицей.
Это меня вдохновило, и когда в монастырь прибыл какой-то колонелло, пожелавший осмотреть фрески, я вовсю пустился рассуждать о том, что христиане должны быть вместе, однако, это объединение возможно лишь после осознания того, в чем коренятся отличия наших культур. Я обратил внимание полковника на изображение Распятия.
- В православной традиции делается акцент на торжестве духа, а в латинской - на страдании тела..., - начал было я, однако полковник гневно перебил меня, заявив, что он - добрый католик, а его предки сражались с маврами, и он не потерпит оскорблений.
Ну, что ж. Не всякое экуменическое собеседование обязательно должно заканчиваться так, как хотелось бы нам. Просто я дерзнул рассуждать на такие тонкие темы с военным именно вследствие того, что наши беседы с сотрудниками UNMIK к указанному времени перешли уже от вопросов общемировоззренческих к тому, что можно назвать обменом мнений на духовные темы.
Итак, вернемся к архивистам из UNMIK.
Когда люди Ле Руа разузнали, что в монастыре Печка Патриаршия находится кадастровый архив, то они тут же прибыли к нам для того, чтобы эти папки изъять. Сербы поставили следующее условие:
- Прежде, чем вы этот архив отберете, наши сотрудники должны его перефотографировать.
«Общечеловеки» согласились, но выдвинули встречное условие:
- Пока вы будете его перефотографировать, наши сотрудники должны этот архив каталогизировать.
С этой целью в монастырь прибыли итальянец Андреа Данти, бельгиец Оливье (фамилии не знаю), а также переводчик из местных албанцев.
Сёстры категорически воспротивились пребыванию в стенах монастыря албанца, и тогда «общечеловеки» потребовали предоставить переводчика-серба. Так я попал в толмачи.
Когда мы познакомился с архивистами UNMIK, то, дабы найти общую тему, разговор скакал, что называется, с Бебеля на Гегеля. Ребята держались очень осторожно, ибо опасались провокаций. Но, в конце концов, остановились на разговоре о музыке. Я, как мог, показал, что нам, ведмедям, ведомы не только Глинка с Чайковским, но и андегрунд: хоть эпохи Вудстока, хоть Dead can Dance.
Помимо обычного бахвальства, безусловно, имевшего место быть, уже в первом же разговоре присутствовало нечто, что в дальнейшем мне более-менее удалось развить в наших разговорах «о высоком».
Оливье мне с первого взгляда совсем не понравился. Чисто внешне он напоминал педерастического авангардиста Энди Уорхола из кинофильма Оливера Стоуна «The Doors». Вообще-то, он оказался неплохим парнем, а его вера в то, что глобализация является панацеей, была совершенно искренней.
Зато Андреа мне понравился сразу. Ибо его ни в коем случае нельзя отнести к тем, о ком свт. Николай (Велимирович) писал следующее: «...приходят, чтобы насытить глаза, и фотографируют, без конца и края фотографируют, и внешнее все опишут - ради заработка этими самыми фотографиями и статьями. В сущности - они ничего не понимают: их знание входит через глаза и только через глаза... Не знают ни Бога, ни человека. Только животных. Ибо от Бога отреклись, а человека считают животным. Из-за этого утеряно и божественное, и человеческое, осталось лишь скотское...»
От разговоров про некоммерческую музыку перешли, в конце концов, к типам цивилизаций, но тут и выяснилось, что Тойнби для моих европейских сверстников уже не актуален.
Всё это деление на цивилизационные типы объявлены нынче достоянием «истории», а под «историей» понимается «доглобализационное время». Глобализация, исходя из этой логики, преподносится в качестве инструмента, позволяющего давать ответы на вызовы общепланетарного масштаба. И как раз рассуждения о различных типах цивилизаций для энтузиастов глобализации видятся чрезвычайно вредными, подрывающими дружбу народов и препятствующие построению очередной версии светлого будущего.
Исходя из этой логики, искренний глобалист классифицирует силы и идеи, присутствующие в мире как тех, кто препятствует процессу всемирного объединения, и тех, кто способствует этому. Причем представление о мотивации поведения тех, кто препятствует глобализму, выводится исходя из мифологической схемы, разделяющей человечество на «цивилизацию» и «варварство».
Бельгиец Оливье выдал по этому поводу тираду совершенно в духе А.Камю:
- Мы, люди западной культуры, одновременно исповедуем героизм и остерегаемся этих порывов. Не велика доблесть бросится в бой, если ты всю жизнь готовился только лишь к этому, если ты в своей жизни ничего не повидал. Вам и терять-то толком нечего! Впрочем, порою, мы тоже фантазируем на тему счастливого и беззаботного варварства. Но эта болезнь легко излечима: перед нами ваш пример. Мы видим, куда могут завести героические фантазии! Отшатываясь от вас, мы возвращаемся к цивилизованной жизни.
На этот выпад возразить было несложно. Я напомнил бельгийцу, что мы, русские, точно так же, как и они, умеем нажимать на кнопки приборов бытовой и не только электротехники, и песни слушаем примерно те же, что и они.
А если у нас пока еще проколотые пирсингом носы в диковинку, так это свидетельствует не о нашем варварстве, а, скорее, наоборот.
В конце концов, обсуждение перешло несколько в иную плоскость. На смену противопоставлениям: «Русско-византийский тип против Романо-германского», а также «Континент против Океана», пришла простая и ясная диспозиция.
Между прочим, именно по этому критерию в своё время произошло разделение русских мыслителей на «западников» и «славянофилов».
Уж сколько говорено-переговорено о том, сколь неудачны эти названия!
Дело-то не в любви к славянам или, соответственно к Европе. Славянофильство - это такое направление в русской мысли, которое вернуло утраченное после Раскола сотериологическое и эсхатологическое сознание. А для разнообразных и разнокалиберных россиян-западников - начиная от захолустного чиновника и оканчивая Герценом или Бакуниным - характерно антропоцентрическое мышление. Это не значит, что они были отъявленными гедонистами, нет! Но в основе всего их мировоззрения был именно человек в перспективе земной жизни.
В мировоззрении славянофилов человек воспринимался в перспективе Вечности, а судьба обуславливалась спасением души.
Таким образом, ранних славянофилов корректнее позиционировать не как идеологов русско-византийской цивилизации, а как светских богословов, пытавшихся выйти из плена немецкой философии да официальной церковной схоластики.
А в «западники» угодили все те, кто никоим образом не относился к славянофилам. Нельзя сказать, повторюсь, что наши «западники» не любили Россию, что были гедонистами и поголовно были отъявленными безбожниками. Но Господь оставался в рамках их мировоззрения не просто одним из факторов, обуславливающим цели и смыслы, но Тем, о Ком вне круга семьи и говорить-то не очень прилично.
Вот и мы с Андре и Оливье, в конечном итоге пришли к такому перепутью.
И впрямь, о каком духе протестантизма, некогда присущем не только Максу Веберу, но и Робинзону Крузо (из неадаптированной версии книги), можно говорить применительно к нынешним европейцам-северянам!? О каком духе Контрреформации можно говорить применительно к нынешним европейцам-южанам?
Поэтому, когда мы говорим о пропасти между Россией и Романо-германским Западом, следует понимать, что речь идёт о двух мировоззрениях, одно из которых призывает «брать от жизни всё», а другое - памятовать «о часе смертном».
Таким образом, становится понятным как предмет разговора, так и круг возможных собеседников.
* * *
В сербских православных церквях Косова и Метохии дети разных народов ведут себя по-разному.
Поляк Ежи, заходя в собор, метал земной поклон, а французские солдаты фотографировались на фоне иконостаса, дурашливо изображая из себя цирковых силачей; многие испанцы и португальцы подходили к аналою и прикладывались к иконе, а некоторые голландцы даже не снимали головных уборов.
Однажды, после того, как группа итальянских офицеров побывала в монастыре Високи Дечани на обряде пострижения в монахи, выходец из Бразилии капитан Муче растроганно говорил нам:
- Теперь я понял, что своими догматами вы сумели сохранить то, что ускользает из нашей католической церкви.
Во время богослужения капитан осенял себя крестным знамением по православному, целовал раку с мощами и подходил к владыке Артемию под архиерейское благословение. Но экуменистом в вульгарном смысле слова он, разумеется, не был.
* * *
Экуменисты требуют отдельного разговора.
Для русского православного патриота экуменизм представляет собою некую синкретическую лжецерковь, которая, в конечном итоге, станет сообществом тех, кто примет отца Лжи вместо Христа.
По большому счету, так оно и есть, однако, экуменизм экуменизму рознь. Одно дело - релятивистская всеересь о том, что каждый, дескать, по своему прав и всякий «духовный опыт» имеет право на существование и является одной из «лестниц на Небо».
Совсем другое дело, когда под «экуменизмом» понимается диалог между православными, которые способны излагать основы святоотеческого понимания самой сути спасения, и западными христианами, готовыми отказаться от юридической модели мышления.
Однако чаще всего под «экуменизмом», впрочем, понимается тактическое объединение христиан, которые собираются сообща решить какую-то социальную проблему.
Вот, какой случай приключился в монастыре Печка Патриаршия накануне Рождества. Тогда к нам зачастили группы экуменически настроенных харизматов. Эти группки формировались тут, на Косово. Одна из таких группок пожаловала в монастырь. Нам, не испорченным политкорректностью, группка показалась весьма комичной - чернокожие американцы во главе с литовцем. Так его насельники монастыря и прозвали: «Литуанец - шеф црнацов». Я проболтался литовцу о своём происхождении - в результате чего разговор охладился, но зато перешел на русский язык:
- Знаете, что! Пора кончать с амбициями по поводу каких-то обрядов. Необходимо объединяться перед опасностью нового врага, - чеканил «шеф црнацов», - New Age опаснее большевизма.
Поскольку передо мною был харизмат, то говорить о прелести духовной особого смысла не имело. Поэтому я решил использовать аргументацию другого уровня.
- Понимаете, - стараюсь говорить очень медленно и спокойно, - одно из наиболее существенных разногласий между христианским Востоком и христианским Западом - это вопрос конечной цели и смысла истории. На Западе торжествует сейчас миф о бесконечном прогрессе. Следовательно, любое событие оценивается именно в этой перспективе: как приближающее либо как отталкивающее от глобального всепланетного царства любви.
Мы, православные, это всепланетное царство воспринимаем совсем наоборот. Ибо согласно православной эсхатологии, это глобальное царство будет приуготовлено для антихриста. Которого вы, экуменисты, сами же хлебом-солью и встретите.
Вы уже сейчас создаете ему инструмент управления. Сами же структурируете человечество, да еще и втыкаете этому самому человечеству в головы электроды. Как же мы можем с вами объединяться? Во имя чего? И во имя кого? Во имя того, кого иудеи по роковой ошибке примут за Мошиаха?
Литовец был потрясен. Он не стал мне приводить никаких цитат из Писания, уже было вытащенного из ножен. Очевидно, что с такой аргументацией он встретился впервые. Он задумчиво пробормотал лишь:
- Об этом стоя не говорят. Об этом нужно говорить не на ходу. Нужно все это как следует взвесить...
Увы, больше мы с «литуанцем - шефом црнацов» не встречались. Однако для меня тот эпизод был очень важным.
Я впервые тогда столкнулся с тем, что экуменизм и синкретизм - это не одно и то же! Более того: экуменисты борются с синкретизмом. Тем самым синкретизмом, который у нас в среде русских православных патриотов и преподносится в качестве «экуменизма». (Помните нашумевший фильм греческих документалистов про сборища в Канаде, Австралии и т.п.)
Воплощением синкретизма является культура New Age. И борьба с этой самой неоязыческой культурой столь привлекательна для многих западных христиан, что они клюют на удочку.
Итак, смешивать экуменистов с синкретистами ни в коем случае нельзя! Поскольку это приводит лишь к путанице. А всё гораздо хуже.
Экуменисты одну из своих задач видят именно в том, чтобы противодействовать распространению неоязычества. И для объединения своих усилий пытаются сформировать общехристианский фронт сопротивления. Но в том-то и дело, что вынужденная дружба против колдовства приводит к дружбе во имя лжи.
И когда придет время антихриста, то не исключено, что эти все ведьмы из Сеула или же рериховки из районных отделов народного образования, будут принесены в жертву руками самого же Мошиаха. Они ему больше будут не нужны.
Кроме того, впервые в жизни мне удалось заставить задуматься протестанта. Значит, с ними можно разговаривать. Если, конечно же, оставить схоластику и рассуждать о самом главном оперируя теми понятиями, которые будут что-то значить для собеседника.
* * *
Конечно же, говоря о Западе, речь идёт не об одних только искренних экуменистах. Да и частные случаи переубеждения кого-то являются, всё-таки, исключением, а вовсе не правилом. А потому нет особого смысла рассуждать о возможности выработки более-менее эффективной методики миссионерства.
С протестантами невозможно разговаривать, поскольку согласно их мировоззрению суть спасения заключается в «оправдании верой», а это самое «оправдание верой» можно трактовать весьма широко.
Точно такая же свобода маневра есть в запасе у идеологов, рассуждающих об «оправдании заслугами». Именно это «искупление заслугами», как известно, и составляет стержень латинского мировоззрения.
И «существом веры», и критериями «спасительности заслуг» можно вертеть так цинично, что у людей, ищущих ответы на вопросы о Самом главном, не остаётся не только благоговения, но даже и элементарного уважения по отношению к такого рода «христианству».
Так что же понимать под образом мысли, который присущ людям Запада, ищущим ответы на эти вопросы?
Мне кажется, что «латынью ХХI века» следует считать категории пантеистического мышления. Речь идёт об анализе психосостояний, размышлениях об энергиях и т.п.
Ничего нового в этом нет. Точно так же мистицизм рубежа XVIII-XIX веков был реакцией на витийства схоластов да на вульгарный материализм вольтерьянцев.
Тогда, как известно, мистически настроенные аристократы проявили искренний интерес к тем текстам, которые сейчас известны нам как «Добротолюбие».
Вот и сейчас, православным вполне можно найти общий язык с пантеистами, каковыми являются духовно ищущие люди современного Запада. Впрочем, как показывает опыт, главной опасностью в рассуждениях о собственно духовных вещах на языке пантеизма, могут привести к тому, что православное представление о спасении может быть воспринято в качестве исторически сложившейся оригинальной разновидности йоги.
Попробуй расскажи «на пальцах» о критериях истинности духовного опыта!
Когда-то ведь уже пытались «на пальцах» объяснить суть спасения носителям правового сознания. И что получилось? «Господь - Судия, нечистый - обвинитель, Христос - адвокат, пребывание в чистилище - «отматывание» разных сроков...» Потом к этому добавились ещё и суеверия, проистекающие из понятий рыцарского кодекса чести, и получилась идея сатисфакции, которая и легла в основу того, что мы называем схоластикой, суть которой едко, да метко сформулировал Лев Николаевич: «Если все грехи за меня совершил Адам, и все их за меня искупил Христос, то мне остаётся лишь расписаться в получении...»
* * *
Пожалуй, это превращение христианства в карикатуру и было одной из основных причин расхристывания вначале западной, а позже и нашей культуры. И духовно одарённые люди, не удовлетворяющиеся тем образом жизни, который соответствовал образу мысли в категориях оправданий и искупления, стали искать иные пути.
Но если харизматам, ратующим за преображение души в единении со Духом Святым, показалась необязательной духовная брань, освобождение от страстей, то для новых пантеистов необязательным оказался уже и Сам Христос.
Можно ли для этих людей, людей безусловно неравнодушных и уж вовсе не гедонистов подобрать какие-то слова, повествующие о святоотеческом понимании спасения? Можно.
Но что показывает опыт?
Выдающиеся мыслители Русского рассеяния, столько сил вложившие в создание школы, в конце концов для одних стали маленьким штрихом в истории, а для других - мишенью для обличений.
Значит, преодоление пропасти заключается не в подыскивании ключиков, не в инкультурировании, а в чем-то другом.
«Стяжи Дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся».
Невольно вспоминаются наши взаимоотношения с мусульманами.
Пока Русская цивилизация была чем-то совершенным по сравнению с укладом жизни, привычным для детей гор и пустынь, пока Русская цивилизация была олицетворением героизма и культуры, те же самые мусульмане стремились русифицироваться, стать частью России.
Как только люди, проживающие в столице, начали демонстрировать и даже навязывать совсем иной образ поведения и распространять совсем иной дух, для детей гор и пустынь эта самая цивилизация, ложно понимаемая ими в качестве «русской», стала восприниматься чем-то не просто недостойным, но вредными опасным. Это всё совершенно очевидные вещи. Хотим, чтобы нас уважали, нужно вести себя соответственно.
То же самое с духовно ищущими людьми Запада - искренними экуменистами, да разного рода антиглобалистами.
Не слова они хотят слушать, а соприкоснуться с тем, что является воплощением святости.
В буквальном смысле слова.
Их западные души ведь точно так же хотят мира, как и наши с вами души.
Они ещё вовсе не поголовно пленены мамоной и прочим гламуром.
Ищут духовного - кто у Кастанеды, кто у каббалистов.
Но ищут же!
***
Это понимание родилось там - в секторе оккупации West, то бишь, северной части долины Метохия в оккупированном крае Косово.
Что ж. Дух духом чует. Так что дело осталось за малым.
Преодолеть пропасти, разрывающие современных русских православных людей на секты и толки; поставить во главу угла своей жизни простые и совершенно конкретные инструкции Саровского Чудотворца; тогда и вернётся в нашу обыденность Господь.
И все станет по-другому.
Харизматы да пантеисты тогда и спросят: «Как же вам это удалось-то? Подскажите, что мы делаем не так?»
И вот тут то - мы им всё и расскажем.
П.С.
Несколько итальянских бойцов КФОР-а после продолжительного общения с владыкой Артемием присоединились к Православию.
Андре «забил» на карьеру и уехал из демократизирующегося Косова к невесте в Женеву.
Да и бельгиец Оливье оказался не таким уж и глобалистом. Как-то уже перед расставанием, он признался, что помогает своим родителям ковыряться в огороде, а думать предпочитает по-французски, хотя общаться приходится в основном на инглиш.
Новозыбков, Брянская область, январь 2011.
Тихомиров Павел Вячеславович
